Виктория Холт - Лорд-обольститель

• Название: Лорд-обольститель
• Автор: Виктория Холт
• Издательство: Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга»
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2010
• ISBN: 978-966-14-3212-2

Талантливой художнице Кейт не суждено получить признание в викторианской Англии, потому что, по общественным представлениям, творцом может быть только мужчина. После множества потрясений судьба дает ей лишь один счастливый шанс: девушка знакомится с нормандским аристократом, бароном де Сентевиллем, и вскоре он уже восхищается ее талантом. А вот художницу отталкивают жестокость и высокомерие барона, привыкшего к беспрекословному подчинению. Чем закончится противостояние двух сильных натур?

---

— Мы ожидали большой поток раненых, — говорил он, — но, видимо, неприятель понял, что от такой тактики мало проку. Немцы, конечно, могут продолжать обстреливать Париж, но он ведь очень большой, а жители, видя, как враг уничтожает их город, лишь сильнее ожесточаются и обретают решимость защищать его до последней капли крови. Эти пруссаки умеют воевать, и я думаю, что они попытаются, не расходуя снарядов, попросту заморить нас голодом.

— Мрачная перспектива.

— Безусловно. А этим Бонапартам придется за многое держать ответ.

Он был убежденным республиканцем. Меня политика совершенно не интересовала, но я была безмерно благодарна ему за помощь.

Жанна каждое утро отправлялась на поиски съестного, а когда она возвращалась, мы с радостным волнением распаковывали ее корзинку. В доме был изрядный запас муки, из которой можно было печь хлеб. Это позволило бы какое-то время продержаться, если бы закончились все остальные продукты.

Днем я обычно гуляла с Кендалом, а Жанна оставалась дома, чтобы в случае необходимости оказать помощь барону. Я никогда не уходила далеко и, конечно же, не спускала глаз с Кендала.

Объяснив ему, что случилось с Николь, я еще раз изумилась тому, как легко дети приспосабливаются к обстоятельствам. Похоже, он понял, что идет война, которую французы уже проиграли, вследствие чего все мы очутились в осажденном городе.

Полки магазинов были практически пусты, так как большинство продуктов раньше завозилось из окрестных деревень. Тогда мы часто слышали, как грохочут по мостовой подводы, направляясь на рынки и в магазины. Теперь никто не приезжал в Париж и никто не мог его покинуть.

Дни шли сплошной чередой, неотличимые друг от друга, зато тихие. Эта монотонность настораживала, потому что во время осады изменения наступают, как правило, без предупреждения.

К барону быстро возвращались силы. Его нога все еще была в плачевном состоянии, но более жизнеспособного человека трудно было бы себе представить, и он стремительно восстанавливался после ранения.

Он уже мог сидеть, для чего я подкладывала под его больную ногу подушки. А вскоре пришел черед палки, на которую барон опирался, ковыляя по комнате. Поначалу его изматывали даже самые короткие прогулки, и уже через несколько минут он обессиленный валился на кровать.

Странно было видеть этого человека лишенным столь привычной для него мощи.

— Вы похожи на Самсона, — говорила я ему, — у которого остригли локоны.

— Но ты же помнишь, — отвечал он, — что его волосы отросли вновь?

— Да. К вам тоже вернется былая сила.

— К чему она инвалиду?

— Все могло быть гораздо хуже.

— Но могло быть и лучше, — не без иронии заметил он.

— Вы намекаете на то, что если бы я не проявила ослиное упрямство и не отказалась покинуть Париж, как вы предлагали ранее, то сейчас с вами этого бы не произошло? И Николь была бы жива…

Мой голос сорвался, и он поспешил утешить меня:

— Мы все совершаем ошибки… иногда.

— Даже вы, — съязвила я в порыве внезапно проснувшейся враждебности.

— Да, — ответил он, — увы, даже я.

Наши отношения изменились. Это было неизбежно. Он был пациентом, я была его сиделкой, а все мы находились в крайне опасной ситуации. В любую секунду смерть могла пожаловать за любым из нас.

В глубине души я надеялась на то, что если она явится, то заберет меня и пощадит Кендала и барона. Я лежала ночами без сна и думала: в этом случае барон позаботится о Кендале. Я ни за что на свете не хотела бы, чтобы из моего сына вырос еще один Ролло, но он вырастит Кендала, и он его искренне любит. Поэтому, пожалуйста, Господи, возьми меня и пощади их…

Слуг у нас уже не осталось. Они ушли еще до смерти Николь. У некоторых из них хватило ума покинуть город. Это в основном были деревенские девушки, которым было куда возвращаться. Так что в огромном доме оставались лишь Кендал, барон, Жанна и я. Консьерж с женой по-прежнему жили в своей квартирке, но старательно избегали нас.

Я проводила с бароном очень много времени. Входя в комнату, где он лежал, я неизменно замечала радость, озаряющую его глаза. Иногда он говорил:

— Тебя не было так долго.

Я на это отвечала:

— Теперь вы не нуждаетесь в постоянном уходе. Вам уже гораздо лучше, а у меня, знаете ли, есть и другие дела.

Так я разговаривала, с оттенком суровости, как и прежде.

— Посиди со мной, — просил он. — Поговори… Что там еще затевают эти безумцы?

И я пересказывала ему все, что слышала о войне, в частности то, что пруссаки окружают Париж и стремительно продвигаются на север страны.

— Они захватят большие города, — уверенно заявил барон, — но не станут связываться с небольшими замками вроде Сентевилля.

Также рассказала я и о том, что из магазинов почти полностью исчезли продукты, и если так будет продолжаться, скоро вообще нечего будет есть.

— А вы посадили себе на шею еще один голодный рот, — усмехнулся барон.

— Я вам задолжала, — ответила я. — И предпочитаю расплачиваться с долгами.

— Значит, баланс изменился. Теперь должник ты!

— Нет. Но вы спасли жизнь моему сыну, и за это я буду ухаживать за вами, пока вы не поправитесь настолько, чтобы стоять на собственных ногах.

Он попытался взять меня за руку, но я быстро ее отняла.

— А тот небольшой проступок?

— Вы имеете в виду свою дикую выходку? Нет, этот долг вам никогда не оплатить.

— Я все же попытаюсь заслужить у тебя отпущение грехов, — кротко проговорил он.

Общий тон наших бесед не менялся, хотя подчас в них закрадывались игривые нотки, и мы начинали подтрунивать друг над другом.

Барон выздоравливал. Рана затягивалась, прогулки по дому теперь давались ему намного легче. Но после обеда я неизменно заставляла его ложиться в постель, а сама отправлялась гулять с Кендалом, оставляя дом на попечении Жанны.

Он всегда нетерпеливо ждал моего возвращения.

— Мне не нравятся эти ваши походы, — однажды сказал барон.

— Но мы же не можем все время сидеть дома.

— Я не нахожу себе места, ожидая вашего возвращения, а это мешает моему выздоровлению. Никакая уважающая себя сиделка не станет подвергать пациента подобным испытаниям.

— Очень жаль, что я не соответствую вашим представлениям о сиделках.

— Кейт, — посерьезнел он, — посиди со мной. Я считаю, что ты могла бы стать кем угодно, стоит лишь захотеть. Хочу сказать одну странную вещь… Вот лежу я здесь, искалеченный, слабый. Возможно, останусь инвалидом на всю оставшуюся жизнь… Мы находимся в осажденном городе, где смерть постоянно заглядывает в окна, и не знаем, какая новая трагедия подстерегает нас в каждое мгновение жизни… И все же я счастлив. Кажется, я еще никогда не был таким счастливым.

— В таком случае вы, должно быть, влачили необычайно убогое существование.

— Не убогое… бессмысленное. Вот в чем дело.

— И вы считаете, что нынешний этап вашей жизни исполнен смысла, хотя всего лишь лежите… восстанавливаете силы… едите, когда нам удается добыть немного еды… и беседуете со мной.

— Вот именно, в этом все дело! То, что ты рядом со мной… заботишься, как ангел-хранитель… не позволяешь подолгу ходить… кормишь кашей… это самое странное из всего, что со мной когда-либо происходило.

— Для меня это тоже весьма необычный опыт.

— Кейт, это все неспроста.

— Что?

— То, что я так счастлив… счастливее, чем когда-либо в жизни… находясь здесь, с тобой.

— Будь вы покрепче, — съязвила я, — то живо раздобыли бы лошадь, так что через час и след бы ваш простыл.

— Для этого потребовалось бы намного больше времени. Кроме того, лошадей скоро не будет. Их съедят.

Я содрогнулась.

— Им же надо что-то есть, — продолжал барон. — Но мы о чем-то говорили… Я бы покинул город только с тобой и малышом… и, конечно же, мы взяли бы с собой Жанну. Но это время, проведенное здесь… в нем есть что-то необыкновенно ценное для меня.

— Разумеется, ведь вы поняли, что когда-нибудь сможете ходить.

— Скорее всего, волоча ногу.

— Лучше так, чем не ходить вообще.

— И все же это самое счастливое время моей жизни. Как ты можешь это объяснить?

— Зачем объяснять то, что является заведомой неправдой? Вы бываете счастливы лишь тогда, когда торжествуете победу над своими врагами.

— Моим врагом сейчас является боль.

— И над ней вы тоже скоро одержите победу.

— Но откуда эта удовлетворенность жизнью?

— Вы считаете себя великим человеком, которого не может постигнуть никакое несчастье. Об этом заботятся боги ваших скандинавских предков. Если бы кто-нибудь попытался вам навредить, старина Тор поразил бы его молнией. А если бы и это не помогло, верховный бог Один заявил бы: «Вот шествует один из наших избранных героев. Протопим же Валгаллу, чтобы оказать ему достойный прием».