Елена Муравьева - ЖИЗНЬ в стиле С

• Название: ЖИЗНЬ в стиле С
• Автор: Елена Муравьева
• Жанр: Исторический детектив

Экстрасенс сообщает Тане: что судьба трижды сводила ее суженым и трижды она проворонила свое счастье. Теперь ей предстоит либо вечно мучиться, либо придется спасти погибших в 1906 году ребят. Таня выбирает второе, забывает о пророчестве, и через некоторое время начинает редактировать роман о бывшей эсеровской террористке. Увлеченная далекими событиями, она не заметно для себя переписывает по-своему чужую книгу и, таким образом, сдерживает данное обещание. После чего к молодой женщине приходят любовь, благополучие, душевное равновесие. Мало того, Таня узнает, что раньше трижды встречалась со своим новым возлюбленным, и именно он - настоящий отец ее детей...

---

— Танечка, ты мне веришь? — рвался в очередное спасение Генка.

— Конечно, верю, что мне еще остается, — не поворачивая головы, кивнула Таня. Самым ужасным было равнодушие, все сильнее овладевавшее ею. Хотелось: забиться в угол, зажать руки между коленями и завыть. Тихо, надрывно завыть от бессмысленности, беспомощности, от невозможности найти выход из создавшегося положения.

— У нас все будет хорошо. Будут деньги, машина, шмотки…

— Да, да.

Сказать «нет» Таня не могла, хоть и знала, что ничего у них с Генкой никогда уже не получится. Порознь — возможно. Вместе — никогда. При мысли, что с бывшим мужем надо лечь в постель, к горлу подступала тошнота. Пальцы сами собой сжимались в кулаки.

Но чувства — чувствами, а лишить человека надежды; оттолкнуть протянутую за помощью руку, было поступком низким. Сила, большая, чем жалость к себе, удерживала от демонстраций. От отказа. От готовых сорваться с губ признаний: «Ты мне не нужен…ты мне противен…омерзителен…Я тебя боюсь».

— У нас все будет хорошо, — как заклинание повторил Генка и, усмотрев в Таниной спине протест, удостоверился, — правда?

— Посмотрим, — уронила Таня тяжело.

— Нечего смотреть! Если ты меня бросишь, я погибну, но сначала убью детей.

«Если не брошу, погибну сама…» … — мысли о смерти, своей или Генкиной, в последнее время немного отступили. Все больше Таню занимали судьба Надин Матвеевой, роман о 1906 годе и хлопоты в чужом доме.

Третий и четвертый день в роли секретаря и экономки писателя Рощина прошли на удивление тихо. За обедом Андрей отмалчивался, остальное время проводил в кабинете. Боясь показаться навязчивой, Таня не лезла с разговорами. На пятый день пожаловала старшая Рощина. Критически оглядев накрытый стол, попробовав суп и жаркое, оценив набитый снедью холодильник, Валентина Петровна полюбопытствовала:

— Как вам работается, Таня?

— Валюня, у нас полный порядок, не волнуйся, — поглощенный едой Рощин, не заметил нечаянного прозвучавшего «нам», удивления сестры, смущения Тани. — Лучшего секретаря у меня не было.

Валентина вперила многозначительный взгляд в Татьяну.

— Очень хорошо, — уронила насмешливо.

— Тебе звонил Бондарев? — Рощин сменил тему.

— Звонил. Просил поторопить, — сообщила Валентина и пояснила Тане. — Бондарев — литературный агент Андрея. Кстати, вы уже знаете, как Андрей стал писателем?

— Нет.

Родители Андрея и Валентины — геологи по профессии больше проводили время в поле, чем дома. Детьми занималась бабушка, она и уговорила Андрея пойти в военно-морское училище. Мысль, что ее потомки овладевают стихиями: дочь исследует недра земли, внук — бороздит подводное царство — льстила старой женщине.

До тридцати лет Андрей честно тянул офицерскую лямку на Северном флоте, не помышляя о переменах. Романы он писал в свободное от ратных трудов время и профессиональном литераторстве не помышляя, пока однажды в канун Нового года не сломал ногу и не загремел в госпиталь. Делить двухместную палату пришлось с Игорем Бондаревым. Московский военкор, спец по пафосным очеркам о мужестве моряков, многодневных героических вахтах в северных и прочих широтах, собирая материал, переусердствовал в общении с персонажами. В результате заснул на улице пьяный, после чего залечивал в хирургии последствия обморожения.

Рощину Бондарев не обрадовался. Мало того, что мужик молчит как сыч, так еще день-деньской строчит какую-то чушь. Графоманов, особенно в погонах, Бондарев ненавидел. Когда-то он редактировал мемуары одного генерала и с тех пор любого военного, оседлавшего Пегаса, считал сволочью. Пишущего, а писал Рощин и тогда, и теперь, быстро, легко, словно под диктовку, столичный репортер воспринял как личное оскорбление. Для него процесс сочинительства давно превратился в привычную и скучную обязанность. Наблюдать азарт и вдохновение, с которым переводит бумагу никому не ведомый морячок, было сущей пыткой. Особенно досаждало Бондарева то, что Рощин ни разу не попросил почитать и оценить свое дерьмовые творения.

— Что ты там ваяешь? — не выдержал как-то Игорь.

— Да так…мелочи… — не поднимая глаз, буркнул Андрей.

Бондарев ругнулся про себя, вот нахал. И в следующий раз потребовал:

— Хватит скромничать. Давай свой шедевр, поглядим, что ты за фрукт.

Прочитав страниц пятьдесят, Игорь закрыл глаза и притворился спящим. Ситуация требовала осмысления. Блондинистый старший лейтенант с красивой фамилией Рощин создал шедевр. Остросюжетное повествование отличали стиль, слог, крепкая фабула, яркие характеры героев и умение обращаться с историей. Последнее обстоятельство и заставило Бондарева задуматься. То, что делал Рощин, вполне можно было выдать за патриотизм, который во времена развенчивания иллюзий и падения авторитетов превратился в редкий и дорогой товар. Книга могла стать бестселлером. И принести деньги. Бондарев даже прикинул, у кого и сколько он запросил бы за роман. За свой роман.

Обмануть Рощина труда не стоило.

— Неплохая вещица. Я бы взялся похлопотать за нее в издательстве, — сказал Бондарев. — Когда ты закончишь?

— Через месяц не раньше.

Игорь выписывался через неделю. Торчать в промозглой глухомани даже из-за хорошего романа не хотелось. Не хотелось, и возвращаться домой с пустыми руками.

— У тебя есть что-нибудь готовое? — спросил с безразличным видом.

— Есть десяток романов, — последовал ответ.

— Сколько?

— Если точно — дюжина.

Бондарев ахнул. Двенадцать сильных романов — не шутка.

— Ладно, возьму все. Буду твоим литературным агентом, — он старался говорить снисходительным тоном, чтобы Рощин, не дай Бог, не заметил волнения.

— Нет, — покачал головой Андрей. — Все романы не дам. А с одним можно попробовать.

Ночь перед отъездом Бондарев провел без сна. Он прочитал еще две рукописи и теперь страдал, делая выбор. Украсть можно было одну книгу. Максимум две. Все присвоить было невозможно. Потому предстояло определиться: стать ли самому «автором» новоявленного бестселлера или заняться продвижением плодовитого и талантливого морячка.

Окончательное решение Бондарев принял в Москве, потолковав с бывшим однокашником, ныне литературным редактором одного из крупных книжных издательств.

— Сильная вещь, — сказал он, прочитав рукопись Рощина. — Очень сильная. На миллионные тиражи тянет. Я бы посоветовал своему руководству подписать с автором контракт на все будущие романы. А тебе — эксклюзивный договор на право представлять авторские интересы. Большие деньги можно срубить.

С таким договором Бондарев и вернулся на север.

— Я буду представлять твои интересы, — заявил Рощину. — За 30 %.

Не представляя, о каких суммах идет речь, на всякий случай, Андрей затеял торг. На 15 % ударили по рукам, расстались, занялись каждым своим делом. Рощин служил, заканчивал очередной роман, дожидался ответа на рапорт об увольнении. Бондарев на деньги издательства создавал общественный резонанс, публикуя в газетах и журналах статейки о самородке-моряке-писателе. В свое время на книжных полках появилась первая книга, затем вторая, третья, очень скоро остросюжетные фантазии на исторические темы стали приносить автору, его литературному агенту и и издательству приличные деньги.

— Ты ведь меня обобрать хотел, правда? — спросил Рощин, когда они обмывали первый гонорар.

— Хотел. Но передумал, — раскололся Игорь.

— Почему?

— Совесть одолела.

— Врешь, гад. Жадность тебя одолела, а не совесть. Ты меня теперь в корову дойную превратишь и будешь доить.

— Зато ты, как сыр в масле будешь кататься. Все заботы и тревоги я беру на себя.

Идеальные условия, которые Бондарев создал для Андрея, портило только одно. Хотя Рощин аккуратно выдавал «на гора» роман за романом, не капризничал, не срывал сроки, Бондареву не давала покоя дюжина пухлых рукописей в старом потрепанном чемодане. Однако Андрей не желал возвращаться к прежним идеям, фантазии и вдохновения ему хватало. Время от времени разногласия перерастали в ссоры. Тогда Бондарев звонил Валентине, жаловался на упрямство Рощина.

— Господи, ну куда он вечно торопиться? — Скучным голосом повторил свои доводы Андрей. — Я привык отвечать за свою работу. Мало ли, что и как писалось в прежние времена. Сейчас стоит взяться за доводку и от текста останется пшик. То окажется не так, это — не эдак. Проще сочинить новую книгу.

— Нет, романы надо довести до ума. Зачем они лежат? — Валентина разделяла мнение Бондарева.

— Вы меня уже достали. Я и так пошел на поводу, Таню нанял, жду, пока она наберет текст. Дальше, видно будет. Так и передай Игореше.

Валентина кивнула.

— Будет сделано, ваш сиятельство.

— Таня, у вас есть старшая сестра? — Андрей повернулся к Тане.