Масако Бандо - Остров мертвых

• Название: Остров мертвых
• Автор: Масако Бандо
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2006
• ISBN: 5-352-01809-1

Модный токийский дизайнер Хинако приезжает на встречу одноклассников в свой родной городок и обнаруживает, что ее ближайшая подруга детства, оказывается, давно погибла. Но не зря Сикоку называют островом мертвых. Ведь по синтоистскому поверью, если обойти все островные храмы против часовой стрелки — любимый человек может вернуться к жизни.

«Остров мертвых» — самый популярный роман известнейшей японской писательницы Масако Бандо, пишущей в мистическом жанре «кайдан». Этот жанр стал известен в России, прежде всего, благодаря книге (и конечно, фильму) «Звонок» Кодзи Судзуки. Здесь обычная повседневная реальность соприкасается с таинственным миром духов — миром холода и смерти.

О том ужасе, что грозит человеку, нарушившему покой мертвых, писали такие звезды, как Стивен Кинг и Чарльз де Линт. Но, пожалуй, японским писателям это удалось лучше всех в мире.

---

Вдалеке послышалась барабанная дробь. Мужчина резко поднял голову и зажмурился. Усилием воли он загнал страшное видение в самый дальний угол сознания и вновь двинулся по склону. Лицо его выражало муку.

Солнце скрылось за тучами, изумрудная зелень гор померкла.

Деревня Якумура затерялась в самом сердце гор Сикоку, в двадцати километрах от Сакавы. От станции такси помчало Хинако вверх по 33-й автотрассе вдоль горной речки Ниёдо. Серая нить шоссе то ныряла глубоко в горы, то мелькала в просветах, мчась наперегонки с бурным речным потоком. В ослепительном полуденном солнце река и горы вспыхивали ярким живым пламенем.

Наслаждаясь прохладой салона, Хинако рассматривала пейзаж за окном. Места знакомые, но пока не настолько, чтобы сердце сжималось в приступе ностальгии, — словно перебираешь старые фотографии и никак не вспомнишь, где это снято. И все же по мере приближения к родным местам Хинако постепенно охватывало волнение.

Проехали Китано — супермаркет, больница, сельхозкооператив. На крупном щите надпись: «Добро пожаловать в Китано — край осенней сакуры и одноэтажных деревень». Миновав ухоженный тротуар и парк у реки, машина свернула с шоссе и помчалась вдоль Сакагавы, притока Ниёдо, нырнув еще глубже в ущелье. Асфальтовое полотно серым лезвием прорезало крутой горный склон. Хинако с удовольствием отметила:

— А дорога стала заметно лучше.

— Это только здесь. Чуть дальше и двум машинам не разойтись, — ответил водитель, одетый в форменную куртку и белые перчатки.

— Все равно. Если сравнить с тем, что раньше… Здесь ведь даже асфальта не было.

— Да неужто вы, барышня, застали такие времена на Сакагаве?

— Застала. Я в детстве в Якумуре жила.

Водитель озадаченно взглянул на Хинако в зеркало заднего вида. Похоже, он никак не мог связать в одно целое Хинако и Якумуру:

— Если асфальта еще не было, так это когда же было?!

— Больше двадцати лет назад. Бывало, тайфун пройдет, так вот эту дорогу, что вела к шоссе, закрывали из-за оползней.

— Да ведь и сейчас не лучше, — рассмеялся пожилой таксист. В его голосе засквозили отеческие нотки. — А знаете, откуда взялось название Сакагава?

Хинако не знала, и водитель с гордостью принялся объяснять:

— «Сакагава» — значит «река наоборот». Как-то раз — давным-давно это было — Ниёдо здорово разлилась, и вода пошла в обратную сторону. Так и текла к верховьям. Тогда-то и прозвали ее «река наоборот».

Хинако вежливо улыбнулась.

— Такая вот старинная история, барышня. — Водитель сосредоточенно смотрел на дорогу, тихонько посмеиваясь, словно и сам до конца не верил в диковинную легенду.

За следующим поворотом в глаза внезапно ударило яркое солнце. На мгновение картинка словно превратилась в негатив. На фоне бесцветного пейзажа четко вырисовывался яркий силуэт. Хинако вгляделась в дорогу. Белые одежды и обмотки на ногах делали бредущего вдоль обочины человека похожим на покойника в саване. За спиной плетеная корзина. На шляпе из осоки надпись черной тушью: «Два путника». Поступь тяжелая. Хинако присмотрелась: вроде бы двое паломников неторопливо шагают по солнцепеку в сторону Якумуры. Один впереди, а позади маленькая, словно детская, фигурка. Их контуры, расплываясь, дрожат в струях горячего воздуха.

Такси поравнялось с паломниками в белых одеждах, и водитель пробормотал:

— Видать, нравится пешком идти. Другие-то всё больше на автобусе объезжают восемьдесят восемь святынь Сикоку.

Хинако не отрываясь смотрела в окно. Машина как раз поравнялась с белыми фигурами. Внезапно девушка поняла, что паломник только один, вернее, одна, — пожилая женщина со смуглым, обветренным лицом шагала, с трудом передвигая ноги и грузно опираясь на палку. Солнечный свет сыграл с Хинако коварную шутку, вот ей и показалось, что перед ней идут два человека.

И все же странное ощущение, что паломников двое, не отпускало Хинако. Обернувшись, она все вглядывалась в бредущую по дороге женщину, пока та не скрылась из глаз.

Да нет, точно одна. Показалось.

Дорога сделала еще один виток, и взору открылась прильнувшая к горному потоку узкая долина. На рисовых полях, ступенями сбегавших с крутых склонов, качались упругие зеленые колосья. Серые крыши крестьянских домов тускло поблескивали на солнце. Глубокие ущелья поросли дремучим лесом.

Вот она, Якумура.

Хинако опустила стекло, и в салон ворвался давно позабытый аромат летнего луга.

Река уютно журчала, в зеркальной глади воды отражались зеленые кроны. Сказочная погода! В такой день не на работе сидеть, а устроиться с хорошей книжкой где-нибудь под деревом.

Фумия Акисава со вздохом отошел от окна и обреченно взглянул на царивший в комнате разгром.

Помещение в деревенской администрации, носившее гордое название «Библиотека», больше напоминало склад. Серые металлические шкафы и картонные коробки с трудом умещались в тесной пыльной комнатенке. На полу повсюду открытые ящики с ворохом книг и буклетов. «Прогулка по префектуре Коти», «Императорская служба: героические страницы прошлого провинции Тоса», «Тосский фольклор и обычаи» — за долгие годы в управе скопилось море самой разной краеведческой литературы. Фумия окинул взглядом опостылевший беспорядок.

Даже распахнутое настежь окно не спасало от липкой духоты. Откинув с потного лба волосы, Фумия опустился на пол и принялся сортировать следующую стопку брошюр. В воздух взлетело очередное облако пыли. Скрипнула дверь, и в проеме показалось изрытое оспинами лицо Кэна Мориты.

— О-о… Похоже, дела движутся, профессор! — Морита удивленно оглядел разгромленную библиотеку.

Фумия прозвали профессором за его увлеченность историей. Пару лет назад он обнаружил на террасах побережья Сакагавы следы поселений эпохи Дзёмон.[6] О находке написали в газетах и сообщили по районному телевидению, после чего к Фумия намертво приклеилось дурацкое прозвище.

Вообще-то в деревенской администрации он числился специалистом по связям с общественностью, что вполне его устраивало, поскольку позволяло заниматься единственным по-настоящему любимым делом — историей. И даже добровольно вызвавшись разобрать библиотечные завалы и создать зал краеведения, Фумия прежде всего преследовал собственные исследовательские цели. Однако он и в страшном сне не смог бы представить, что уборка в библиотеке обернется столь тяжким трудом.

С горькой усмешкой он показал Кэну перемазанные пылью ладони:

— Если помочь пришел, то милости прошу.

Кэн энергично замотал головой:

— Я, пожалуй, воздержусь. Я вот о чем хотел попросить… Не подежуришь за меня? — Морита смущенно взглянул на Фумия, устроившегося на полу со стопкой книг. — Все на Бон в отпуска разъехались. Я один в конторе остался. А тут Кацуми позвонила. Мне бы срочно по домашним делам отлучиться. Ты уж извини, не посидишь в зале?

Фумия мгновенно почувствовал укол совести. Сидя в библиотеке, он совершенно позабыл о том, что в управе почти никого не осталось и его коллегам приходится работать за троих.

— О чем речь! Сейчас подойду. Иди.

Фумия опустил на пол стопку книг. В глаза бросилась обложка верхнего тома: «Древняя культура Сикоку». Завтра начинается и его отпуск в честь Бона. Кажется, неплохое чтиво для выходных. Захватив потрепанную книжку, Фумия покинул библиотеку.

Здание деревенской управы выходило окнами на юг, прямо на дорогу. Солнце палило нещадно, и в общем зале было еще жарче, чем в библиотеке. Вентилятор заело, и он гнал бесполезный воздушный поток к столу отсутствующего начальника отдела по работе с населением. Когда Фумия, вымыв руки, уселся на раскаленный стул, Морита был уже у двери.

— Там заметка Каваками. Тиснешь ее в деревенский вестник? — Он указал на листок, пришпиленный над столом Фумия.

Под окном раздался автомобильный гудок. Кацуми, жена Мориты, уже махала ему из небольшого белого автомобиля. Пообещав быть через полчасика, Кэн скрылся за дверью.

В тишине опустевшего здания управы Фумия поставил на стол текст-процессор и положил перед собой заметку деревенского главы Каваками. Текст оказался таким же косноязычным и безликим, как и все написанные им заметки:

«Близится к завершению лето. В период отдыха школьники могут оказаться жертвами детского травматизма в горной и речной местности. Мы, взрослые, должны единым фронтом предотвратить возможный трагический исход».

Поморщившись, Фумия напечатал заголовок: «Приветствие главы».

Выпуск ежемесячного «Вестника Якумуры» входил в обязанности специалиста по связям с общественностью. Обычно он открывался приветствием деревенского главы, затем шли нехитрые деревенские новости, сообщения о родившихся и умерших, а еще — идея Фумия — мелкие заметки о родной деревне. Каваками, жаждущий придать вес любому событию, по полмесяца мусолил тексты и наконец приносил их Фумия, который, превозмогая желание переписать все заново, усаживался за машинку править.