Александр Гольденвейзер - Вблизи Толстого. (Записки за пятнадцать лет)

• Название: Вблизи Толстого. (Записки за пятнадцать лет)
• Автор: Александр Гольденвейзер
• Издательство: Захаров
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2002
• ISBN: 5-8159-0273-X

Александр Борисович Гольденвейзер (1875–1961), народный артист СССР, доктор искусствоведения, пианист и композитор, более 50 лет (с 1906) профессор Московской консерватории.

В 1896 году счастливый случай привел еще студента А. Б. Гольденвейзера в дом Л. H.Толстого. Толстой относился к даровитому пианисту с большим доверием и нередко открывал душу, делился своими мыслями, чувствами, переживаниями, подчас интимного свойства. Он знал, что Гольденвейзер любит его искренней, горячей любовью, что на него можно положиться как на преданного друга.

Уникальная по продолжительности создания книга поражает — как и сам Толстой — своим разнообразием и даже пестротой: значительные суждения Толстого по острейшим социальным, литературным и философским вопросам соседствуют со смешными мелочами быта, яркими характеристиками самых разных посетителей Ясной Поляны и дикими перепалками жены Софьи Андреевны с дочерью Александрой Львовной.

«Записывал я главным образом слова Льва Николаевича, а частью и события его личной жизни, стараясь избежать отбора только того, что казалось мне с той или иной точки зрения значительным или интересным, и не заботясь о ка- ком‑либо плане или даже связности отдельных записей между собою».

Текст печатается полностью по первому изданию в двух томах Комитета имени Л. Н. Толстого по оказанию помощи голодающим:

Москва, «Кооперативное издательство» и издательство «Голос Толстого», 1922, с включением прямо в текст (в скобках) пояснений автора из его замечаний к этому изданию; часть купюр издания 1922 года восстановлена по однотомному изданию «Худлита» 1959 года (кроме записей за 1910 год, так как они не были тогда переизданы)

---

— Нехорошо, что он не решился подписаться. Вот старушка Цебрикова — она была здесь на днях — написала смело письмо государю и теперь не боится, приехала сюда. Я думаю: что же старому человеку сделают? Говорят, что меня спасает мое имя, а вот Берви, который написал «Азбуку социологии» и теперь недавно за своей подписью напечатал что‑то за границей, ему семьдесят лет, живет он где‑то в Екатеринославе или Кременчуге, и кто его тронет, старика? А то это нехорошо — старые люди малодушно боятся подписать свое имя. Вот и Чичерин тоже.

Потом Л. Н. сказал еще:

— Экое пакостное у нас правительство! У нас при всяком новом царствовании изменяется направление; так и после Александра II наступил Александр III с его реакцией. Все эти земские учреждения, суды являются теперь какой- то насмешкой. Но и тогда, при введении их, все это было в самом жалком виде. Я помню, я проделал все это: был земским, а потом губернским гласным, говорил, что‑то отстаивал, старался провести, но в конце концов бросил. Я чувствовал, что я окружен со всех сторон стеной, и мне предоставляется только чинить мосты. Положим — это довольно почтенное занятие, но кто чувствует себя способным на какое‑нибудь больше дело, тому тут делать нечего.

Здесь в Гаспре жил в одном из флигелей умирающий в чахотке с сестрой и матерью. Он страшно страдал, все тело у него было в туберкулезных нарывах, и вот вчера, когда его родные ушли, он застрелился. Я нынче говорил по этому поводу со Л. Н. и сказал, что едва ли такое самоубийство безнравственно. Л. Н. возразил:

— Дурно или хорошо, нравственно или безнравственно — это все понятия, относящиеся к нашим поступкам в жизни. Самоубийство только касается жизни, а не все внутри ее, поэтому про него нельзя сказать, нравственно оно или безнравственно. Оно неразумно. Мы не знаем — зачем живем. Кто может знать — может быть, именно эти последние дни и были нужны «хозяину».

21 сентября. Вчера Л. Н. говорил с г — жой Джунковской об ее школе. Она ему жаловалась, как тяжело вести школу и быть всегда вынужденной иметь дело со священником, преподающим Закон Божий. Л. Н. сказал ей:

— Да, я все более и более убеждаюсь, что все зло лежит в ложном религиозном воспитании. Я думаю, что правительственные люди и сами чувствуют, что весь этот сложный механизм насилия держится главным образом на религиозном обмане. Это заметно хотя бы из того, что, когда говоришь о различных вопросах жизни и о правительственных насилиях, все это еще терпится, но как только коснешься вопросов религиозных, то они сразу резко противятся, чувствуя, что религиозный обман и есть именно та ось, на которой держится их власть.

— Религиозный обман в христианстве начался еще с апостола Павла. Его послания написаны раньше дошедших до нас Евангелий. Он старается соединить несоединимое: Библию с учением Христа.

— Я смотрю на татар. Насколько магометанство выше церковного Христианства! Оно возникло на шестьсот лет позже христианства и было в значительной степени реакцией в пользу единобожия против идолопоклонства церковного христианства.

10 часов вечера. Грустно мне. Завтра я уезжаю. Сейчас простился со Л. Н. Он сказал:

— Прощайте, Бог даст, увидимся.

Я не хочу думать, что не увижу его больше. Ему лучше, но всякий день, разумеется, может опять наступить такое же острое состояние, как было летом.

22 сентября. Уехал нынче из Гаспры. Утром простился со Л. Н. Мне казалось, что, когда я уезжал, он стоял наверху на балконе и махал мне вслед чем‑то белым. Мне было грустно и жутко при мысли, что, может быть, больше его не увижу.

10 ноября, Москва. После моего отъезда мне довольно часто писали из Гаспры, главным образом Мария Львовна. Привожу из этих писем все, касающееся Л.H.:

«26 сентября. «Папа действительно стоял на балконе и махал своей белой шляпой, и ему казалось, что он видел, что и вы махали… У нас все хорошо, т. е. главное хорошо, что отец все так же бодр и здоров. Например, третьего дня ходил на маяк, там познакомился с Федоровым — художником, заведующим маяком, с ним гулял, был у него в гостях (он очень ему понравился), и в общем исходил верст пятнадцать и совершенно легко. Вы забыли «Головлевых» (Щедрина), и мы теперь вечерами читаем их вслух. Папа нравится».

— 30 сентября. «У нас немного испортилось: папа на днях в сырой день простудился, и опять были ревматизмы, а теперь сердце немного разладилось — перебои и слабость. Но все‑таки сегодня еще гулял. Сейчас рядом отдыхает. — Ждем на днях Татьяну Львовну с мужем, вероятно на всю зиму…»

— 1 октября. «Дела идут не так блестяще, как при вас. Дня два или три Л. Н. опять чувствует себя не очень хорошо, и боли ревматические, и перебои есть. Надеемся, что это ненадолго, от простуды. Он вышел в шесть часов утра на балкон, не одевшись как следует…»

— 3 октября. «Здоровье немного лучше, ходил сегодня гулять на почту, но еще нездоров. Сердце не совсем хорошо. Погода приуныла, хотя необыкновенно мягко и тепло. На днях ждем Татьяну Львовну и Сергея…»

— 8 октября. «У нас лучше — немного еще мучают ревматизмы в руках… У нас тоже завернул холод: страшный северный ветер, но море небывало красиво. Дни яркие. Папа все еще занимается на террасе. Ежедневно съезжает верхом к морю…»

— 13 октября. «Все благополучно. Мы с мужем переселились для лечения в Ялту… В Гаспру приехали Сергей и Татьяна Львовна с мужем… Л. Н. хорош. Вчера мы там провели день, ездили и ходили к морю, вечером читали и играли в шахматы. Погода опять ветреная и холодная…»

— 18 октября (из письма гр. Софьи Андреевны). «Нас теперь прибавилось еще. Приехали Таня с мужем, Андрюша с семьей. Сережа тоже еще здесь… Продолжаем делать длинные прогулки, и сегодня ездили все, кроме Саши, с Карлом Христиановичем и его матерью на Ай — Николу, на водопад Учан — Су и к Эриклику… Потом съехали к самому морю… По вечерам Л.H., Сухотин и Сережа играют в шахматы, а мы работаем и сидим, как и раньше, в гостиной… Л. Н. здоров и вас вспоминает».

— 26 октября. «В Гаспре были дня три тому назад. Л. Н. застали в хорошем виде… Вчера дошел слух, что опять болели руки у Л. H., но это понятно. Холод у нас ужасный, «старожилы не запомнят», и сегодня дождь».

— 6 ноября. «Уже шестой день Л. Н. лежит больной, у него местное воспаление, как думает доктор, от ушиба о седло. Теперь ему лучше, но еще в постели… Л. Н. письмо ваше получил».

11 ноября. Грустные вести получаются из Крыма. Грустно и больно, что не можешь там быть и знать постоянно, что там делается. В Москве распространились плохие слухи о здоровье Л. Н. А. Н.Дунаев послал в Гаспру телеграмму.

12 ноября. Я получил записку от Дунаева, сообщающую текст ответной телеграммы из Гаспры. Вот он:

«Лихорадки нет, ревматизмы остались, сегодня вставал».

12 ноября (из письма Марии Львовны). «Вы, вероятно, знаете, что отец был нездоров, теперь встал. Опасного не было ничего… Погода хорошая, но некому ею наслаждаться».

— 15 ноября (из письма гр. Софьи Андреевны). «Л. Н. опять хворает, совершенно, как прошлую зиму: то лихорадит, то боли в руках и ногах, то плохое пищеварение. Малейшая боль или озябание повергают его в страх и мрачность. Здешние доктора уговорили его принимать много хинина и впрыскивать мышьяк, что он и начал делать».

— 18 ноября (из письма Марии Львовны). «Л. Н. начал впрыскиванья мышьяка. Последнее время мучают очень ревматизмы».

— 6 декабря (из письма Марии Львовны). «Уже на днях последнее впрыскиванье. В общем чувствует себя бодрее и лучше, но все еще ревматизмы не покинули. Много работает. Опять ездит верхом и ходит далеко гулять. На днях был со всеми в Ореанде… Погода очень хороша: тепло, 10° в тени, тихо и мягко».

— 12 декабря (из письма Марии Львовны). «Был нездоров сердцем. Приехал ко мне в Ялту и здесь прожил неделю, заболевши слабостью сердца. Теперь лучше, завтра думает вернуться в Гаспру, если Бог даст. Сегодня немного уже работал и бодр. Сейчас 4 часа дня — отдыхает. Вечером будем читать вслух рассказы Вересаева. Софья Андреевна тоже дня два здесь».

26 декабря, Гаспра, 11 ч. вечера. Я третьего дня вечером приехал сюда. Л. Н. застал в хорошем состоянии. Погода прекрасная, на солнце жарко, хожу без пальто, цветут розы, фиалки, свежая трава.

Здесь в Олеизе на даче «Нюра» живет Горький. Вчера мы (Татьяна Львовна, Сергей Львович, Андрей Львович с женой и я) ходили к ним. Впечатление Горький произвел на меня очень хорошее. Его жена — вся какая‑то тонкая, с грустными прекрасными глазами. Премилый у них мальчишка — Максим. Другой ребенок (грудная девочка) болен. Я оказался и здесь, как всегда и везде, шарманкой, которую поторопились завести. Мне сказали, что специально по случаю моего приезда настроили инструмент, и мне ничего не оставалось, как сыграть.