Светлана Нилова - Безмятежность

• Название: Безмятежность
• Автор: Светлана Нилова
• Жанр: Современная проза

Есть события, которые так меняют жизнь человека, что он уже не может оставаться прежним.

 А если это не взрослый человек, а маленькая девочка? А волна неожиданностей только нарастает и поднимается всё выше, не оставляя надежды вернуть безмятежное прошлое и грозя разрушить будущее.

 Сможет ли Софи выстоять против шквала событий,  стихии собственных чувств и найти свой курс в океане жизни?

 Если смерть много раз глядела тебе в лицо, то ты уже заранее чувствуешь её дуновение.

 Софи Берто, девочка рожденная на безмятежных островах Французской Полинезии, слишком рано почувствовала дыхание смерти.

 После столкновения с нарко-мафией семья девочки вынуждена скрываться, ускользая из океана в океан. 

 География романа охватывает пространства от бирюзового рая Полинезийских островов  до оранжевого ада пустынь Невады. Событийность - от безмятежности детства, до отчаянья обманутой женщины.

 Но героиня не просто собирает воедино осколки своей разбитой жизни. Она ищет. Ищет свой шестой океан.

 Там, где любовь.

---

 - Не рыдай, - говорил мне папа. – Ты каждый день рисуешь всё лучше и лучше. Сравни свои первые «каляки» и что у тебя получается сейчас. Присутствует прогресс.

 - Папочка, - возражала я ему, - у меня не получается, как у Рафаэля!

 Рафаэль был моим любимым художником. Я полюбила его картины с детства, когда мы ещё жили на Средиземноморье.

 - Ты можешь рисовать, как Гоген или Матисс! – вдохновлял меня папа.

 - Фу! – морщилась я.

 Экспрессионистов я тоже знала, в Нью-Йорке мы ходили в музеи и с мамой и со школой. И хотя картины были яркими, они мне совсем не нравились. Особенно некоторые. Они производили на меня тягостное впечатление и даже снились по ночам.

 - У меня не получается даже, как у Караваджо! – отчаивалась я.

 - Ну, тогда у тебя только один путь, - серьезно говорил мне папа.

 - Какой? – отчаянье сменилось робкой надеждой.

 Папа обнял меня и заглянул в глаза:

 - Тебе придется придумать что-то своё. Понимаешь? Совсем другое. Отличное от всего, что рисовали раньше. Много, очень много работать. И достигнуть в этом совершенства. Тогда ты сделаешься Мастером.

 - А если у меня не получится? – засомневалась я.

 - Обязательно получится! – с жаром перебил меня папа. – Даже не сомневайся! Должно быть дело, в котором ты станешь Мастером. Помнишь притчу о талантах?

 Я кивнула и задумалась.

 А ведь и, правда, какой у меня талант? Ну, рисую рыб и раковины. Ну, ещё скалы и пальмы. Плету вместе с мамой циновки. Легко запоминаю песенки на разных языках. И всё…

 А зачем я тогда живу? Именно я? Для чего? Вот когда я умру, вызовет меня к себе Бог и спросит грозно: «Где твои таланты? Зарыла?!»

 И что я ему скажу? «Нет, не зарыла. Я их даже не отыскала у себя…» И разведу руками. Нет, не руками – крыльями. Хотя, нет. Крылья  - это у ангелов, а меня отправят в Ад. И там оторвут никчемные руки. И никчемную голову.

 Я вздохнула. И задумалась, как же я буду без головы? Я даже дорогу в ад не найду…

 И тут сама собой придумалась история, про девочку, которой оторвали руки и голову и отправили в ад. Чтобы туда попасть, ей пришлось спуститься на самое дно океана. Руки и голову она несла с собой, потому что в ад надо было сдать весь комплект девочки, хоть и по частям. А на дне жили маленькие существа: наполовину рыбы – наполовину люди. У них были ноги, и руки, как у людей, а головы – дельфиньи. Только с жабрами. И жили они в зарослях водорослей. И разъезжали, оседлав морских коньков…

 Я так увлеклась этой историей, что нарисовала и подводный мир человекорыб, и их дома, города и даже развлечения. Я изрисовала целый альбом синим и зеленым мелками и так подробно, что не осталось места, чтобы записать саму историю. Впрочем, очень скоро, девочка с оторванными руками и головой мне разонравилась и осталась только история про человекорыб.

 Пока мы пересекали Индийский океан, а я была увлечена своим подводным миром, папа переделал велосипеды, и теперь с их помощью можно было заряжать аккумуляторы, рации и освещать кают компанию. Правда, приходилось крутить педали, но это было даже забавно. Если закрыть глаза и не обращать внимания на качку, можно было вообразить, что несешься по дороге. А если наоборот, открыть глаза, то можно было представить, что катишься прямо по волнам, прыгая с волны на волну. Правда, когда волнение было больше трех  баллов, на велосипеде усидеть казалось невозможно. Но это для меня велосипед с динамо машиной был забавой, а родители относились к этому серьёзно.

 Папа так радовался, что у нас появился независимый источник питания, что я впервые задумалась: неужели это действительно так важно?  Ведь у нас всегда (ну, почти всегда) была солярка в больших баках. И газовые баллоны для плиты. И запасные аккумуляторы. И даже портативная печка. Мы никогда её не использовали потому, что ходили в низких широтах, поближе к экватору. Папа купил её давным-давно, когда они с мамой проводили медовый месяц, любуясь фьордами Норвегии и скалами Финляндии. Сама я имела смутное представление об этих странах. Как можно чувствовать себя в безопасности, если с неба сыпет снег и вокруг плавают айсберги! А ещё там бывает Полярная Ночь! Это когда всё время темно и можно ориентироваться только по звездам.

 Сама я никогда не видела айсбергов, но меня пугали даже небольшие льдинки. А вдруг они пробьют обшивку «Ники»?  Нет, никаких северных стран! Там же плавают белые киты и медведи, тоже белые. Несколько раз мы встречали голубых китов и они показались мне просто громадинами. А ведь белые киты ещё больше! А вдруг они проглотят «Нику» и мы будем, как бедный Иона, жить у кита в брюхе? Я опять так живо представила это, что нарисовала огромного Кита и «Нику» в его животе, и нас внутри «Ники».

 Получилась картинка -  в картинке -  в картинке. Судите сами: в синем море плавал белый кит, и в его красных внутренностях пребывала белая «Ника», а в зеленых внутренностях «Ники» (обшивка кают-компании была изумрудного цвета) сидели мы. Нас я нарисовала коричневым, да и то, скорее обозначила в виде силуэтов. Мельче у меня не получалось: мелки были слишком толстые.

10. Айсберг

 Я так  была увлечена приключениями подводных жителей и велосипедом, что совсем не заметила, как мы прибыли в Портленд. Это не тихий городок Старой Англии, а совсем другой, современный курортный город. Потом, оказалось, Портленд есть и на западном побережье Америки, но тогда я этого не знала.

 Портленд мне понравился своей открытостью и доступностью. В гавани было очень удобно швартоваться. Мы оставили Нику под охраной и сели на поезд до Мельбурна. Там папа привел нас в кафе, а сам почему-то сел за соседний стол. Мы с мамой заказали мороженое и коктейли, и ещё разных пирожных и десертов со взбитыми сливками.

 Пока мы обсуждали меню, к папе за столик села незнакомая женщина. На самом деле, я сразу узнала её. Это была девушка с малышом со стены Роберта. Только она была какая-то … несвежая, что ли? Но губы у неё были накрашены так же ярко. Я была так заворожена этим красным ртом, его движениями, что совсем не слушала маму. Вот эти губы раздвинулись в улыбке, обнажая ровные, белоснежные зубы. Это было красиво,  но сама улыбка показалась мне резиновой. Вот уголок рта сдвинулся. Я попробовала сделать так же и почувствовала недоумение и любопытство.  Мелькнул розовый язык – нижняя губа увлажнилась и почти сазу же губы растянулись в улыбку, уже не такую резиновую, а чуть смущенную… Внезапно губы просто окаменели, потом их исказило выражение досады. Или раздражения. Я не поняла. Эмоции мелькали слишком быстро. Потом губы сжались в одну линию, около них мелькнула салфетка,  стирая помаду – и эти ярко-красные губы, вместе со своей хозяйкой так быстро исчезли, что я даже не успела заметить куда. Я перевела взгляд на папу. Что с ним творилось?! Его обычно веселое лицо было темным от гнева.  Он сидел, медленно разжимая кулаки, пальцы были белыми и не слушались его. Он рванул ворот рубашки и верхняя пуговица отлетела и ударилась о бокал. Я и не заметила, как к папе уже подошла мама, обняла его за плечи и зашептала что-то в ухо. Папа кивнул, но остался сидеть неподвижно. Тем временем мама расплатилась с официантами и потянула папу на улицу.

 Мне так хотелось расспросить отца, о чем он разговаривал с дочкой Роберта, почему так разозлился на неё, но я понимала, что никогда не узнаю ответов на эти вопросы. Папа, как всегда, скажет, что мне об этом лучше не знать. А мне так хочется! Я всегда думала, что самое интересное взрослые при детях не говорят. Что у них,  у взрослых, свои секреты, или даже свой, одним им известный язык. И вот когда они укладывают своих деток спать или отпускают их гулять, то сами обсуждают друг с другом разные интересности. Иначе, зачем им внезапно замолкать, когда дети неожиданно входят в комнату? Или говорит друг другу  с понимающими лицами: «Мы обсудим это позднее». Вот я никогда не буду ничего скрывать от своих детей! И буду с ними всё обсуждать. Я мечтала,  что у меня будут обязательно сыновья. Два или три. О том, что мне нужен будет муж – я как-то не думала. Но обязательно – дети. И они будут «такие, какие надо». Они будут моими друзьями.

 Ещё в  Мельбурне, папа долго говорил с кем-то по радио, а потом позвал меня.

 - Ну, что, Софи, ты бы хотела увидеть айсберг?

 - Настоящий?

 - Самый настоящий. Мне передали по рации, что как раз сейчас один дрейфует у берегов Новой Зеландии. Погода теперь хорошая, так что мы свободно можем им полюбоваться.

 - А это не опасно?

 Я помнила историю Титаника.

 -Мы же не собираемся  его таранить, - засмеялся папа. – Близко подходить тоже не будем.

 Мы шли и шли, а когда стемнело – легли в дрейф.  Папа сказал, что не хочет повторить судьбу Титаника, поэтому остался на вахте сам.

 Я долго не могла заснуть, таращила глаза и всё думала об айсбергах. Потом я нырнула в сон так стремительно, прямо со всеми своими мыслями, что вдруг оказалась на крошечном плоту. Вокруг меня громоздились огромные горы с заснеженными вершинами, а я была словно бы на озере. И вдруг я поняла, что маленькое озеро в горах, это на самом-то деле – море, а громадные снежные вершины вокруг – айсберги. И тут айсберги начали сдвигаться. Двигались они быстро и в тишине, и от этой тишины становилось только страшнее. Поверхность воды темнела и уменьшалась. Я лихорадочно соображала: что же мне делать? Поднырнуть под них? Но тут я понимала, что в темной воде спасения не будет. Карабкаться по скользким ледяным склонам? Но я сорвусь и рухну в эту, уже совсем черную, воду.  Я чувствовала, что я одна и что я погибаю. Ледяные горы были уже совсем близко, я ощущала их холод. Казалось, он проникал сквозь тело до самой моей души. Вода скрылась совсем, айсберги сжимали мой плотик так, что он ходил ходуном. И тут я взглянула вверх. Там было чистое голубое небо.