Николай Храпов - Счастье потерянной жизни т. 2

• Название: Счастье потерянной жизни т. 2
• Автор: Николай Храпов
• Издательство: Смирна
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2004

Автобиографический роман Николая Храпова — бесспорно, ярчайшая страница истории евангельского движения в бывшем Советском Союзе. Жизнь автора уникальна, поскольку фактически лишь за написание этой книги

66-летнего старика приговорили к трем годам тюремного заключения. Незадолго до окончания последнего пятого по счету срока, он «освобождается», уже навсегда.

Ничто не сломило этого героя веры в его уповании на Бога: ни трудности жизни, ни прелесть соблазнов, ни угрозы со стороны КГБ. Он был и остался победителем"

---

Так Павел шел вперед по растаявшей ледянке, рассуждая о путях Божьих.

На новом месте он прожил ровно месяц. За это время он опять сообщил о себе, оставшимся немногим сотрудникам в управление, и к концу марта 1937 года, получив наряд-запрос, вновь собрался в Облучье.

За неимением подходящего пассажирского поезда, Владыкин решил присоединиться к людям на тормозной площадке товарного вагона, уверенный, что никто не имеет права снять его отсюда. Вместе с ним ехал парень-заключенный и двое вольных: муж с женою.

Сердцем Владыкина овладело какое-то веселье, первое время он предался ему, но потом задумался и заключил про себя, что это веселье какое-то ненормальное. В глубине души он имел тихое побуждение к молитве, но с этим голосом, почему-то Павел не посчитался. Через некоторое время поезд тихо подъехал к станции.

На ходу поезда к ним вспрыгнули двое мужчин и, представившись — один инспектором, другой — оперуполномоченным, стали обвинять всех пассажиров за незаконный проезд на тормозной площадке.

Когда очередь дошла до Владыкина, тот с уверенностью ответил инспектору:

— Что ж, я строю эту дорогу почти бесплатно, да еще и не имею право ездить по ней? Какая же тут справедливость? Инспектор ответил ему:

— Если бы вы ехали на пассажирском поезде, ваше право могло бы обсуждаться, а поскольку вы на товарном, то вы виновны. Строите вы эту дорогу или нет, пусть разберется ваше начальство, а пока сойдем и пройдемте в участок.

Павел почувствовал, что ответил инспектору с оттенком гордости, и этим впал в искушение. Сердце его как-то дрогнуло и замерло. Казалось, что опасность незначительна, но уверенность его поколебалась.

У дверей оперпункта, вольных инспектор увел с собой, а Владыкина с другим парнем завели в помещение и заперли на замок.

Через несколько минут их стали опрашивать, затем обыскали и, когда при обыске Павла, Евангелие оказалось в руках оперуполномоченного, в голове у него как-то помутилось.

— А это что за молитвенник? Да еще и пятно крови на страницах? — проговорил обыскивающий, указав на пятно раздавленного клопа. — Ладно, разберемся!

Владыкин понял, что значит, разберемся, и глядя на Евангелие, подумал: "Все, пропало".

Второго парня, обыскав и не найдя при нем ничего, отпустили на свою фалангу, а Павлу объявили, что завтра утром передадут в 3-ю часть.

Голодный и внутренне совершенно разбитый, он провел ночь почти без сна. С утра и до самого обеда просидел Павел под охраной в ожидании допроса, мучимый голодом и томлением. Он попросил у Господа прощение, что вместо надежды на Него, понадеялся на совершенно пустое, и этим впал в искушение. Никогда он не чувствовал себя таким удрученным и беспомощным, и в молитве вопиял только о прощении.

После обеда его завели в кабинет начальника 3-го отдела Ходько, который очень любезно усадил его на стул рядом со своим столом и, внимательно осмотрев молодого человека, спросил:

— Так это ваша фамилия — Владыкин? А я почему-то представлял вас более зрелым, судя по материалам вашего личного дела. Ну, это не так важно. Я бы хотел с вами побеседовать о ваших убеждениях, причем, откровенно и непринужденно. Что вы на это скажете?

— Я охотно готов дать отчет о своем уповании любому, тем более, вам, — ответил ему Павел.

— Первое, о чем я вас хочу спросить: кто и при каких обстоятельствах убедил вас или внушил, а, может быть, принудил принять веру в Бога?

— Никто меня не убедил, не внушил и, тем более, не принудил к тому, о чем вы говорите, — ответил ему Владыкин.

— Ну как же так? Вы же верите в Бога?

— Да, теперь уже, пожалуй, не просто верю, — ответил ему Павел, — а живу моим Господом. Меня несколько удивляет ваш вопрос, почему меня кто-то должен обязательно принудить или внушить. Вы разве не знаете ничего о других видах взаимоотношений между разумными людьми, более свободных, чем вы назвали? И попутно спрошу, кто вас принудил первый раз в жизни взять в рот материнскую грудь?

— Хм, мне кажется это не относится к теме нашего разговора, — ответил Ходько, — но я отвечу вам: ведь я же плоть от плоти ее, девять месяцев мы с ней жили общей жизнью, потому, заложенные во мне инстинкты, и принудили меня взять материнскую грудь.

— Вот так, как нас с вами впервые потянуло к материнскому молоку, потому что в нем жизнь для нашего тела, так всякого здравомыслящего человека, появившегося в мир, будет влечь к Богу, так как Бог есть жизнь, и только в Нем сокрыты все источники жизни материальной и духовной.

Я искал Бога для того, чтобы жить и нашел Его, и живу Им. А средство, каким я нашел Его — это Библия.

Отвечу вам, как я искал Бога: я искал правду в жизни, чистую бескорыстную любовь. Искал, наконец, в чем заключается смысл жизни человеческой. В людях я этого не нашел и в людских идеалах не нашел.

Библия указала мне на Христа, Богочеловека, в Нем я нашел то, что искала моя душа.

— Так что же, человек неверующий в Бога, не живой, что ли? — спросил Ходько.

— Так говорит Слово Божие, так оно и есть: "В Нем (в Христе) была жизнь, и жизнь была свет человеков" (Иоан.1:4), и еще: "Имеющий Сына (Божия) имеет жизнь; не имеющий Сына Бо-жия не имеет жизни" (1Иоан.5:12). То, что вы имеете в виду, это не жизнь, а существование в теле.

Человеком вне Бога руководят следующие инстинкты: прелюбодеяние, блуд, нечистота, непотребство, идолослужение, волшебство, вражда, ссоры, зависть, гнев, распри, разногласия, ереси, ненависть, убийство, пьянство, бесчинство. Вот все эти дела — нежизненны, человек, в ком это есть, духовно мертв. Эти его дела никому из разумных, честных людей не нужны, они даже и государству никакому не нужны.

А вот вам, другой человек, в котором есть любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание. Такой человек всем нужен, потому что поступки его жизненны. Но таким может быть только тот, кто знает Бога и имеет Его в себе.

Так, час за часом, они сидели за оживленной беседой, пока за окном стемнело, а отдел опустел.

— Конечно, Владыкин, это верно, что люди честные, воздержанные, миролюбивые и т. д. всем нужны, — ответил Ходько, продолжая беседу, — но они могут быть и неверующими, и так именно, мы воспитываем и будем воспитывать. И для этого у нас прилагаются колоссальные усилия и средства, чтобы воспитать полноценного хорошего человека: здесь и образование, литература, кино, театры и т. д. Ну, а уж насчет веры в Бога — это же фанатизм, пережитки прошлого, с этим надо порывать, тем более такому молодому, грамотному, как ты. Не занимался бы ты этим, сюда бы не попал, ведь ты очень ценный и нужный нам человек. Ты, конечно, не пойми меня превратно, тебя посадили не за веру в Бога, а за то, что ты против наших культурных мероприятий идешь, ты же не посещаешь кино, театры и прочие подобные места, а это для нашей молодежи вредно, аморально. Ты же был видным и передовым юношей.

— Вы знаете, — начал Владыкин, — мне просто неудобно слышать от вас, старого образованного большевика, что вы в беседе с верующим человеком апеллируете избитыми аргументами, которыми пользуются по селам полуграмотные парни. Вам-то уж, надо логичнее рассуждать, и у вас к этому, казалось бы, есть все возможности. Но, коли вы уж это затронули, я обязан вам ответить.

Вот будем говорить о преступниках: ворах, бандитах, грабителях, куда вы меня поместили. Уж их-то я знаю больше вас, потому что вы только следствие ведете, а я с ними одну баланду хлебаю, сплю с ними на одних нарах. День и ночь они читают романы и пересказывают их друг другу, немало из них грамотных людей. Как только в клуб привезли ящик с кинопленками, они первые с гиканьем бегут занимать места.

Теперь укажите мне хоть двух, трех из них, кто оставил пьянство, грабеж, разврат в результате того, что они прочитали какой-то роман или посмотрели какое-либо кино? Нет у вас таких.

А я могу указать вам тысячи тех, кто через чтение Библии, посещение богослужений сразу же оставили свои гнусные дела.

Второе, посмотрите в моем следственном материале, есть ли хоть один случай, когда я кого-либо насильно вывел из театра в силу моих убеждений, обругал или избил за прочитанный роман; кого, стоя у дверей кинотеатра, уводил обратно, используя свои убеждения? Таких фактов нет, и сам я осуждаю такие поступки. Только за то одно, что у меня христианский взгляд на все эти зрелища, что я не все книжки в библиотеке подряд читаю, а по выбору; за то, что меня принудили публично выступить в защиту моих убеждений — я с двадцати лет оторван от родительского дома и стою перед вами в этих арестантских рубищах. Вот это, действительно, фанатизм, дикий, средневековый. Сколько раз вы подписывали на этого мальчишку предписание, чтобы содержать в заключении среди насильников, бандитов, воров, скотоложников, на штрафных, да еще венерических колониях.