Николай Храпов - Счастье потерянной жизни - 3 том

• Название: Счастье потерянной жизни - 3 том
• Автор: Николай Храпов
• Издательство: Смирна
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2004

Автобиографический роман Николая Храпова — бесспорно, ярчайшая страница истории евангельского движения в бывшем Советском Союзе. Жизнь автора уникальна, поскольку фактически лишь за написание этой книги 66-летнего старика приговорили к трем годам тюремного заключения. Незадолго до окончания последнего пятого по счету срока, он «освобождается», уже навсегда. Ничто не сломило этого героя веры в его уповании на Бога: ни трудности жизни, ни прелесть соблазнов, ни угрозы со стороны КГБ. Он был и остался победителем"

---

Подошел день бракосочетания. Перед этим, находясь среди своих юных друзей, Павел сказал, что никакого свадебного пира они устраивать не желают, потому что это акт узкого, семейного характера; на вечер будут приглашены очень немногие, главным образом, родственники и те из друзей, какие были особенно близки к семье Кабаевых. Со всеми остальными он желает расширить и крепить дружбу на поприще жертвенного служения Богу как в церкви так и среди, погибающего во грехах, мира. Зато всех-всех убедительно просил прийти в дом молитвы на бракосочетание, чтобы ощутить руки всех друзей в благословении над ними.

Бракосочетание происходило в один из первых мартовских дней, в воскресенье, после богослужебного собрания. Весеннее солнце ласково рассыпало свои золотистые лучи как на брачущихся так и на всех присутствующих. Легкое веяние теплого весеннего ветерка приятно охлаждало лицо и все тело Павла, возбужденное предстоящим событием — ведь такое совершается один раз в жизни, хотя друзья и недруги считали эту жизнь неоднократно потерянной.

Наряд невесты был предельно скромен и отделял ее от остальных сестер-подружек, только фатой. Павел не выделялся от братьев и сверстников ничем. Кто-то, перед самым бракосочетанием, приколол к их груди по маленькому пучку свежих полевых фиалок.

Весь двор и помещение были переполнены людьми; сотни глаз устремились на жениха с невестой; но самым важным было для Павла с Наташей, что много любящих сердец в это время бились в унисон с их сердцами. Все понимали, что этот брак — необычен, так как после бракосочетания, им надлежало отбыть в суровые северные края, расстаться с родными и близкими на неизвестное время; и многие, конечно, после брачных наставлений, с замиранием души молились с ними, с родителями, с сочитывающим их, пресвитером. Дружное, громкое — "Аминь" известило всех, что в жизни этих людей произошло великое, решающее на все земные дни, обоюдное сочетание: в одну жизнь, одни цели, одни желания.

— Брак между братом Павлом Владыкиным и сестрой Наташей Владыкиной объявляется заключенным, по воле Божьей, — огласилось пресвитером во всеуслышание, и долго их поднятые руки, охваченные рукой пресвитера, возвышались над головами всех присутствующих.

Христианское пение едва пересилило голоса приветственного возбуждения, которым гудело все собрание…

До дома невесты Павел с Наташей прошли через город пешком, под руку, во всем свадебном наряде. Все окружающее — не только прохожие люди, но и природа, как им казалось, отмечало их союз свадебным приветом. Дома Гавриил Федорович и Екатерина Тимофеевна встретили их у порога краткими наставлениями, добрыми пожеланиями, сердечной молитвой, горячими родительскими объятиями.

В горницу новобрачные вошли первыми и увидели расставленные столы, заставленные приготовленными блюдами. Когда все разместились, отец Наташи попросил у Бога благословения, после чего начался свадебный пир. Все торжество проходило чинно, спокойно и чувствовалось, что здесь царил дух христианского добродушия. Правда, один из гостей попытался склонить новобрачных к исполнению обычаев, заимствованных от язычества: начал вдруг кривляться, вызывать всех ко смеху, клонить Павла с Наташей к принужденным объятиям, поцелуям — и в этой затее никак не унимался. Видя, что новобрачные не отвечают его требованиям, попытался даже выразить свою обиду. Тогда Павел поднялся и заявил:

— Дорогие друзья, родственники, почтенные отцы, я вынужден объяснить всем, что в этот, может быть, единственный день в нашей жизни, мы пригласили вас, чтобы вы благословили и проводили нас на неведомое для нас поприще. То, что требуют от нас некоторые из вас — это бессмысленный обычай, которого мы выполнить не можем, так как не хотим вас развлекать. Вы — наши друзья-христиане, и мы пригласили вас, проводить нас, по-христиански, в наше будущее, а не по-язычески.

Эти простые слова восстановили подлинно христианскую атмосферу, в которой отдохнул душой и Павел, и насладились общей любовью все присутствующие.

Когда окончился свадебный вечер, все заключили — своевременно.

Комнатка, в которую пришли новобрачные с родителями, была такая тесная, что в ней едва разместились четыре человека. Гавриил Федорович, обратившись к Павлу, сказал:

— Павел, я должен признаться тебе, что все наши мечты о Наташе, сводились к тому, что она для нас будет — дитя нашей старости, в нашей семье она последняя. Нам очень тяжело расставаться с вами, и если бы мы не полюбили тебя, мы на эту жертву не пошли бы. А теперь скажу: воспитав дочь для себя, отдаем ее в утешение тебе — одинокому скитальцу.

— Ну, а у меня свое, — вставила Екатерина Тимофеевна, — Я, преодолев одно невозможное (это то, что она с верой вымолила у Господа Павла), буду теперь преодолевать другое и, может быть, еще более невозможное. Мое сердце, Павел, откроюсь тебе, нашло в тебе друга. Я не хочу и не буду расставаться с вами. Провожая вас на Север, я оставляю дверь открытой, буду ждать вашего немедленного возвращения. Бог ничего не берет от нас малого, чтобы не наградить нас впереди большим; и почему я, другом моей старости, не могу получить тебя от Бога?

— Мама, я очень рад и глубоко тронут твоим искренним расположением ко мне, верю, что и на этот раз, руками веры, ты можешь вырвать нас из ледяной пустыни, но что тебе принесет дружба с таким отшельником и "вечным арестантом", как я? Все равно ты не удержишь меня при себе, ведь ты же знаешь, что я сам, не свой.

— Дитя мое, я и теперь радуюсь, довольствуясь полученными обрывками наших встреч; а впереди буду счастлива, может быть, подбирая крохи твоего внимания, какие могут помещаться в арестантском конверте.

— Мама, — прослезился Павел, — верь! Получишь и стол, полный нашего обоюдного благословения, от Бога; и как я счастлив, идя в открытый бой, иметь у себя в тылу такого дорогого, надежного друга — подвижника веры.

На этом трогательная их беседа была закончена родительской молитвой. Оставшись наедине, Павел осмотрел их убогую комнатушку, взял руку жены в свою и сказал:

— Наташа, жена моя, Бог свидетель, как я рад, после многолетних бездомных скитаний в одиночестве, получить от Господа как дар — тебя, наших дорогих старичков и, особенно, маму — таких друзей, каких не найдешь и во многих дворцах. Благодарен Господу и за этот маленький укромный уголок — ведь это первое, что мы имеем право, назвать своим. На этом месте, мы сейчас, первый раз в нашей обоюдной жизни, будем совершать совместную молитву. Здесь, в этом убогом уголке, суждено зарождаться нашему обоюдному счастью, счастью потерянной жизни, жизни, не раз погребенной в сердцах друзей и врагов — жизни в смерти.

Глава 11 Владыкин на родине, 11 лет спустя

"Сердце знает горе души своей, и в радость его не вмещается чужой"

Прит.14:10

Большое горе постигло вдову Владыкину после ареста мужа. Все знакомые сторонились ее, как заразную больную. Никто не знал: когда она спала, день и ночь добывая пропитание детям, как собирала грязное белье у "богатых" (как она выражалась) стирала да штопала на них, зарабатывая жалкие крохи. Первый же год, после ареста мужа, неоднократно бегала по тюрьмам да милициям, в надежде напасть на его след. Но все было напрасно; и вскоре ее силою стали отправлять домой. Всякая связь с верующими так же была потеряна из-за страха. Лишь изредка, встретившись где-либо в городе с подобными себе, подолгу изливали горе друг другу да делились, чем Бог пошлет. А тут надорвалась под тяжестью изнурительного труда, простудилась и слегла в постель. Болезнь, по свидетельству врача, была смертельной, и бабка Катерина, разрываясь между Лушиными да Федешкиными сиротами, из больницы привезла ее умирать домой.

Дети подняли страшный вопль, оставаясь без средств, около умирающей матери. В это время у них с Павлом и оборвалась всякая переписка, так как они от него не получали ни единого ответа, а писать было тоже некому; ребята хоть и учились в школе, но голод вынуждал детей, на самых низких и грязных работах, добывать пропитание и себе, и больной матери.

Господь же не оставил бедную вдову без помощи. Тогда, когда плачущие дети приготовились расставаться с матерью, которая была без сознания, кто-то о их горе сообщил старому городскому врачу. Он, увидев Лушу в безнадежном состоянии, осмотрел внимательно ее и с уверенностью заявил: "Бог даст, жива будет". И сам, проделав несколько сложных процедур с больной, лично привез лекарство и приступил к неотступному лечению. Луша, под неустанной заботой врача, стала быстро оживать и поправляться, а через десять дней поднялась на ноги.

Война 1941 года ворвалась в жизнь вдовы лютой вьюгой в раскрытые ворота. Ужасом сковало душу Луши, когда она своими ушами услышала отдаленные раскаты орудийных выстрелов. Как-то весной 1942 года, к вечеру, с узелком, держа в руках самого младшего внука, навестила свою горемычную дочь бабушка Катерина. С первой колхозной подводой (после половодья) она приехала из Починок в город, погоревать вместе с Лушей. После смерти снохи Катерина осталась с четырьмя внучатами, из которых самой старшей едва исполнилось двенадцать лет. Ее бы не придавило так горе от дважды вдовьей доли, если бы смерть снохи, да война не застали ее двор и сусеки пустыми, а занимать было не у кого. Единственной поддержкой остались несколько мешков картофеля да три-четыре ведра капусты в кадушке.