Николай Храпов - Счастье потерянной жизни - 3 том

• Название: Счастье потерянной жизни - 3 том
• Автор: Николай Храпов
• Издательство: Смирна
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2004

Автобиографический роман Николая Храпова — бесспорно, ярчайшая страница истории евангельского движения в бывшем Советском Союзе. Жизнь автора уникальна, поскольку фактически лишь за написание этой книги 66-летнего старика приговорили к трем годам тюремного заключения. Незадолго до окончания последнего пятого по счету срока, он «освобождается», уже навсегда. Ничто не сломило этого героя веры в его уповании на Бога: ни трудности жизни, ни прелесть соблазнов, ни угрозы со стороны КГБ. Он был и остался победителем"

---

Павел все осматривал, и все для него было неузнаваемо новым как внутри самого жилища так и во дворе; совершенно новыми были и люди, кроме Луши, которая показалась сыну, преждевременно постаревшей. Он никак не мог представить ее такой; расстались они, когда Луша, всегда покрытая косыночкой, была еще сравнительно молодой, в расцвете лет, с румянцем на щеках, со следами еще не увядшей, деревенской красоты. Теперь — это была ссутулившаяся женщина, покрытая сединой; пережитое горе глубокими морщинами избороздило ее лицо.

С большим трудом, при поддержке сына, она уселась за стол и все-таки процедуру угощения взяла на себя, никому не уступая.

Илюша оказался пареньком крепкого телосложения и всеми силами души лепился к старшему брату, не столько по каким-то пробуждающимся чувствам, сколько по убеждению. У Даши неподдельное чувство к Павлу скорее переместилось, как бы без десятилетней паузы, чем возродилось. Она, как-то искренне, всем существом своим повисла на нем, соединяя в душе свои чувства, одновременно как к отцу так и к старшему брату.

Рита глядела на эту сцену, скорее полудикими глазами, и более увлекалась гостинцами, нежели что-то соображала, о совершенно незнакомом ей Павле.

Оля скромно сидела несколько поодаль, не смея ничем напомнить о себе, и ждала к себе внимания, в числе последних. Отец Оли, за неимением места за столом, сидел на скамейке у окна, молчаливо наблюдая за чужим счастьем, возвратившейся потерянной жизни. После первого приступа излияния чувств, Павел повернулся к нему, сознавая, как тяжело этому человеку, при виде чужого семейного торжества.

— Что ж, Павел Петрович, — сказал он, — я рад вашей встрече, но ведь скрывать тут нечего — это счастье чужое, и я здесь более, чем посторонний. До вашего приезда у меня еще мелькали отдельные искорки надежды, иметь какое-то место в этом доме; а теперь я убедился, что вы собою заполнили все; и если я сегодня еще здесь просто посторонний человек, то завтра я буду не желаемым, чужим. Я на эти дни уйду, а когда у вас все уляжется, мы спокойно побеседуем о моем положении.

— Уважаемый… (Павел назвал его по имени и отчеству), я ничем не хотел бы омрачить вашего, измученного своим горем, сердца; но Библия говорит правдиво, неопровержимо: "Сердце знает горе души своей, и в радость его не вмешается чужой" (Прит.14:10). Я не могу удерживать вас от вашего решения.

Весь день семья Владыкиных, с затаенным вниманием, слушала рассказы Павла, и слезы на глазах почти не высыхали. Рассказала о своей жизни и Луша, останавливаясь на самом важном. К вечеру, дети решили побежать к родственникам и сообщить о приезде Павла; а мать с сыном остались наедине.

Луша кратко рассказала о своем горестном положении, когда осталась без мужа, и о том, как в их семье оказались Оля со своим отцом. Павел, внимательно выслушав, ответил ей:

— Мама, я не осуждаю тебя ни в чем, тем более, что ты не искала тех обстоятельств, какие у вас сложились на сегодняшний день, но все мы без исключения убедились, что этот человек в нашей семье совершенно чужой, а теперь и не желаемый. Ты сделала ошибку; сделала бы ее кто другая, оказавшись на твоем месте, я не знаю. По крайней мере, из известных мне женщин, я не знаю другую, которая пережила бы столько великих, безнадежных утрат. Скажу тебе только, как сын, как христианин, и как матери-христианке: ты не сможешь спокойно закончить свою жизнь и сберечь семью от раздоров, при этом положении. Тебе надо покаяться и отпустить этого человека с миром. Об Оле, пусть Господь усмотрит Сам; ты не смогла этого сделать до сего дня; мой приезд принесет полную развязку.

После этих слов они оба склонились на колени, и Луша, в горячих слезах, исповедывала пред Господом все свои грехи. Павел молился с ней и просил у Бога милости для многострадальной матери, а особенно, о благополучной развязке с этим посторонним человеком.

Отец Оли вскоре, в присутствии всей семьи, признал, что он, действительно, под давлением горя пытался прилепиться к семье Владыкиных, но теперь убедился, что это совершенно невозможно; поэтому, мирно распрощавшись, он покинул дом навсегда. Оля прилепилась душой к семье так сильно, что не смогла расстаться, и осталась как дочь.

* * *

На следующий день Павел с детьми оставили Лушу одну и пошли с утра путешествовать по городу. Много интересного он рассказывал брату и сестренкам из прошлой жизни, останавливаясь по ходу у тех мест, с которыми были связаны его воспоминания.

Представление о городе у детей изменилось: он стал еще роднее, еще ближе. Долго они уже ходили по улицам, крепко обнявшись под руки, только Илюша, оставляя за собой, по-детски условную, солидность, при общем согласии, шел обособленно, изредка дополняя своими комментариями, высказываемые впечатления. Прохожие с восхищением оглядывались на эту счастливую группу, узнавая через кого-либо из детей, что это семья Владыкиных.

Павел был очень рад, обняв детей, читать в их глазах неподдельную радость, сменившую печать сиротского горя. Далеко по улице раздавалось радостное щебетание Риты, ведь сегодня она проходила мимо лотков и киосков не с обычной, разъедающей завистью, а с карманами, полными гостинцев.

Возвратясь домой после обеда, Павел пожелал беседовать с детьми о Боге. Читая отдельные места из Библии, он указывал на ужасные последствия греха, с одной стороны, и с другой — на благость, милосердие, любовь Божию. Рассказывал о Христе, Его любви и сострадании к грешникам, и о том, как Он добровольно, вместо грешников, умер на кресте. В заключение, напомнил о жизни и страдании отца Петра Никитовича, его предполагаемой кончине.

Слезы умиления давно уже текли из глаз детей; плакал с ними и Павел, и мать. В результате, Даша поднялась и спросила, что нужно, чтобы примириться с Богом и встретиться впоследствии с папой. Павел указал на покаяние. Все, как один, после этого упали на колени, и вначале Даша, а затем Оля и Илюша, в искренней молитве, раскаивались перед Господом, отдавая свои сердца во власть Христу. Заканчивала молитву мать. Она изнемогала в слезах радостной хвалы и благодарности Господу, за такое посещение их семьи; с трудом ее, плачущую, подняли и усадили на стул. Глядя на нее, все заметили, что за эти дни она помолодела на несколько лет.

В доме Владыкиных произошли коренные изменения. Совершенно новые отношения появились между домашними, а дети пожелали сразу же разыскать верующих, чтобы посещать собрания. Это осуществилось на следующий день. Н-ская община, раздираемая разномыслиями, ябедами, личными обидами, фактически не собиралась на богослужение; сходились только по двое-трое, едва в состоянии утешить, израненные сердца друг друга.

Вечером, предварительно предупредив, Павел и Луша с детьми пришли на собрание, созванное специально, в связи с его приездом. Собралось немного более десяти человек, но когда увидели семью Владыкиных и Павла — пришли в изумление. Большинство были из старых членов церкви, кому Павел был известен со времен его ареста, а некоторым — еще с ранней юности.

После того, как брат старец призвал к молитве, и началось пение гимнов, Дух Святой так потряс сердца, что никто не оставался равнодушным, особенно, увидев, как дети Луши со всеми славили Бога. Раскаяния начались во время проповеди Павла, да так, что ему пришлось ее сократить, и дать простор молитвам. В числе первых заявила о своем покаянии Луша, с нею вместе благодарили Бога за пробуждение Даша, Оля и Илюша; раскаиваться стали другие старые члены общины, в том числе и один из проповедников, который знал Павла еще с детства. До позднего часа, пробудившиеся христиане, услаждали сердца радостью обновления Святым Духом. Дети Владыкиных с упоением пели один гимн за другим, делаясь любимцами пробуждающейся церкви. Здесь Павел узнал о печальном состоянии подруги юности — Веры Князевой и согласился немедленно посетить их дом. Расходились уже к полуночи; и условились сходиться регулярно, в назначенные дни, с желанием оповестить и других.

На следующее утро Владыкин решил безотлагательно посетить дом Князевых. Подходя к нему, он не мог удержать себя от глубокого волнения, увидев знакомый палисадник, а за ним — окна нижнего этажа, где двадцать четыре года назад зарождалась Н-ская община. Во мгновение вспомнились ему многолюдные собрания, простые, проникновенные слова проповедей и пение гимнов, его первое детское раскаяние и первое стихотворение, которое с вдохновением он рассказывал: "Вот ворота пред тобою…"; первое крещение в проруби матери и других обращенных; подзатыльник, полученный за имя Иисуса от любимой дорогой бабушки… Что здесь теперь?

С этим вопросом в душе, он медленно поднимался по скрипучим ступенькам на второй этаж… Поблекшими от старости и слез глазами, встретила его у порога Екатерина Ивановна — мать Веры Князевой. Долго всматривалась она в изменившееся до неузнаваемости, лицо вошедшего, пока, наконец, положив ему руки на плечи, старческим голосом, с изумлением произнесла: