Юрий Смолич - Мир хижинам, война дворцам

• Название: Мир хижинам, война дворцам
• Автор: Юрий Смолич
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1966

Первая книга дилогии украинского писателя Ю.Смолича, роман “Мир хижинам, война дворцам”, посвящена революционным событиям 1917 года на Украине и за её пределами, в частности и Петрограде.

Содержание книги охватывает период с Февральской революции до исторических июльских дней. На фоне общественных событий раскрываются судьбы героев романа — и среди них целого ряда лиц исторических, выведенных автором под их собственными именами.

Ю.Смолич использует и разрабатывает в книге огромный фактический материал, который в ряде случаев до сих пор широко не публиковался.

Вторая книга — “Ревет и стонет Днепр широкий” — посвящена борьбе за установление советской власти на Украине.

---

— Выпить можно! — Они выпили и потянулись к огурцам. — Да только никуда ездить не надо! — заговорил Боженко несколько громче, чем прежде. — Потому что кафр — вот хотя бы я!

— Ты — кафр? — доктор был шокирован. Конечно, бедный Василёк так и не вышел в люди, остался простым плотником, но… — Нет, нет, ты не кафр!

— Кафр! — Боженко ударил кулакам по столу. Спирт просветил его, и теперь он все видел насквозь. — И ты меня освобождай, пожалуйста! Освобождай меня вместе со мной, слышишь! Чтоб не было кафров, чтоб не было никакого империализма и вообще эксплуатации человека человеком. Дошло?

Словом, Василий Назарович — слегка непослушным языком, но с полной ясностью мысли, потому что после чарки у него всегда прояснялось в голове, — прочитал другу юных лет лекцию по теории классовой борьбы. Лекция построена была на критике позиций обоих упомянутых доктором детей — и дочки с ее Центральной радой, и сына с его Временным правительством, а также и самого доктора, который ничего не понимал и ничему не сочувствовал. Бурам, доказывал Боженко, надо помочь освободиться от англичан, но при этом надо позаботиться, чтоб сами они не угнетали кафров. Потому-то лучше всего начинать сразу с освобождения кафров во всех странах. А интересы пролетариев всех стран отстаивает партия большевиков. Вот поэтому английский и всякий другой империализм, а с ними и буры-буржуи или там наши капиталисты и живоглоты из Временного правительства и Центральной рады и нападают сейчас на большевиков.

— Вот ты и соображай, фармакопей, ехать ли нам в Трансвааль или здесь освобождать пролетариат и крестьян от эксплуататоров!.. А ну пойди глянь: нельзя ли мне уже пройти?

Доктор побежал на балкон и скоро вернулся: юнкера покончили с облавой и ушли. Боженко сразу вскочил:

— Заболтались мы тут с тобой! Очень было приятно: двадцать пять лет, девяносто шесть градусов!..

Доктор Драгомирецкий остановил Боженко:

— Слушай, Василёк, а ты — большевик?

— Большевик. Бывай! Спешу. Я еще к тебе загляну: побеседуем по-хорошему. — Уходя, Боженко вспомнил: — А про третьего-то ты мне не сказал. Где же твой третий? Тоже большевиков ловит?

Доктор Драгомирецкий заколебался. Но ведь большевики — он хорошо знал — против войны, значит, можно не опасаться. Да и шестьдесят граммов спирта сделали свое дело.

— Понимаешь, — сказал Гервасий Аникеевич. — Ростислав хоть и офицер, но против войны…

— Против? Молодец! А в какой он партии?

— Партии? Никакой. Он просто… дезертир. Удрал с фронта, прилетел сюда… Я, конечно, этого не одобряю, но…

— Постой, постой! Прилетел? А твой Болеслав, часом, не авиатор? Не с механиком Королевичем летал?

— Авиатор… с Королевичем… — шепотом признался старик, лишившись от волнения голоса.

— Друг! — хлопнул Боженко старого доктора по спине, как не отважился бы когда-то хлопнуть даже гимназиста Гервасия. — Так твоему ж Станиславу в самый раз ехать в Трансвааль!..

— Трансвааль? — перепугался доктор. — Так далеко? Ты думаешь, его здесь поймают?..

Боженко подмигнул доктору:

— Береги сына, фармакопей! Я ему точный адрес дам, куда податься. Словом, непременно забегу!..

Это он крикнул уже из-за двери. Надо было спешить в царский дворец, в комнату номер девять, где помещался теперь городской комитет большевиков.

9

В комнате номер девять был в это время один Саша Горовиц.

И еще никогда, должно быть, Саша не был так зол.

Всегда тихий и кроткий, мягкого сердца и доброй души, горячившийся, только когда выступал перед народом, — в эту минуту Саша Горовиц готов был взорвать весь мир и в первую очередь растерзать Пятакова или Иванова.

Слыханное ли дело? Комитет еще с утра объявил всех членов партии мобилизованными, товарищи разошлись по фабрикам и заводам, а ты сиди здесь, в этих чертовых царских чертогах, и болтай по телефону: Горовиц был оставлен в большевистском штабе для связи и, в случае необходимости, принятия неотложных решений, как полномочный член комитета.

Когда Юрий Пятаков сказал ему об этом, Саша взбеленился:

— Ни за что! Я должен сейчас быть с массами!

— Товарищ Горовиц, это поручение комитета. Напоминаю вам о партийной дисциплине!

— Но ведь это ты решил единолично, без комитета!

— Я председатель комитета, товарищ!..

Словом, они разругались, Пятаков ушел, а Саша остался у телефона чернее ночи.

Вскоре на помощь ему пришла Лия Штерн: ее тоже прислал Пятаков. Но, воспользовавшись данными ему полномочиями — принимать в случае необходимости решения единолично, — Саша немедленно отправил ее на Демиевку, в мастерские Земсоюза. Надо было нести в массы постановление конференции, редактировать которые Бош закончила только ночью: банда хулиганов разгромила типографию “Голоса социал-демократа”, большевистская газета сегодня не вышла, и решения конференции приходилось популяризовать, читая их вслух. А решения областной конференции Юго-западного края — большевиков Киевщины, Черниговщины, Волыни и Подолии — были чрезвычайно важны.

В ответ на петроградские события большевики прифронтовой полосы призвали повсеместно переизбирать Советы, отзывая с депутатских мест меньшевиков и эсеров, вступивших на путь поддержки контрреволюции: завоевывать Советы, а Советам — завоевывать власть!.. Конференция призывала также создавать Красную гвардию на всех предприятиях. Редактировать эти решения помогал Евгении Бош и Саша Горовиц.

Оставшись опять один, Горовиц принял первое сообщение по телефону. Извещали о поджоге большевистского киоска возле Думы. Когда, дав отбой, Саша хотел позвонить в “Арсенал”, чтоб направить к Думе арсенальских красногвардейцев, — телефон зазвонил снова. Звонили как раз из “Арсенала”: там тоже горит большевистский киоск, и красногвардейцы с Ивановым во главе вышли, чтоб отогнать юнкеров. Надо было искать помощь в другом месте. Саша стал дозваниваться в Главные железнодорожные мастерские, но тут позвонили с телефонной станции и дали вокзал Киев-первый. Толпа офицеров и юнкеров окружила почтовый вагон петроградского поезда, отбирает большевистские газеты и намеревается бросить их в огонь. Саша дозвонился в Главные железнодорожные мастерские и направил красногвардейцев-железнодорожников на вокзал. Только он положил трубку, телефон опять зазвонил.

Говорил Затонский с Сырца. Комитет поручил ему выступить на митинге в Богдановском полку — рассказать о принятых конференцией пограничной полосы решениях. Затонский информировал: митинг начался, идет доклад о петроградских событиях. Настроение у казаков неплохое: они возмущены кровавыми мерами реакции и обеспокоены, не начнет ли Временное правительство вслед за большевистскими громить и украинские организации? Очень подходящий момент склонить их на нашу сторону! Но они крепко держатся за свою Центральную раду. Как быть? Мы же отказались войти в Центральную раду. Вчерашняя конференция подтвердила нашу тактику: врозь с националистами!

— Владимир Петрович! — кричал Горовиц в трубку. — Надо сказать им, что большевики не пойдут с Центральной радой, пока там заправляют буржуазные партии и ведут политику раскола демократических сил…

— Но, — кричал с другого конца провода Затонский, — как же им не заправлять в своей Центральной раде, националистам и сепаратистам, если их оттуда никто и не гонит? Чушь какая-то. Вошли же мы в Совет рабочих депутатов и в Совет военных депутатов, хотя там тоже заправляют меньшевики и эсеры, и боремся против них! Как же иначе?

— Владимир Петрович! — отвечал Горовиц. — Ты же знаешь мою позицию. Я за то, чтоб сейчас, когда рабочий съезд пополнил Центральную раду несколькими десятками пролетариев, войти и нам в Центральную раду — захватить руководство, изменить ее политику или… взорвать ее изнутри. Но ведь с этим не согласны! — Он вдруг как будто напал на выход. — Слушай! Черт с ней, с Центральной! Нам важно оторвать людей, которые за ней идут! Вот тебе идея для богдановцев. Сейчас в городе юнкера громят большевистские организации. Расскажи богдановцам об этом. Попробуем убить двух зайцев. Пускай идут в город и наведут порядок. Уже само участие в обуздании реакционеров приведет их к нам. А Центральная — уж как хочет…

Затонскому предложение показалось резонным. Пообещав попробовать вывести богдановцeв в город, он отключился. Но телефон тут ж опять зазвонил.

Звонила телеграфистка-большевичка с Центрального телеграфа, у нее было неприятное сообщение. Только что в адрес “тети на Подвальной” получена телеграмма из Петрограда:

“Юрочку положили в больницу”.

“Тетя на Подвальной” — это был специальный пароль для секретных сообщений в комитет. Расшифровывалась телеграмма так: “Юрий Коцюбинский брошен в тюрьму”. Член петроградской военной организации большевиков Юрий Коцюбинский во время июльской демонстрации возглавил 180-й пехотный полк и был арестован карателями Керенского — Дударева.