Юрий Смолич - Мир хижинам, война дворцам

• Название: Мир хижинам, война дворцам
• Автор: Юрий Смолич
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1966

Первая книга дилогии украинского писателя Ю.Смолича, роман “Мир хижинам, война дворцам”, посвящена революционным событиям 1917 года на Украине и за её пределами, в частности и Петрограде.

Содержание книги охватывает период с Февральской революции до исторических июльских дней. На фоне общественных событий раскрываются судьбы героев романа — и среди них целого ряда лиц исторических, выведенных автором под их собственными именами.

Ю.Смолич использует и разрабатывает в книге огромный фактический материал, который в ряде случаев до сих пор широко не публиковался.

Вторая книга — “Ревет и стонет Днепр широкий” — посвящена борьбе за установление советской власти на Украине.

---

На этом Саша и повесил трубку.

— Что ж, — сказал Иванов, — ты по крайней мере еще раз услышал, какова позиция Центральной рады по отношению к революции и реакции.

Боженко выругался. Саша Горовиц вспыхнул:

— Ничего другого нельзя и ожидать, пока там во главе господин Грушевский… Но, товарищи! — страстно крикнул он. — Они же втягивают сейчас в свою орбиту рабочих! Они пытаются спровоцировать рабочий класс Украины! Мы не имеем права пройти мимо этого! Они уже переходят в наступление!..

— Верно! — отозвался Иванов. — В том-то и дело!..

Они стояли втроем — Иванов, Боженко и Горовиц — и смотрели в Царский сад. Перед дворцом под командой поручика Петрова строились юнкера. Красногвардейцы стояли в стороне и перекидывались насмешливыми замечаниями. Фигура Боголепова-Южина мелькала вдали между деревьями: он спешил к автомобилю и шел быстро, похлестывая себя стеком по лакированному голенищу.

— В том-то и дело! — задумчиво повторил Иванов. — Дело в том, чтоб не дать спровоцировать весь украинский народ Центральной… зраде[49]. А Пятаков не хочет этого понять!..

Боженко захохотал:

— Это ты здорово придумал: Центральная зрада!

Иванов стукнул кулаком по оконному косяку:

— Партию, партию ширить и укреплять — вот что сейчас главное! И — самая прочная связь с Петроградом!

Горовиц спохватился, он вспомнил:

— Ах, да! Скверная новость: Юрко Коцюбинский арестован в Петрограде!

— Есть новость и похуже, — отозвался Иванов. — Ленина хотели арестовать, и он ушел в подполье.

— Мать честная! — схватился за голову Боженко. — Ленин!

Горовиц побледнел глаза его вспыхнули.

— Значит, опять в подполье?

— Кто его знает… — задумчиво проговорил Иванов. — Если начнут бросать нас в тюрьмы, то придется и в подполье. — И он еще раз стукнул кулаком. — Тем паче: ширить партию и закалять! Завоевать большинство в Советах, и тогда Советы завоюют власть!..

Юнкера построились, дали шаг и, отойдя, вызывающе запели:

Смело мы в бой пойдем за Русь святую —
Большевиков сметем мы подчистую…

Тогда группа красногвардейцев грянула в свой черед:

Смело мы в бой пойдем за власть Советов —
И как один умрем в борьбе за это…

10

Это было совсем как на фронте: выскакивай из окопов и бешено мчись в атаку, падай на землю под пулеметным огнем, снова поднимайся, перебегай согнувшись и снова растягивайся на животе, пока улучишь минуту, чтоб опять вскочить и опять бежать вперед…

Только теперь позади были не окопы, а одетые в гранит эскарпы Невской набережной, вокруг не просторы полей или лесные чащи, а громады домов, и падать надо было не на вспаханную смертоносным железом землю, а на твердую и звонкую брусчатку или на разбитые в щепу торцы деревянной мостовой. И пулемет строчил не в лоб и не с флангов, а будто прямо с неба: с верхних этажей или с чердаков.

И винтовки или иного оружия в руках у Юрия Коцюбинского не было.

Однако прорваться надо было во что бы то ни стало. Дворец Кшесинской, где помещался Центральный Комитет и куда сразу же после освобождения из-под ареста направился Юрий, был разгромлен карателями Керенского, а весь квартал оцеплен юнкерами. Но члены “военки”, то есть военной организации при Центральном и Петроградском комитетах большевиков, получили точное указание загодя: в случае чрезвычайных событий собираться на конспиративной квартире военной организации на Выборгской стороне.

На Выборгскую сторону и пробирался теперь Коцюбинский — по взбудораженному, растревоженному Петрограду, по залитым кровью демонстрантов, засыпанным пулями карателей петроградским улицам.

Но не пули страшили его — терзала неотступная, тревожная мысль: как Ленин? На свободе ли Владимир Ильич?.. Неужто и его захватило остервенелое офицерье? Ведь приказ об аресте Ленина отдан…

С демонстрации Юрий Коцюбинский попал прямехонько в комендатуру. С кучкой солдат своего 180-го полка он отстреливался на углу Литейного от провокационно напавших на них юнкеров. Но с Охты выскочили им в тыл казаки, Юрия захватили, связали руки. По пути в тюрьму — нагайки озверевших казаков, на допросе — гнусные издевательства офицеров штаба, затем — сорок человек навалом в камере, двое суток без пищи, на третьи — селедка, но ни капли воды.

Наконец, после переговоров делегации ЦК, ПК и военной организации с Временным правительством, арестованных вывели из комендантского управления, огрели каждого нагайкой и вытолкали на улицу. Временное правительство обязалось не чинить репрессий над захваченными во время демонстрации, а Центральный Комитет партии дал согласие снять с постов броневики, пулеметный полк увести в казармы, а матросов — в Кронштадт.

Но на улицах все еще как на поле боя: мелкие стычки тут и там, стрельба из окон, пулеметы “ударников” на чердаках, охота юнкеров за каждым рабочим, за каждым солдатом без “увольнительного” из части.

Юрий лежал, прижавшись к тротуару, пока не умолк пулемет на перекрестке, и тогда мгновенно пересек улицу. Снова прогремели из окон и с чердаков выстрелы, но Юрий уже был в подворотне. Потом — проходной двор, снова подворотня, опять улица, еще перебежка, — и вот он наконец на Выборгской стороне.

Едва миновав мост, он свернул за ближайший угол, — стрельба, такая частая в центре города, отошла далеко назад, — точно от центра до этой рабочей окраины было не несколько кварталов, а несколько дней пути.

Юрий наконец выпрямился во весь рост. Пули не свистели, кругом было тихо. Окна домов, правда, не светились, но из каждой подворотни выглядывали люди. Не успел Юрий сделать и десяти шагов по мостовой, как справа и слева послышалось:

— Стой! Кто таков?

Слева и справа, одновременно вынырнуло несколько человек — в кепках и пиджаках, но с винтовками.

Юрий вздохнул с облегчением — впервые за эти дни: Красная гвардия!

Шинель на Юрии была солдатская, погоны с гимнастерки сорваны. Он протянул документ — удостоверение солдатского комитета 180-го полка.

Красногвардейцы глядели сурово, но не на документ, а на кровоподтек — во всю щеку Юрия, от переносицы к подбородку.

— Казачья нагайка? — спросил степенный рабочий с длинными седыми усами, очевидно старший десятка.

— Нагайка…

— На демонстрации заработал?

— На демонстрации…

— А откуда идешь?

— Из комендантского управления.

Красногвардейцы придвинулись ближе, суровые лица были все еще насторожены, но взгляды стали мягче.

— Товарищи! — взволнованно заговорил Юрий. — Товарищи! Скажите! Что с Лениным? Ленин на воле? Не захватили?..

Красногвардейцы переглянулись, кое-кто улыбнулся, кое-кто окинул приязненным взглядом, но лица оставались все так же непроницаемы. Тот, что с седыми усами, внимательно вглядывался в побледневшее от волнения лицо неизвестного в солдатской шинели и с документами, выданными солдатским комитетом, точно хотел проникнуть ему в душу: ведь теперь и солдаты бывали разные и в солдатские комитеты попадал иной раз черт знает кто!

— Из сто восьмидесятого, говоришь? — переспросил старик, не отвечая Юрию.

— Сто восьмидесятый хорошо держался! — подал голос кто-то из окружающих.

— Где ваших били? — спросил старик.

— На Литейном. Там и попались, когда с Охты казаки подошли. Так как же Ленин, товарищи?..

— Правильно! — подтвердил тот же голос. — Так оно и было!

— Правильно, — повторил и старик. И вдруг добавил: — А Ленина мы не отдадим, так и знай!

Коцюбинский перевел дыхание. Итак, с Лениным все хорошо!

— Куда сейчас идешь? — спросил старик.

Ответить Юрий не имел права: адрес был конспиративный.

— Пробираюсь в полк, — ответил он. — Значит, с Лениным все в порядке, товарищи? Где он?

— А ты не сомневайся, — сказал старик, — и не спрашивай. Врагу нет к Ленину пути, где бы он ни был. А друга он и сам найдет, — прибавил он твердо. И тут же спросил: — А не боишься в полк возвращаться? Хотя и по договору отпущен, но их брату, буржуйским прихвостням, разве можно доверять?

— Опасность, конечно, есть, — сказал Коцюбинский, — но ведь я — большевик.

— Большевик, говоришь?

— А вы? — спросил Коцюбинский. — Вы откуда? Чей это отряд?

— С “Русского Рено” мы, — с достоинством отвечал старик и прибавил, пряча усмешку в длинных усах: — Есть такой… французский заводик в нашем российском Питере… И заметь: заводик-то большевистский!

Коцюбинский обрадовался:

— Я о вашем заводе знаю. Ведь вы еще в марте послали в Советы одних большевиков!

Радостный возглас солдата приятно было услышать красногвардейцам: они доброжелательно заулыбались, теснее окружили Коцюбинского, кто-то дружески хлопнул его по спине, другой вынул пачку “Раскурочных” фабрики Гудал и протянул Юрию.