Стефан Каста - Лето Мари-Лу

• Название: Лето Мари-Лу
• Автор: Стефан Каста
• Издательство: КомпасГид
• Жанр: Современная проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-904561-93-2

Лето всегда пахнет луговыми цветами, любовью и счастьем. Безмятежность июльских дней — это застывшее время, когда секундная стрелка трепетно останавливается, оглядывается по сторонам и понимает, что спешить ей совершенно точно некуда.

Сбежав из пыльного и душного Стокгольма и окунувшись с головой в хуторскую жизнь, Адам и Мари-Лу подарили это лето друг другу, утонув в воспоминаниях, спорах, смехе. Их связывает череда летних каникул, прогулки по красивейшему лугу, окрещенному «бронзовым веком», и наивное детское «я хочу, чтобы мы всегда были вместе». Им было двенадцать, и в их руках был целый мир. Но этот мир — хрустальный шар, который за секунду разбился на миллион маленьких осколков. Прошло три года, и это лето — шанс все склеить. Много труда — да, много слез — да, много побед — безусловно!

Роман известного шведского писателя Стефана Касты «Лето Мари-Лу» был отмечен премией «Серебряный грифель» в 2001 и номинирован на Премию им. Бернарда Шоу в 2006.

---

Я вижу, что забыл потушить в кухне свет. Входная дверь не заперта. «Ничего страшного, — думаю я. — Здесь всегда спокойно. Здесь можно доверять людям».

Я сообщаю об этом Мари-Лу, но не получаю ответа.

Я крепче прижимаюсь к ней, прислушиваюсь к ее глубокому, спокойному дыханию. Она дышит в такт волнам. Я пытаюсь дышать так же и засыпаю.

* * *

Я сплю беспокойно. Мне снится странный сон, в котором я стою посреди Парижа совершенно голый. Ко мне подходит Бритт Бёрьессон. Она тоже голая, ее тяжелые груди покачиваются в такт шагам. Она пристально смотрит на меня. Смеется. Затем хватает правой рукой за член и пару раз дергает, как бы проверяя его на прочность. Затем кивает и с вызовом смотрит на меня. «Что ты делаешь?!» — испуганно говорю я. «Вытяни вперед руки, сын мой», — говорит Бритт. Я хочу закричать, что я вовсе не ее сын, что она с кем-то меня путает. Но с моих губ не срывается ни звука. Я стою, широко открыв рот, словно мертвая рыба. Ощупываю руками глаза и понимаю, что это белые выпученные шары. «Я — мертвая рыба», — думаю я и чувствую, как накатывает паника. «Ну же, сын мой», — говорит Бритт, и я понимаю, что больше не могу сопротивляться. Она шарит руками по моему телу, обнимает, тянет за собой. «Нет! — кричу я. — Отпусти меня!» Рядом с нами появляется Бьёрн. Он полностью одет, на голове — серая кепка, сдвинутая на затылок. Он смеется надо мной: «Говори по-французски, парень, а то ни слова не понятно».

* * *

Я просыпаюсь словно от толчка, думая, что немного задремал. Но вокруг уже светло. Солнце выглядывает из-за верхушек деревьев и освещает нашу половину бухты. На другой половине вода темная, как гранит под черешней Мари-Лу.

На мостках сидит чайка и хнычет. Мари-Лу беспокойно возится под одеялом. Чайка взлетает и, возмущенно крича, кружит над нами.

— Что это? — спросонья бурчит Мари-Лу.

— Чайка.

Я осматриваюсь. Вижу пустую бутылку и два фужера с остатками вина. По мосткам разбросана одежда. Пивной бокал с красными цветами. Два окурка. Затылок слегка побаливает, и мне интересно: от вина или от жесткого ложа?

Я выползаю из-под одеяла, натягиваю джинсы, иду в дом и возвращаюсь с зубными щетками и тюбиком зубной пасты. Мари-Лу уже проснулась. Она лежит укрывшись и смотрит на меня. Я выливаю из одного фужера остатки вина, набираю в него воды и ставлю рядом. Выдавливаю пасту на ее щетку и протягиваю ей. Она ставит щетку в фужер.

— Паста падает, — говорю я и киваю на фужер.

Мари-Лу смотрит на него и тоже кивает.

— Как скажешь, мамочка.

Я несколько раз споласкиваю лицо озерной водой и чувствую, как исчезают последние остатки неприятного сна. Чищу зубы, поглядывая на Мари-Лу. Она все еще нежится под одеялом.

— Пойду, приготовлю завтрак, — говорю я.

По дороге к дому я думаю, что она права, я на самом деле веду себя как настоящая мамаша.

* * *

Мари-Лу хочет позировать.

— Адам, нарисуй меня сейчас! — говорит она мягким, но властным тоном, перед которым я не могу устоять.

Мне бы не хотелось приступать к этой деликатной работе сегодня.

— Ну, давай попробуем, — неохотно говорю я.

— Вот, здорово! Где мне лучше сесть?

Я часто размышлял о том, как буду рисовать Мари-Лу: с фоном или просто одно ее лицо. Сначала хотел отправиться с ней на «наш» луг, потому что именно там она впервые попросила нарисовать ее портрет. Но я предвижу, что это вряд ли получится.

— Может быть здесь, на мостках? — предлагаю я.

— В коляске?

Я задумываюсь. Мне хотелось изобразить ее без коляски. Теперь я сомневаюсь. Стоит ли приукрашивать ее образ, не будет ли это ложью? Или она интересна сама по себе, неважно, в коляске или без нее. Наконец я решаю, что с коляской будет честнее.

— Давай попробуем вон там, рядом с лодкой.

Мари-Лу доезжает почти до края мостков и поворачивается ко мне:

— Я хочу портрет с цветами.

Я качаю головой:

— Нет, Мари-Лу. В рисунке не будет естественности.

— Но я хочу.

— Почему?

— На память о вчерашнем дне. Это был самый лучший день рождения в моей жизни.

— Все равно получится не очень хорошо.

— Ну, хоть несколько цветочков. Ты же так здорово рисуешь цветы.

Она вытаскивает из бокала два стебелька иван-чая и ставит их в пустую бутылку из-под вина. Держит ее перед собой.

— Вот так, — говорит она. — Вместе с ними.

Я смеюсь над ней.

— Ну ладно, пусть будет по-твоему.

Я приношу из дома альбом для эскизов, карандаши и кухонный стул, чтобы быть на одной высоте с Мари-Лу.

— Такое захватывающее чувство, — говорит она.

Я сажусь на стул в нескольких метрах от Мари-Лу. Рассматриваю ее. Прищуриваюсь, затем медленно открываю глаза. Вижу, как на заднем плане у мостков покачивается лодка, блестит зеркально-гладкая поверхность озера, а вдалеке виднеется северный мыс. Я чешу лоб карандашом. Было бы лучше, если бы она сидела во дворе под деревом, свет был бы мягче. Здесь же солнце светит как прожектор.

— Здесь будет плохо, — говорю я.

— Почему?

— Свет слишком резкий. Все кажется плоским.

— Тогда на берегу, — говорит Мари-Лу и показывает ногой, где хочет сидеть.

Я оборачиваюсь и вижу заросли ольхи. Под деревьями свет будет более естественным.

— Давай попробуем там.

* * *

Я ставлю коляску с Мари-Лу под дерево, поворачиваю ее так, чтобы на заднем плане была видна лодка. Беру стул и сажусь в нескольких метрах от нее.

— Тут гораздо лучше, — говорю я довольным голосом, поскольку здесь и правда, другой свет. Лицо Мари-Лу наполняется красками и жизнью.

— Чудесно, — говорит она.

Я долго сижу и смотрю на нее. Снова прищуриваюсь и открываю глаза. Определяю тени и блики. Чувствую, что начинаю нервничать. Мне и раньше приходилось рисовать людей, но не так. Как-то раз я делал набросок своего одноклассника. Теперь я хочу большего. Я хочу поймать и нарисовать настоящую Мари-Лу. Уловить то, что прячется в глубине ее карих глаз. То, что три года назад заставило ее спрыгнуть с дерева.

Я вырываю из альбома пол-листа и складываю его вчетверо. В центре вырезаю прямоугольник, разворачиваю лист и смотрю в окошко.

Поворачиваю его то так, то эдак. Так я отмечаю для себя, где будет Мари-Лу, а где — задний план. Мари-Лу с удивлением смотрит на меня, но ничего не говорит.

Рука начинает свою работу. Я намечаю контуры головы и тела, коляски и правой руки на подлокотнике. Несколькими легкими штрихами обозначаю задний план.

— Я хорошо сижу? — спрашивает Мари-Лу.

Я киваю, останавливаю руку, задумываюсь, что делать с цветами в бутылке. Надеюсь, они скоро завянут и она про них забудет. Но на всякий случай намечаю и их контуры.

Думаю, мы сидим в тишине почти час. Я — на своем кухонном стуле, Мари-Лу — в коляске. Карандаш скрипит по бумаге. Прерываясь на мгновение, я беру бумажную рамку и смотрю через нее на Мари-Лу. Иногда она что-то говорит. Я киваю в ответ. По озеру проносится компания ребят на водных лыжах, но я отмечаю это лишь где-то на краю сознания. Я внимательно смотрю на бумагу. Уже есть контуры Мари-Лу. Я чувствую, что работаю с ней. Киваю самому себе. Но на месте лица я пока оставляю чистый овал. Оставляю все детали на потом. Я хочу работать медленно, чувствовать, как картина вырастает во мне самом. Так медленно я еще никогда раньше не рисовал.

— На сегодня хватит, — говорю я и потягиваюсь.

Я наполняю графин холодной лимонной водой, и мы молча выпиваем по нескольку стаканов. Никто из нас не голоден. Сегодня слишком жарко, солнце висит над нами словно огненный шар. Я вспотел, хотя просто рисовал.

У Мари-Лу щиплет ноги. Она берет мою рамку, и я объясняю, как нужно вращать ее и выбирать правильную композицию. Мари-Лу в восторге смеется и говорит, что, если смотреть через рамку, все становится совершенно другим. Словно смотришь слайды.

Я везу ее во двор и приношу книгу. Она садится под старой яблоней и погружается в чтение.

Я не чувствую усталости и волоку большой парус к берегу. Затаскиваю его в воду и оставляю намокать. Когда я иду за вторым парусом, кливером, вижу, что Мари-Лу заснула. Книжка выпала у нее из рук и, раскрытая, лежит на траве. Я поднимаю ее, закрываю и осторожно кладу рядом.

Первый парус некоторое время плавает в воде у берега. Затем я волоку его на мостки и начинаю намыливать. Не так-то просто выстирать такой большой кусок ткани: капли пота капают со лба мне на руки и на щетку.

Выстирав первый парус, я делаю перерыв, одновременно купаюсь и споласкиваю его от мыльной пены. Складываю его прямо в воде и волоку бесформенную кучу назад к сараю.

— Разве ты не будешь сегодня учиться плавать? — спрашивает Мари-Лу, когда я прохожу мимо нее.

— Может быть, позже, — говорю я. — Сначала нужно постирать второй парус. Ты долго спала?