Мигель Унамуно - О трагическом чувстве жизни

• Название: О трагическом чувстве жизни
• Автор: Мигель Унамуно
• Жанр: Религиоведение

Miguel de Unamuno

Del sentimiento trágico de la vida en los hombres y en pueblos. Madrid, 1913.

La agonia del cristianismo, Madrid, 1925

МИГЕЛЬ ДЕ УНАМУНО

О ТРАГИЧЕСКОМ ЧУВСТВЕ ЖИЗНИ У ЛЮДЕЙ И НАРОДОВ

АГОНИЯ ХРИСТИАНСТВА

Перевод с испанского, вступительная статья и комментарии Е.В. Гараджа

---

Ведь быть человеком это значит быть чем-то конкретным, цельным и субстанциальным, быть человеком это значит быть вещью, res. Как известно, еще один человек, Бенедикт Спиноза, этот португальский еврей{8}, который родился и жил в Голландии в середине XVII века, объяснил, что значит быть вещью. Теорема 6* части III его Этики гласит: unaquaeque res, quatenus in se est, in suo esse perseverare conatur, то есть «всякая вещь, насколько она существует сама по себе, стремится пребывать в своем существовании . Всякая вещь существует постольку, поскольку она существует сама по себе, то есть как субстанция; а субстанция в его понимании есть id quod in se est et per se concipitur, то есть то, что существует само по себе и познается само по себе. А в следующей теореме 7* того же раздела он добавляет; conatus, quo unaquaeque res in suo esse perseverare conatur, nihil est praeter ipsis rei actualem essentiam, это стремление всякой вещи пребывать в своем существовании есть не что Иное, как действительная сущность самой вещи. То есть твоя сущность, читатель, моя сущность, сущность человека Спинозы, человека Бутлера, человека Канта и всякого человека как такового есть не что иное, как стремление, усилие, направленное на то, чтобы продолжать быть человеком, Не умирать. И следующая теорема, являющаяся продолжением двух вышеназванных, теорема 8* гласит: conatus, quo unaquaeque res in suo esse perseverare conatur, nullum tempus finitum, sed indefirdtum involvit, «стремление всякой вещи пребывать в своем существовании обнимает собою не какое-либо конечное время, но время неограниченное, неопределенное». Сие означает, что ты, я и Спиноза хотим не умирать никогда, и это наше страстное желание Никогда не умирать и есть наша действительная сущность. Тем не менее этот бедный португальский еврей, заброшенный судьбой в голландские туманы, никогда не мог обрести веру в свое собственное личное бессмертие, и вся его философия была не чем иным, как утешением, которое он сам себе выдумал в этом своем безверии. Подобно тому, как у других людей болит рука, нога, сердце или голова, у Спинозы болел Бог. Бедняга! И все мы бедняги!

Но является ли эта вещь, человек, вещью? Хотя этот вопрос и кажется абсурдным, нашлись люди, которые его поставили. Не так давно в мире распространилось одно учение, именуемое позитивизмом, которое принесло с собой много пользы, но и много вреда. И среди прочих зол, причиненных позитивизмом, был тот способ анализа фактов, посредством которого сами факты распылялись, от них оставалась одна пыль. То, что позитивисты называли фактами, было большей частью лишь фрагментами фактов. В психологии действие позитивизма было смертоносным. А когда эти схоластики взялись за литераторов (я не говорю: философы взялись за поэтов, потому что поэт и философ - братья~близнецы, если вообще не одно и то же) и применили психологический позитивистский анализ в новелле и драме, там, где нужно было воссоздавать конкретных людей из плоти и крови, в результате позитивистского анализа состояний сознания, сознания эти исчезли. С ними произошло то же самое, что, как известно, нередко бывает при изучении и экспериментальном испытании некоторых сложных соединений органической химии, когда под воздействием реактивов разрушается живое соединение, тело, которое пытаются исследовать, и в результате получают лишь его составные части.

Исходя из того очевидного факта, что наше сознание состоит из ряда несводимых друг к другу состояний, они пришли к тому, что уже не могли ясно видеть само это сознание, само наше я. Спросить кого-нибудь о его я это все равно, что спросить о его теле. Ясно, что речь идет о я конкретном и личном, не о Я Фихте, а о самом Фихте, о человеке Фихте.

Принципы единства и непрерывности существования - вот что определяет человека, делает его вот этим человеком, этим самым, а не другим, вот что делает его тем, что он есть, а не том, что он не есть. Первый из них, принцип единства в пространстве, проявляется прежде всего в единстве нашего тела, а затем - в единстве наших действий и целей, Например, при ходьбе мы никогда не шагаем одной ногой вперед, а другой назад; точно так же когда мы смотрим, то, если у нас нормальное зрение, никогда не бывает так, чтобы один глаз смотрел на юг, а другой - на север. В каждый из моментов нашей жизни мы имеем какую-то одну определенную цель и на ней сосредотачивается синергия{9} всех наших действий. Хотя в следующий момент мы, конечно, можем изменить свою цель. И в определенном смысле человек является человеком тем в большей мере чем более цельной является его деятельность. Есть люди, которые всю свою жизнь преследуют одну-единственную цель, Какова бы она ни была.

И второй принцип - принцип непрерывности во времени. Не вдаваясь в бесплодные споры о том, тот ли я теперь, кем был двадцать лет назад, или же нет, бесспорен, мне кажется, тот факт, что то, чем я являюсь сегодня, проистекает через непрерывную последовательность состояний сознания из того, что было в моем теле двадцать лет назад. Память - основа индивидуальной личности, так же как традиция - основа коллективной личности народа. Мы живем в воспоминании и благодаря воспоминанию, и наша духовная жизнь есть, в сущности, не что иное, как стремление нашего воспоминания длиться и превращаться в надежду, стремление нашего прошлого превращаться в будущее.

Разумеется, все это общеизвестные истины. Однако в жизни часто приходится сталкиваться с людьми, которые как будто совсем не чувствуют самих себя. Один из моих лучших друзей, с которым на протяжении многих лет мы общались изо дня в день, каждый раз, как я заводил речь об этом чувстве собственной личности, говорил мне: «Но я совсем не чувствую самого себя, и я не знаю, что это такое».

Иногда этот мой друг говорил мне: «Хотел бы я быть тем-то» (и называл кого-нибудь по имени). А я отвечал ему: «Чего я никогда не мог понять, так это того, как можно хотеть быть кем-то другим. Ведь хотеть быть кем-то другим это значит хотеть перестать быть тем, что ты есть. Я могу понять желание иметь то, что имеет другой, - его состояние или его образование, но желание быть другим - это для меня нечто непостижимое».

Я не раз говорил, что любой несчастливый человек предпочтет быть тем, кто он есть, пусть и вместе со всеми своими несчастьями, нежели, избавившись от них, стать другим. Ведь несчастливые люди, когда они сохраняют здоровье в своем несчастье, то есть когда они стремятся пребывать в своем бытии, предпочитают несчастье небытию. О себе могу сказать, что в юности и даже в детстве меня не слишком волновали душераздирающие картины ада, потому что уже тогда ничто не казалось мне столь ужасным, как само по себе небытие. Во мне говорила неистовая жажда бытия, голод по Богу, как сказал бы наш аскет{10}.

Требовать от кого-либо, чтобы он стал другим, это все равно, что требовать от него, чтобы он прекратил быть самим собой. Всякая личность сохраняет себя, допуская изменения в своем способе мышления и бытия, только в том случае, если эти изменения могут вписаться в единство и непрерывность ее духовной жизни. Изменения допустимы только в той мере, в которой они могут быть интегрированы в присущий данной личности способ быть, мыслить и чувствовать, могут гармонировать с ним, а, кроме того, они должны быть поставлены в единую взаимосвязь ее воспоминаний. Ни от отдельного человека, ни от народа, который в действительности тоже есть не что иное, как личность, нельзя требовать таких изменений, которые разрушали бы его единство и непрерывность. Изменение может быть очень значительным, даже почти полным, но при этом оно должно быть непрерывным.

Конечно, у некоторых индивидуумов действительно происходит так называемое изменение личности; но это уже случаи патологические и как таковые изучаются врачами-психиатрами. В такого рода случаях изменения личности совершенно разрушается память, основа сознания, и бедному пациенту, как субстрату индивидуальной - а уже не личной - непрерывности, остается лишь его физический организм. Такая болезнь для субъекта, который ею страдает, равносильна смерти; только для того, кто эту болезнь унаследовал, она не равносильна его смерти, если к нему благосклонна судьба. И болезнь эта есть не что иное, как революция, настоящая революция.

В известном смысле болезнь это органическое разложение, когда орган или какая-нибудь часть живого тела начинает бунтовать, разрушает жизненную синергию и преследует цель иную, нежели все остальные взаимосвязанные с ним элементы. Его цель, рассмотренная сама по себе, то есть отвлеченно, может быть самой возвышенной, самой благородной, самой... какой угодно, но она другая. Может быть, летать и дышать в воздухе лучше, чем плавать и дышать в воде; но если бы у какой-нибудь рыбы плавники захотели превратиться в крылья, то рыба как рыба перестала бы существовать. Этим я вовсе не хочу сказать, что птица в принципе не могла произойти от рыбы, я только хочу сказать, что все это было бы невозможно, если бы в этом процессе отсутствовала непрерывность. Я не очень в этом разбираюсь, но, наверное, можно предположить, что рыба является предком птицы или что рыба произвела на свет другую рыбу, которая уже ближе к птице, чем ее родители; однако рыба, данная конкретная рыба, не может сама по себе и в пределах своей рыбьей жизни превратиться в птицу.