Джон ОФаррелл - Это твоя жизнь

• Название: Это твоя жизнь
• Автор: Джон ОФаррелл
• Издательство: Фантом Пресс
• Жанр: Современная проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-86471-334-1

Джимми Конвей всегда мечтал стать знаменитым, богатым и удачливым. В детстве он даже писал письма — самому себе, но только повзрослевшему — о том, как полагается вести себя истинной звезде. И вот эти письма дошли до Джимми — ему уже тридцать пять, и ни славой, ни богатством он похвастать не может. И никаких перемен в своей жизни Джимми не ждет. Но однажды судьба подкидывает ему роскошный шанс. Как-то вечером, выгуливая собаку, Джимми перекинулся парой слов со знаменитым комиком Билли Скривенсом, а на следующее утро выяснилось, что Билли умер. С этого дня Джимми раздает интервью, выступает в телевизионных шоу, снимается в рекламе и держится на равных со звездами. Мечта его исполнилась, но есть одна проблема: все считают Джимми комиком недюжинного таланта. И ему ничего не остается, как только подпитывать эту ложь, которая очень быстро разбухает до невероятных размеров. Джимми блефует каждую минуту своей новой жизни; спотыкаясь и дрожа от страха, он взбирается вверх, к славе и успеху, пока не наступает развязка — столь же невероятная, как новая жизнь Джимми и его ложь.

Второй роман Джона О'Фаррелла (автора комического бестселлера «Лучше для мужчины нет») — смешная и немного горькая сатира на наш мир, в котором люди одержимы славой в той же мере, что и деньгами.

---

— Дело не в том, что имеешь, Джимми, а в том, что ты с этим делаешь! — крикнул голос за кадром — как нельзя кстати, потому что пятилетний Джимми как раз показал, что именно он умел с этим делать: пустил большую сверкающую дугу на старшего брата, который с ревом выскочил из лягушатника. А я-то думал, что это только он меня всегда мучил.

— Чудесные кадры раннего детства, — сказала Нэнси, когда пленка закончилась, — и если ты когда-нибудь захочешь появиться на телевидении, Джимми, мы с превеликой радостью пошлем этот клип на передачу «Вы в кадре».

Я уже настоялся на сцене и с большим облегчением принял у Криса кружку с пивом, теперь было что прихлебнуть в самый неловкий момент. Нэнси бегло прошлась по моей невыдающейся академической карьере и перескочила на мой случайный приезд в Сифорд. Она напомнила мне о том, что я делал для нее, например вел за нее уроки, когда ей надо было присмотреть за ребенком. А потом о том, как я однажды убедил ее, что из-за глобального потепления у эскимосов теперь больше двадцати различных слов, обозначающих воду.

Признаюсь, я ужасно обрадовался, когда Нэнси рассказала, как несколько лет назад я тайком помогал ей завязать с сигаретами.

— Джимми, когда я бросала курить, ты все время предлагал нам всем пойти в кино или в кафе. И только через несколько месяцев я сообразила, что ты нарочно уводил меня подальше от прокуренных пивных, потому что знал, что там я сорвусь. Ты решил деликатно, аккуратно, незаметно помочь мне избавиться от опасной привычки, и за это, Джимми, я хочу поблагодарить тебя от чистого сердца! — Тут Нэнси затянулась невесть откуда взявшейся сигаретой и торжественно затушила окурок.

Пришла пора Дорин. Она перетащила свое короткое, но массивное тело из кресла на сцену. Усатые шнауцеры глазели на толпу, проверяя, все ли слушают. Если я кому-то и помогал за эти годы, так это Дорин Катбуш. Я был всегда под рукой — выгулять ее собачонок, починить ксерокс в школе. А то еще она мне звонила вечером и просила записать ее любимую программу, а я как раз смотрел прокатную кассету. Дорин никогда не стеснялась одалживаться, а я всегда стеснялся отказать, так что я растроганно приготовился услышать очередную порцию благодарностей.

— Юная Нэнси попросила меня сказать пару слов в похвалу Джимми. Ну так я вам скажу, долго я не раздумывала. К Джимми Конвею я всегда питала глубочайшее уважение, — гудела Дорин. Очки она пристроила на полочке, по совместительству являвшейся бюстом. — В эти страшные времена, когда рушатся все правила, Джимми остается примером для многих. И знаете почему? Знаете, что отличает этого человека?

Я был польщен, увидев, как некоторые кивают.

— Он всегда — я не шучу, — всегда правильно использует множественное число существительных.

Меня слегка качнуло.

— И вы ни за что не услышите от Джимми эти ужасные гадости вроде «польта» и «кина», он непременно скажет «пальто» и «кино».

Я изо всех сил старался показать, как тронут этой теплой похвалой, а сам вспоминал ту зимнюю ночь, когда Дорин подняла меня в четыре утра, потому что у нее лопнул водопровод, и я кувыркался в снегу вокруг ее дома, стараясь отыскать вентиль и перекрыть воду.

— Радио, бюро, манто… Что еще сказать? От него никогда не услышишь «одно кофе», а только «один кофе». Я всегда считала, что хвалить надо по заслугам, вот так-то.

И с этими словами Дорин шагнула вниз, а собаки у нее под мышками косились по сторонам, словно вопрошая: «Ну, чего вам еще?»

Последовала неловкая пауза, которую нарушил смешок Дэйва:

— Главное, пускай больше не выпендривается со своими «двумя капуччини».

— Огромное спасибо, Дорин, — поблагодарил я, — за то, что потрудились подняться на трибуну.

Затем Нэнси показала фотослайды. Там были снимки, на которых мы все вместе десять лет назад, и наши невинные юные физиономии улыбаются в объектив. Фотографии однодневной поездки в Дьепп, сцены вечеринок, пикников или просто друзья втиснулись в фотобудку. Ближе к концу была фотография, где нам с Нэнси чуть за двадцать, мы сидим на пляже и целуемся.

Норман сказал, что я «классный парень, и вообще», а потом добавил, что не очень-то умеет речи толкать. Зато он хочет сделать мне подарок на другом языке, на «языке, это, как бы универсальном, на языке музыки». А мы все подумали: «Ого, да неужто? Неужели он наконец нам сейчас сыграет на воздушной гитаре, а?» Ведь сколько мы его ни пытали насчет успехов на этом необычном поприще, никто так и не удостоился чести лицезреть его выступление.

— Это тебе, Джимми! — крикнул Норман.

Панда врубила музыку, Норман застыл в смертельно серьезной позе, упал на колени и начал изображать, что играет. Настал момент разделить с нами всю радость игры на воздушной гитаре.

Казалось бы, если знакомишь друзей с нетрадиционным видом искусства, лучше бы делать это мягко, доступными и небольшими порциями. Человека, ни разу не бывавшего в опере, не станешь приобщать к классике, заставив высидеть весь вагнеровский цикл «Кольцо Нибелунгов». Что же решил Норман показать нам? Коротенькую популярную песенку «Битлз»? Отрывок из второго концерта Родригеса для гитары? Нет, для толпы непосвященных в искусство игры на воздушной гитаре Норман избрал соло в тринадцать минут мотания головой.

Не просто решить, что делать, когда перед тобой прыгает туда-сюда вполне взрослый человек, якобы исполняя классическое произведение рок-музыки на воображаемом электрическом струнном инструменте. Иные зрители пытались беспечно трясти головой: я бы, мол, подпел, да слов не знаю. Некоторые робко захлопали в такт, но их никто не поддержал, и они быстренько прекратили, словно все равно собирались похлопать секунд двадцать. Остальные нацепили добрые, понимающие, примороженные улыбки, как у западных туристов, которые вынуждены смотреть ритуальный танец в Индии. Думаю, Норман где-то и неплохо играл, наверное. Его пальцы как бы брали в нужных местах аккорды; он как бы бренчал по струнам, крутился и раскачивался, но в конечном счете, понимаете, гитара все-таки воздушная.

Как бы музыкальное произведение длилось почти четверть часа, но нам показалось, что вдвое дольше. Измученный, эмоционально опустошенный и потный Норман наконец раскланялся под гром аплодисментов, крики и свист. Крис заорал «бис», но вышло «бис-ой!», потому что кто-то пнул его под столом, чтобы заткнулся. Когда аплодисменты стихли, Норман побрел в бар взять еще галлон сидра, а на сцену снова вышла Нэнси:

— Спасибо большое, а Норман покажет попозже, как самолет врезается в гору.

Нэнси явно распланировала весь вечер, но кое-кто из зрителей спросил, нельзя ли добавить пару слов импровизации.

— Мы с Джимми как-то ехали, попали в пробку, и он оттуда вывел два автомобиля вместо одного.

— И еще он всегда соблюдает правила в сельской местности и закрывает калитки, чтобы скот не разбежался.

По-моему, мы начинаем фальшивить. Если так пойдет, меня станут хвалить за то, что я всегда закрываю зубную пасту, подумал я, но тут же вспомнил, что вообще-то не всегда. Нэнси поняла, что концерт подходит к концу, и вмешалась, чтобы подвести итог:

— Джимми, ты объяснил мне, что выдумал всю эту чепуху со славой, потому что жаждал успеха. Ну так вот, прежде чем ты от всех нас уедешь туда, где вечно светит солнце, друзья и коллеги хотят заверить тебя, что ты на самом деле пользовался большим успехом. Может быть, ты и не появишься в настоящей программе «Это твоя жизнь», но здесь ты самая яркая звезда, Джимми. И я с огромной радостью говорю тебе, Джимми Конвей: это твоя жизнь!

Ее вдохновенная речь помогла мне понять, где мое настоящее место. На маленькой сцене в зале обычной пивной мне было гораздо комфортнее, чем на помпезной сцене с фальшивыми друзьями вроде Билли Скривенса. Мои настоящие друзья искренни, потому что циничны, их дружба мне льстит, потому что они могут быть грубыми, они богаче, потому что беднее. Нэнси передала мне большой красный альбом, а Норман опять включил мелодию из телепрограммы, все столпились вокруг меня, смеялись над фотографиями и вручали мне маленькие сувениры. Норман скрутил косячок, а Панда постаралась не скорчить гримасу, когда он лопухнулся, пустив его по кругу по часовой стрелке.

Мы все пили и пили, а потом подали ужин. И ужин был основательный, не какие-то дурацкие выкрутасы, от которых пухнешь с голоду. Бетти бродила от стола к столу и пристально смотрела на каждого, раз уж не удалось внушить этой компании, что всю пищу надо сразу отдать ей. Все ее хвалили, а она печально пристраивала голову на колени очередного едока. А потом едок замечал, что колени у него почему-то мокрые, и понимал, что Бетти напустила слюней.

Я подсаживался к людям, которых не видел сто лет, смеялся и шутил с друзьями, о которых узнал столько нового. А когда мы все расслабились, меня начали расспрашивать, каково это — встречаться со знаменитостями, сниматься на телевидении, выступать на сцене и в рекламе. Я им честно ответил, что были моменты и увлекательные, и ужасные, но все время я чувствовал пустоту и беспокойство, которые никак не проходили. А про себя подумал: в этот вечер я чувствовал себя действительно знаменитым. Все отрывались как хотели, потому что мы знали: праздник у нас особенный и, что еще важнее, мы его сами себе устроили. Даже Тамсин разулыбалась. Я, конечно же, решил посекретничать с ней в углу, но уж в этот раз собирался о каждом слове доложить матери.