Станислав Сенькин - Покаяние Агасфера: афонские рассказы

• Название: Покаяние Агасфера: афонские рассказы
• Автор: Станислав Сенькин
• Жанр: Религия: прочее
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9946-0003-0

Сборник "Покаяние Агасфера" продолжает цикл афонских рассказов молодого писателя Станислава Сенькина. Его первая книга — «Украденные мощи» — за короткий срок выдержала несколько переизданий.

Станислав Сенькин родился в 1975 году. Окончил факультет журналистики МГУ, работал по специальности. Много путешествовал по России и другим православным странам. Три года прожил на Святой горе Афон. В своих рассказах автор, не избегая современных художественных приемов, повествует о жизни уникальной «монашеской республики». Наполненный юмором, любовью и тонким знанием быта святогорцев, новый сборник рассказов будет интересен и воцерковленному читателю, и только начинающему интересоваться православием неофиту.

---

Вскоре ему попался на глаза альбом о Святой горе Афон. Долго и жадно рассматривал он незатейливые, с точки зрения профессионала, черно — белые снимки, в изобилии разбросанные по тексту: старенькие облупленные жилища аскетов, морщинистые лица старцев в ремках, на мулах, с суковатыми посохами…

Особенно поразила его фотография, на которой два афонских монаха сидели за маленьким столом со стоящей на нём полупустой бутылкой узо [3]. Монахи, как следовало из подписи, праздновали Пасху. В их глазах, на их сияющих лицах была та самая горняя красота и духовная радость, свидетельствующая о подлинной сердечной чистоте.

Фотограф как заворожённый глядел на снимки из альбома: ему стало казаться, что Святая гора и есть то самое место, где пересекается небесное и земное. И тогда Виктор принял решение уехать на Святую гору и остаться там до самой смерти.

Денег на то, чтобы попасть на Афон, у Виктора не было и ему пришлось продать оба своих профессиональных фотоаппарата. За них дали лишь половину того, что они стоили, но торговаться он не стал: денег, чтобы добраться до Афона, теперь хватало…

Оказавшись на Святой горе, Виктор без промедления пошёл в русский Свято — Пантелеймонов монастырь и попросился у игумена в послушание. Настоятель выслушал его и сказал, что решение примет собор старцев.

Три дня, остававшиеся до собора, давали возможность Виктору насладиться афонскими пейзажами. Какие это были чудные виды! Зелёные, покрытые богатой растительностью скалы, по ночам заливаемые матовым светом желтовато — молочной луны. Море, простирающееся вокруг, на сколько хватало глаз — синее, воюющее то с песчаным, то с каменистым берегом Афона. Пологая гора, на вершине которой даже из Пантелеймонова монастыря можно было видеть крест у храма Преображения, — она казалась Виктору в прямом смысле твердыней православия…

Монастырские старцы, вопреки ожиданиям Виктора, приняли решение отправить его обратно в Москву, на Афонское подворье, где все, взыскующие святогорского монашества, проходили первоначальный искус. Но Виктор, будучи человеком упорным, ответил, что не собирается уходить из удела Матери Божьей. Старцы сочли его ответ дерзостью: если он не может исполнить своего первого послушания, то пусть даже не думает о монастыре.

Но они не учли, что проситель уже не мог думать ни о чём другом. Виктор поселился на берегу, соорудив шалаш из ветвей, и вскоре полицейские стали интересоваться у старцев, что это за бродяга поселился на монастырской земле, и не стоит ли его депортировать. Тогда игумен, хоть и сомневался в правильности такого решения, всё‑таки принял Виктора на испытательный срок, предупредив, что если тот будет в чём‑либо противоречить старцам или работать спустя рукава, то сразу же отправится в Москву.

Виктору дали непростое послушание подсобного рабочего на стройке, и он выполнял его с рвением, на какое только был способен, учитывая здоровье и возраст — ему было уже за пятьдесят.

Так прошло полгода. Виктор всё более и более смирялся, отношения его с игуменом и монастырскими старцами наладились. Но вот, однажды, привычно вглядываясь в вершину афонской горы, он почувствовал, как сердце его дрогнуло — совсем уже было погасшее желание заняться фотографией снова начало разгораться в его душе. С тех пор оно крепло с каждым прожитым часом и с каждым взглядом на прекрасный греческий закат, и, наконец, превратилось в навязчивый помысл, который Виктор, ради сохранения душевного мира, решил открыть на исповеди монастырскому духовнику:

— Отче, в миру я был фотографом; этому делу я отдавал всю свою душу. И сейчас мысль о том, чтобы вновь заняться фотографией не покидает меня. Я понимаю, что, став послушником, я обязан ради Христа отринуть всякую плотскую страсть. Только, вот, сам я не могу определить — страсть ли это или желание по Бозе. Как вы скажете, так и будет. Если благословите всё забыть, я постараюсь это сделать.

Духовник внимательно посмотрел в глаза своего послушника, почти одногодка, и немного подумав, ответил:

— Не стоит тебе пока думать об этом…

— Я понял, отче!

— Подожди, я не договорил. Нам в обители нужен свой, монастырский фотограф, поэтому, возможно, через какое‑то время ты и сможешь использовать свой талант во славу Божью. Но теперь об этом не думай, а положись на волю Господню.

…Со дня, в который состоялся этот разговор, давший Виктору надежду и успокоивший его душу, прошло около года. И вот однажды Виктор познакомился с паломником — бизнесменом из Германии русского происхождения. Узнав из бесед с Виктором о его мечте, бизнесмен предложил помощь в покупке хорошего фотоаппарата.

Виктор попросил благословения духовника на принятие такого дара и, с превеликой радостью, получил его.

Через месяц из Германии пришла посылка, в которой лежал тщательно упакованный в пузыристый полиэтилен новенький полупрофессиональный фотоаппарат. Виктор отпросился у духовника по воскресеньям отлучаться из монастыря, чтобы запечатлеть пейзажи Святой горы в окрестностях обители. Духовник не стал ему препятствовать, лишь повторил, что это занятие не должно мешать ни работе, ни молитве и не становиться страстью.

Каждый раз, собираясь в поход, Виктор брал с собой большой термос с чаем, несколько банок консервов, хлеб и плоды шиповника и, конечно, подарок из Германии — цифровой фотоаппарат. Ни змеи, ни крутые спуски и подъёмы его маршрутов не пугали послушника — всё, чего ему хотелось, — это сделать удачный кадр.

Так прошло ещё два года.

За это время Виктор сделал несколько тысяч снимков, но так и не смог найти в них того, что ему хотелось больше всего — духовную красоту.

Однажды Виктор решил сделать снимки окрестностей Ксиропотама, ближайшего к Пантелеймону монастыря. Духовник посмотрел исподлобья на послушника:

— Виктор, ты же накануне много работал, наверняка очень устал, зачем же тебе Ксиропотам? Ну, и потом, ты же знаешь, что мы никуда не отпускаем насельников монастыря в течение трех лет? Среди нас есть монахи, которые уже двадцать лет в монастыре, и до сих пор не были на пике Афона, а ты и трёх лет здесь не провел. Не нужно тебе ходить так далеко.

— Ваша правда, отче. — Виктор склонил голову. — Как благословите, так и будет. Но мне бы очень хотелось поснимать окрестности Ксиропотама.

Духовник внимательно посмотрел на Виктора, но в его взгляде не было осуждения.

— Хорошо, иди, если хочешь. К вечерне ведь вернёшься?

— Конечно! До Ксиропотама минут сорок пешком, сделаю несколько снимков и сразу вернусь. Думаю, должно здорово получиться.

— Ну, раз так, Бог тебя благословит.

Виктор взял благословение и стал собираться.

Ксиропотам был древним монастырём, основанный самим святым Павлом. В летописи этой обители имелись как славные страницы, так и позорные — это был тот самый монастырь, монахи которого приняли с хлебом — солью латинян. После этого чудесное дерево «губа», которое росло прямо в алтаре храма, и чьи плоды считались целебными, зачахло.

Сегодня Ксиропотам считался самым строгим монастырём Святой горы. Его насельники, в отличие от Дохиариу, Костамониту, да и самого Пантелеймона, работали немного и ели сколько хотели. Единственное условие, которое малочисленная братия (не более двадцати человек) соблюдала беспрекословно — не общаться ни с кем, кроме своих, монастырских. Да и внутри обители общение без крайней необходимости не приветствовалось. С родными же ксиропотамские монахи могли общаться лишь четыре раза в год по телефону.

Добравшись до Ксиропотама, Виктор обошёл монастырь, фотографируя по дороге всё, что казалось ему достойным быть увековеченным. Уже собираясь в обратный путь и оглядев напоследок окрестности — не упустил ли чего, фотограф приметил стоявшую невдалеке келью святого Никодима.

В этой келье, метрах в трёхстах выше Ксиропотама, жил святой старец — отшельник, отец Герасим. Виктор много слышал о нём — авторитет старца был велик на Афоне — и ему захотелось запечатлеть для будущих поколений святого человека.

Виктор задумался: благословение было дано дойти только до Ксиропотама. В раздумьях прошло несколько минут и, наконец, желание пересилило чувство долга — Виктор решил нарушить благословение. «В конце концов, какие‑то триста метров — думал он, торопливо продвигаясь к келье. — Какая мелочь!» Через пять минут он уже стоял у двери.

Вытерев бегущий струйками по лицу пот, Виктор прочитал выученную им по-гречески «вратарную» молитву: «Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе, помилуй нас» и постучался в келью. Дверь открыл послушник.

— Что вы хотите? — спросил он по-гречески.

— Геронда Герасимос! — ответил фотограф.

Вскоре Виктор уже сидел в маленьком уютном дворике и в ожидании старца ел ароматный лукум и пил кофе. Когда появился отец Герасим, Виктор подошёл к нему, взял благословение и, показывая на камеру, жестами попытался объяснить, что хотел бы сфотографировать старца.