Николай Максимов - Поиски счастья

• Название: Поиски счастья
• Автор: Николай Максимов
• Издательство: Дальневосточное книжное издательство
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1965

Роман о судьбе русских поселенцев Аляски и коренных жителей Чукотки. Действие происходит в начале XX века. Герои романа каждый по-своему понимают, что такое счастье. Для потомка русских поселенцев Андрея Устюгова, понимающего, что скоро на Аляске не станет русского уклада жизни, — это возвращение на родину своих предков, в Россию. Для молодого чукчи Тымкара — это винчестер и шкуры, другие подарки для задабривания своего будущего тестя, отца любимой девушки. Для революционера Кочнева — это всеобщее счастье. Он не может быть счастлив, если несчастны окружающие его люди.

Роман был закончен в 1952 году и выдвигался на Сталинскую премию. Но Сталин умер, и премия не состоялась.

---

«Вперед, Тымкар! Спеши, Тымкар! Твое счастье там, в родном селении. Там начинается, сказал таньг-большевик, новая жизнь!»

Все население острова загружало байдары домашним скарбом. На высоком берегу стоял наблюдатель.

Тымкар и Тагьек уже готовы к отплытию: им некого и незачем ждать. Вот они отталкиваются от берега, Тыкос поднимает парус из шкур, и байдары расходятся в разные стороны.

— Прощай, Тымкар!

— Прощай, Тагьек!

— Прощайте! — слышатся с берега голоса.

Байдары входят в ледяные каналы с подвижными берегами.

Из скопившихся у горизонта черных туч вырывается в небо яркое солнце.

Глава 41 ВЛАСТЬ КОЧАКА

Тымкар и сам едва ли отдавал себе отчет, что именно побудило его принять неожиданное решение. В самом деле, ведь не могла же болтовня этих двух американцев оказать такое влияние на образ его мыслей и поступки! А между тем вот он уже плывет к родным берегам.

Не каждому человеку дано на протяжении всей жизни сохранить бодрость душевных сил, неугасшее пламя юности. Даже незаурядная личность, потратив много сил на достижение какой-нибудь цели и не достигнув ее, порой надолго утрачивает черты индивидуальности.

И только время или какой-либо внешний толчок вдруг выводит ее из состояния чуть ли не полного безразличия, искра протеста воспламеняет давно тлевшую в сознании неудовлетворенность, в душе поднимается бунт, побуждая к новым попыткам осуществить свои чаяния и надежды — если уж не для себя, когда оказывается, что жизнь прожита, то для детей и потомков.

За годы, проведенные на острове, Тымкар много думал и многое понял. Да и пора: ведь уже тридцать семь лет!

…С большой кожаной байдары, идущей под парусом, отчетливо были видны такие знакомые Тымкару прибрежные горы, долины, сопки…

Тыкос сидел на корме, за рулем. Сипкалюк и Тымкар привалились к перевернутой нарте, к которой были привязаны свернувшиеся клубками собаки. За кормой на буксире легко скользила маленькая байдарка.

Льды то и дело вынуждали менять направление, пережидать, спускать парус. Однако берега становились все ближе, а остров все глубже опускался в море…

Солнце достигло зенита, жгло, но тело пробирал озноб: от воды и льдов тянуло холодком.

Много, ох, как много мыслей теснилось в голове у Тымкара. У него теперь совсем большой сын, такой же рослый, как он сам. Только у Тыкоса еще нет ни одного седого волоса. Что ж, Тыкос спокойно прожил свои девятнадцать лет, а Тымкар в его годы уже побывал в Номе, у Омрыквута, зимовал по чужим стойбищам, исходил всю Амгуэмскую тундру.

Вдруг лицо Тыкоса напряглось, ноздри широко раздулись, он весь вытянулся, не двигаясь с места.

— Лахтак, — тихо, настороженно произнес он.

И Сипкалюк с Тымкаром заметили на воде морского зайца: он, видно, грелся на солнце. Юноша подтянул байдару, бесшумно перебрался в нее и, ловко перебрасывая весло с одного борта на другой, начал удаляться. У ног молодого охотника лежали копье, гарпун, закидушки: к винчестеру не было патронов. Тымкар спустил парус.

Лахтак, заметив опасность, нырнул. Тыкос начал его преследовать. И Тымкар, поняв, что ждать сына придется долго, причалил байдару к большой льдине, вылез и за выступ тороса укрепил конец. Сипкалюк последовала за ним: она тоже засиделась, озябла.

Собаки насторожили уши, беспокойно задвигали мордами. Льдины медленно дрейфовали на север, Тыкос удалялся к югу. И чем дальше морской заяц уводил охотника, тем острее чувствовал Тымкар какую-то горечь в душе. Ведь вот так и он всю жизнь гоняется с копьем и гарпуном за морскими зверями! А были бы патроны… В эту минуту он пожалел, что разъехался с Тагьеком: все же у того всегда есть патроны к винчестеру. Винчестер! Как много надежд возлагал на него в свое время Тымкар… Ему казалось тогда, что путь к счастью лежал через обладание ружьем. Оно должно было помочь ему заполучить Кайпэ в жены. Но годы прошли, нет ни Кайпэ, ни родных… И даже ружье его лежит без патронов, как никчемная вещь.

И Тыкос все вот так же охотится без ружья. Конечно, Тымкар не напрасно трудился эти годы: есть у него байдара, собаки, нарта, снасть есть. А в Уэноме еще должны сохраниться остатки яранги. Меховую палатку-полог он везет с собой.

Ничего, он еще достанет ружье Тыкосу у русских! Да, конечно, он достанет его!

Тымкар бродил по льдине, а Сипкалюк принесла из байдары чайник с пресной водой и из прихваченных с собою кусков плавника, политого жиром, разложила костер. На Тымкара потянуло пахучим дымом, он оглянулся, увидел огонь на льду, подошел, присел, протянул к костру руки, глядя то на яркие языки пламени, то сквозь него на порозовевшие льды. Его слегка знобило: сказывались и сырость, и холод льдов, и беспокойная ночь накануне с визитом американцев, и нервное состояние, заставлявшее временами дрожать его тело: это особенно неприятно.

Да, да, он сам точно не знал, что именно побудило его принять такое неожиданное даже для самого себя решение. И эта неспособность разобраться в себе еще больше возбуждала Тымкара. Как встретят его в Уэноме? Что скажет Кочак? Что подумают старики, увидев, что у него жена эскимоска… Хмурый Тымкар не дружелюбно посмотрел на жену. Она почувствовала его тяжелый взгляд.

— Ты что, Тымкар? — на ее лице заметно было волнение.

Тымкар прислушался к потрескиванию костра.

— Так, ничего, — он достал трубку, но там уже давно не бывало табака.

Чайник начал посвистывать. Жена ушла в байдару за кружками.

Тыкоса все не было. Он втащил свою легкую байдарку на льдину и теперь подползал к морскому зайцу. Тыкос не отступится: он не таков.

Из жестяных кружек Сипкалюк и Тымкар пили чай. Собственно, «чай» — это только слово: пили горячую воду. Она так приятно согревает тело.

— Ничего, — проговорил Тымкар, как будто до этого он утверждал нечто обратное. — Чукчи не хуже эскимосов.

Ведь жил же он, чукча, среди чужих!

Сипкалюк уже привыкла к его манере вести себя и выражать свои мысли.

— Однако, так лучше, — опять вслух высказал он что-то непонятное ей.

— Это верно, — поддакнула Сипкалюк, довольная, что муж заговорил с ней, хотя она и не знает, о чем он думает. — Ты правильно думаешь, Тымкар.

— Да, я думаю правильно, — согласился он и протянул жене кружку, чтобы она еще раз наполнила ее кипятком.

Отец не хотел, чтобы Тыкос женился на эскимоске, но разве стоило об этом говорить Сипкалюк?

— Ты правильно думаешь, Тымкар… — невпопад повторила она, решив втянуть мужа в разговор.

Тымкар покосился на нее и улыбнулся.

— Где же Тыкос? — он поднялся и долго всматривался вдаль.

Тыкоса не было видно. Сипкалюк смотрела туда же. Но разве можно заметить так далеко среди торосов человека, одетого в белую камлейку?

Даже лахтак — на что уж близко от него был сейчас Тыкос! — и тот не видел охотника, распластавшегося на льду у самой кромки. Охотник ждал лишь удобного момента, чтобы пронзить его брошенным копьем.

Костер догорал. Языки пламени поникли. Сипкалюк принесла из байдары еще плавника; надо же и Тыкоса напоить чаем. Тымкар опять бродил по ледяному полю — сутулый, задумчивый. Всю жизнь он принимал быстрые и внезапные решения. Так он решил плыть за пролив, так поссорился с чернобородым на трапе шхуны, затем — покинул Уэном, поселился на острове. А вот теперь…

Прошло уже несколько часов, как Тымкар оставил остров, а мысли его все были неспокойны. Сейчас он думал о том, как в долгие дни пурги станет рассказывать чукчам обо всем, что у него записано на моржовых клыках. Он расскажет им про Амнону, про большое стойбище американов, о том, как повсюду живут чукчи и эскимосы. Потом он спросит их: как они думают, почему у одного человека в лавке висит без дела много винчестеров, а у другого, кому они так нужны, нет ни одного? Почему даже слабый шаман живет лучше сильного охотника? Почему так неправильно живут настоящие люди — чукчи?.. Мало умеют. Сидят в ярангах, как мыши в норах.

— Тыкос! Тыкос идет! — раздался радостный возглас Сипкалюк.

Сильными движениями весла Тыкос вел байдарку на запах дыма. Вот он заметил и фигуры родителей.

Отец быстро пересек плавучую льдину и увидел, что в байдарке сына лоснится черная шкура лахтака. «Молодец, хороший охотник! Удача ждет нас в Уэноме», — радовался он, как будто ему самому было девятнадцать лет, и это была его первая удача… Он помог Тыкосу вытащить на лед морского зверя, одобрительно похлопал сына по плечу, заглянул ему в лицо, засмеялся. Вот таким же ловким был он сам в молодости!

Усатый, лоснящийся жиром морской заяц лежал у их ног. В байдаре поскуливали собаки.

Тыкос пил чай, даже не замечая, что это просто горячая вода.

Солнце спускалось к горизонту. Пролив стал лиловым, появились миражи. Чего только не увидишь в такой час среди ледового моря! Вот — поселок, яранги; дальше — большое стойбище, каких не видел даже Тымкар. Моржи. Нартовая дорога, упряжки. Шхуны. Оленье стадо, мшистая тундра.