Дэнни Шейнман - Квантовая теория любви

• Название: Квантовая теория любви
• Автор: Дэнни Шейнман
• Издательство: Фантом Пресс
• Жанр: Современная проза
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-86471-473-7

«Квантовая теория любви» — необыкновенной силы и эмоционального накала роман известного британского актера и режиссера. Две истории любви, два бегства от судьбы, две трагедии, которые разделяет целый век.

Лео Дикин потерял любимую во время путешествия по Южной Америке. После гибели Элени он превратился в сгусток боли, не отпускающей его ни на мгновение. Пытаясь превозмочь душевные страдания, Лео изучает любовь — он раскладывает ее на мельчайшие частицы, законами физики поверяя человеческое чувство…

Мориц — юный солдат австро-венгерской армии, которого призвали сразу после начала Первой мировой. Война и последовавшие за ней исторические катаклизмы забросили Морица из родной Польши в Сибирь, за тысячи миль от любимой девушки Лотты.

Пройдя сквозь кровь и ужас мировой бойни, через холод и голод сибирских лагерей, Мориц возвращается домой. Он верит, что там его ждет любовь…

Сага Дэнни Шейнмана вызвала настоящую бурю восторга среди читателей, и неудивительно, ведь эта книга — один из самых необычных и притягательных романов последнего времени о любви.

---

— Наверное, такое случается со всеми, кто потерял.

У Фрэнка и Евы на щеках легкий румянец.

— Хорошо выглядите, ребята, — заметил Лео. — Чем это вы тут без меня занимались?

Фрэнк покосился на Еву.

— Ничем особенным, мы… э-э-э…

— Ковырялись в саду, — пришла на помощь Ева.

— Да-да, в саду, — эхом повторил Фрэнк.

— Да уж, физический труд облагораживает, — согласился Лео.

Ева приготовила для Ханны раскладную кровать, но не знала, куда ее поставить, в гостиную или в комнату к Лео.

— Если Лео не против, уж лучше к нему, — попросила Ханна. — Одной мне как-то не по себе.

Пока Ева хлопотала, устраивая гостью, Фрэнк занялся чаем.

На кухонном подоконнике Лео заметил улитку. Элени?

В гостиной за чаем Лео наконец задал вопрос, не дававший ему покоя все последние дни:

— Как Морицу удалось поправиться и что приключилось с Лоттой?

— Не понял?

— Последнее письмо было из Уланова. А что случилось потом?

— Ну конечно… вот старый дурак. Сейчас объясню. Лотта была уверена, что Мориц погиб. В 1917 году она наводила справки, и ей ответили из Красного Креста, что в списках лагеря военнопленных в Сретенске его фамилии нет. Наверное, она ужасно горевала. А еще через два года ее отец устроил шиддуч — просватал дочь за богатого венского адвоката. И она согласилась…

[34]

29

Поселился я у своего двоюродного брата Монека и три месяца провалялся в постели чуть ли не при смерти… Фишель, в горле пересохло… подай, пожалуйста, воды… Ой, милый, извини… стакан разбился? Принеси швабру и тряпку… только осторожно, не наступи на осколки… Я сказал, принеси швабру… прошу тебя… у меня сил нет… Все молчишь… добиваешься чего-то… Ладно, будь по-твоему, только ты меня огорчил.

Письма были со мной, и мне пришло в голову отправить их по адресу. Я слал их по нескольку штук за один раз, по порядку, дата за датой. Бог знает, что она почувствовала, когда к ней десятками и сотнями стали приходить письма от человека, которого она считала умершим.

Лотта ответила.

Милый Мориц!

Меня очень тронули твои письма. Не знаю, смогу ли полюбить тебя, как ты меня. Мне надо увидеть твое лицо. Ведь столько времени прошло. Приезжай ко мне.

Лотта

Письмо привело меня в ярость. Четыре ни к чему не обязывающие строчки. И это все? Я сидел перед зеркалом, смотрел на свое рябое лицо, которое ей «надо увидеть», и призывал проклятия на голову любимой:

— Тебе подавай мое лицо? И что дальше? Ты увидишь меня такого, изможденного, погибающего от чахотки, харкающего кровью, и сразу полюбишь? Я ли не доказал тебе силу своей любви? Я ли не заплатил за нее всей своей жизнью? Нет, не поеду я к тебе. Довольно я прошагал, теперь ты пошевелись, ты проведай меня.

И, словно раскапризничавшийся ребенок, я изорвал письмо и швырнул в огонь.

— Мне уже все равно. Я слаб и болен, мне не встать с кровати. Можешь выходить за своего венского богатея. На что тебе я? Твой будущий муж хотя бы увидит своих внуков, я не доживу. Ты нарушила свое слово, Лотта Штейнберг. Ненавижу тебя. Что мне делать, куда податься?

Я рухнул на кровать и принялся колотить кулаками по матрасу, пока не выдохся. Тогда я стал смотреть на огонь. По щекам у меня текли слезы, и незаметно для себя я уснул.

Целую неделю я был сам не свой, бешенство и отчаяние переполняли меня. Уланов уже был не тот, что раньше, в наш дом вселились польские крестьяне, оставшиеся в незначительном числе родственники собирались уехать (и двоюродный брат тоже), шла советско-польская война…

С тяжелым сердцем я опять пустился в путь, не зная хорошенько дороги и уповая на свой опыт. Можно было сесть на поезд, только не хотелось. В дороге так хорошо думалось… Через Чехословакию на Вену, а из Вены… Вот увижу Лотту в последний раз — и к своим в Берлин…

Прости… тяжело говорить… всего минуточку… ну вот…

Она жила в западной части Вены, на удивление скромный домик располагался на тихой, мощенной булыжником улице. Было 5 февраля 1920 года, до ее свадьбы оставалась ровно неделя.

Вечер, темно, шторы на окнах задернуты, в узкую щель сочится свет…

О-о-о… плевательницу… спасибо.

Я долго стоял на противоположной стороне улицы и не мог решиться. Постучать в дверь… это же так просто, все сразу и выяснится… но я словно закоченел. Стоял и сочинял речь… Начал-то я еще в дороге, осталось только окончательно отшлифовать да продумать возможные варианты, чтобы в любом случае нашлось что сказать. Ну точно студент перед экзаменом. Руки у меня тряслись, ноги подгибались, нужные слова не приходили в голову. Между мной и вожделенной дверью сгущался непроницаемый мрак.

Как они жили тут без меня? Больше пяти лет я мечтал об этой минуте — и вот сейчас (надо же!) отчаянно трушу, прямо душа в пятках, словно у солдата отступающей армии.

Краем глаза я заметил мужчину с большим пакетом, очень важного с виду, с козлиной бородкой. Мужчина подошел к двери Лоттиного дома и дважды громко постучал. Я отступил поглубже в тень. Дверь медленно отворилась… Погоди… минутку… вытри… молодчина. На пороге стояла Лоттина мама в длинном элегантном зеленом платье, ее поседевшие волосы были собраны в тугой узел. Казалось, она очень рада гостю.

— Я внес все необходимые изменения, о которых вы просили, — торжественно объявил господин с бородкой, бережно передавая пакет.

— Покорнейше благодарю, герр Кляйн. Лотта будет на седьмом небе.

Господин поклонился:

— Рад услужить, фрау Штейнберг.

Они сердечно попрощались, и важный мужчина пошел своей дорогой.

Я догадывался, что находилось в пакете, и это было выше моих сил. Развернувшись, я поплелся восвояси… добрел до конца улицы и повернул обратно. А потом опять повернул, и еще, и еще… На одной чаше весов были гордость и сострадание (ну зачем портить Лотте жизнь за неделю до свадьбы), на другой — пройденные десять тысяч километров. Я задыхался, сердце у меня колотилось, я уже видеть не мог мерцающее во тьме бронзовое дверное кольцо…

И я подошел к двери и с силой грохнул кольцом о голубую филенку.

Дверь открыла госпожа Штейнберг, в зеркале за ее спиной я увидел Лотту в свадебном платье.

Сердце мое перестало биться.

Госпожа Штейнберг меня не узнала.

— Что вам угодно? — сухо спросила она.

А я стоял и глядел на Лотту… язык не ворочается… и не узнавал ее. У девушки, что приходила ко мне во сне, волосы были светлее, скулы выше, лицо печальнее. Нет, не ее я целовал в юности над рекой Сан, эта красавица в белом платье была чужая.

Как странно, я, а не жених первым увидел ее в свадебном наряде…

Я хотел окликнуть ее, но язык меня не слушался.

Она отвернулась от зеркала и посмотрела на меня.

Мне бы бодро улыбнуться, щелкнуть каблуками. А я прислонился к косяку и зарыдал.

Госпожа Штейнберг пробормотала что-то и сделала шаг в сторону.

Лотта узнала меня сразу.

Мы долго стояли в молчании, чуть дыша, и глядели друг на друга.

Минута была мучительная. Я видел себя ее глазами, такого гадкого, безобразного, плюгавого. Я словно стоял на эшафоте в ожидании казни: вот сейчас все и решится, раз и навсегда, и от меня уже ничего не зависит. Никакой надежды во мне уже не было.

Только не затягивай, молил я ее про себя, не надо вежливых экивоков. Отказала — выпроводила — и делу конец.

Губы ее зашевелились.

Неужели я забыл ее голос?

Или оглох?

— Мориц, — прошептала Лотта, — вот ты и вернулся домой…

И бросилась ко мне.

И поцеловала, как тогда, над рекой Сан.

Я люблю ее… я всю жизнь любил ее… Ш-ш-ш… Исаак проснулся… радость моя… Слушайте и запомните: жизнь — это вечный поход, и чтобы противостоять невзгодам, нужны не власть и богатство, а только любовь. Я и мама любим вас больше жизни. И пусть моя повесть, моя судьба останется вам в наследство…

— Папа?

— Папа!!

[35]

30

— Со свадьбой все уже было решено, более того, приготовления были в самом разгаре, когда начали пачками приходить письма. Ты только представь себе, Лео, какое потрясение они вызвали: Мориц вернулся с того света! Лотта поверить не могла, что он жив, в душе она его уже похоронила. А тут груды писем изо дня в день целыми неделями. И каких писем! Каждая строчка наполнена любовью.

Получается, вся ее жизнь перевернулась. Что ей делать, ведь уже приглашения разосланы?

И Лотта просит отца отменить свадьбу. Тот приходит в ярость, но Лотта напоминает: ты обещал выдать меня за Морица, если он вернется живой. Отец колеблется — и соглашается, но при одном условии: прежде чем принять окончательное решение, Лотта должна увидеться с Морицем.