Альманах - «На суше и на море». Выпуск 2

• Название: «На суше и на море». Выпуск 2
• Автор: Альманах
• Издательство: Государственное Издательство Географической Литературы
• Жанр: Природа и животные
• Год: 1961

Это второй выпуск художественно-географического сборника «На суше и на море». Как и первый, он принадлежит к выпускаемым издательством книгам массовой серии «Путешествия. Приключения. Фантастика».

Читатель! В этой книге ты найдешь много интересных рассказов, повестей, очерков, статей. Читая их, ты вместе с автором и его героями побываешь на стройке великого Каракумского канала и в мрачных глубинах Тихого океана, на дальнем суровом Севере и во влажных тропических лесах Бирмы, в дремучей уральской тайге и в «знойном» Рио-де-Жанейро, в сухой заволжской степи, на просторах бурной Атлантики и во многих других уголках земного шара; ты отправишься в космические дали и на иные звездные миры; познакомишься с любопытными фактами, волнующими загадками и необычными предположениями ученых.

Обложка, форзац и титул художника В. А. ДИОДОРОВА

http://publ.lib.ru/publib.html

---

— Но ведь сейчас стадион закрыт для посетителей.

— Для вас, амигос, откроют любые ворота. Кариоки знают, что такое гостеприимство.

Мы осторожно намекаем, что трехдневный плен на рейде мало чем напоминает гостеприимство.

— О амигос, это же политика! Не обращайте внимания, вы знаете, что сказал наш президент Кубичек?

Оливейра извлекает из внутреннего кармана пиджака сложенную вчетверо газету. Это «Диарио Кариока» (Ежедневная газета Рио) от третьего июня. Он открывает первую страницу и, быстро отыскав нужную статью, тычет в нее пальцем.

— Я вам сейчас переведу: «Никому не дано права запрещать знакомиться с прекраснейшим в мире городом. Было бы серьезной ошибкой нашего христианского и демократического порядка, отличающегося также большим гостеприимством, запретить русским морякам и ученым познакомиться с красотами Рио и познать либеральную душу бразильского народа».

Он прервал чтение и, бросив взгляд на часы, заторопился.

— Мне очень жаль, сеньоры, что я не могу проводить вас на стадион, но, что поделаешь, пора на службу.

Он огорченно вздохнул.

— Желаю вам посмотреть как можно больше! Но, главное, не забудьте про Маракана!

Мы благодарим за внимание и, разыскав в карманах значок с красным флажком и надписью Москва, чудом уцелевший после вчерашнего налета на сувениры в порту, торжественно вручаем сеньору Альваресу. Он прикалывает его к лацкану пиджака, но затем, покачав головой, осторожно отстегивает и, бережно завернув в носовой платок, прячет в карман.

— Запрещено? Политика?

— Нет, что вы, амигос, это не политика, это предосторожность. Если мои друзья увидят этот замечательный сувенир, я потеряю его вместе с лацканом пиджака. Адиос, сеньоры, — он машет на прощание рукой и скрывается в толпе.

Большой шестиколесный автобус, поблескивая ярко-оранжевыми боками, дает протяжный гудок. Толпа расступается. Мы покидаем портовую площадь, провожаемые несущимися нам вслед «Русс, амигос, Москва, карашо!»

Автобус, глухо урча могучим дизелем, быстро набирает скорость. Конструктора, предусмотрев туристскую страсть к фотографии, постарались сделать его прозрачным со всех сторон. Кажется, что только пол у него остался не стеклянным. Каждое новое здание — щелк-щелк-щелк, каждый новый памятник — щелк-щелк, каждая оригинальная фигура — снова щелканье фотоаппаратов, затворы которых работают как пулеметы.

Еще один поворот — и автобус врезается в сумасшедшее стадо автомобилей, заполнившее стометровую автостраду, самую широкую авениду Рио — авениду президента Варгаса. Еще не так давно на этом месте, где расстилается нынче река из бетона и двенадцать рядов автомобилей мчатся навстречу друг другу, стояли сотни старинных зданий, небогатых магазинчиков и дешевых публичных домов. Сломив отчаянное сопротивление хозяев, Варгас, занимавший в то время пост президента, провел в жизнь закон, разоривший тысячи семейств, в результате которого все строения были переданы муниципалитету, снесены с лица земли и просторная автомагистраль соединила восточные районы Рио с западными, разрешив сложнейшую транспортную проблему.

Солнце превратило в огненную реку бетон, отполированный миллионами автомобильных шин. Нескончаемая лавина автомобилей несется, презирая всякие понятия об осторожности и ограничениях. Впрочем, ограничения скорости, если они и встречаются в Рио, относятся скорее к медленной езде, чем к быстрой. То и дело на улицах попадается предупредительная надпись — минимальная скорость шестьдесят миль. Не пытайтесь нарушить правило, иначе вы рискуете быть оштрафованным за… снижение скорости. Наши автомобилисты, в прошлом «осчастливленные» автоинспектором, проколовшим отверстие в талоне за езду с повышенной скоростью, сокрушенно вздыхают: «Вот бы наших орудовцев сюда!»

Но скоро даже любители быстрой езды убеждаются, что шестьдесят миль, то есть почти сто километров в час, — удовольствие весьма сомнительное. Надо обладать железными нервами тореадора, реакцией летчика-истребителя и техникой циркового автомобилиста, чтобы вести с такой скоростью машину в центре Рио. Впрочем, наш шофер Осмар да Сильва располагает в достатке и первым, и вторым, и третьим. Он настоящий виртуоз своего дела. Автобус то проскальзывает между двумя новенькими «с иголочки» виллисами, то уходит из-под носа гигантского грузовика, то, едва не врезавшись в неожиданно затормозивший голубой кадиллак, останавливается так резко, что кажется, он вот-вот поднимется на дыбы.

И все это Осмар проделывает с совершенно невозмутимым видом, мурлыча себе под нос популярную бразильскую самбу «Я не могу смотреть на женщин, ох, ох, ох!». Только время от времени он чуть поворачивает к нам голову и весело щурит глаза — ну как, мол? В ответ мы беремся за мочку уха, и стрелка спидометра тут же заползает за семьдесят.

Справа и слева от нас извивается непрерывная пестрая лента сверкающих лаком лимузинов. Большинство автомобилей американские — шевроле, файерланды, доджи, бьюики. Однако довольно часто попадаются западногерманские — оппели и мерседесы. ФРГ быстрыми темпами протягивает лапы к бразильской экономике.

Автобус покидает авениду. После ее шири и простора улочки кажутся необычайно тесными. Но зато на смену раскаленному бетону, адскому гудению моторов приходит тихая прохлада полных задумчивости садиков за решетчатыми стенками заборов, шорох вечнозеленой листвы. Покачивают своими листьями-опахалами нежные бананы. И снова ряды пальм, вид которых так не вяжется с запыленными грязными тротуарами, автомобилями и зеркальными окнами магазинов. Бесчисленные лавки и лавчонки, скрывающие в своих недрах груды тропических фруктов и овощей, чудо-холодильники фирмы «Дженерал электрик» и антикварные редкости времен Гонсалеса Гоэльо, заржавленные шлемы, старинные медальоны, шедевры художников Возрождения и непонятные творения абстракционистов. Иногда за узором забора виднеются белые очертания ультрасовременного коттеджа, но чаще — старые обветшалые трехэтажные домики с покосившимися стенами, с окнами, прикрытыми полинявшими жалюзи. Стройные сеньориты с громадными плетеными корзинами, из которых торчат хвостики лука, чешуйчатые бока ананасов, рдеющие шары томатов, и полногрудые негритянки, лениво беседующие у дверей домов, удивленно смотрят на красный флажок, развевающийся над автобусом.

Наконец мы снова выбираемся на шоссе. Слева от нас на обрывистых склонах высокого холма странные сооружения, напоминающие не то курятники, не то дровяные сараи. Это одни из многих «моррос»[24] — прибежище нищеты, голода и порока. Сифилитическая язва, скрытая под роскошным платьем богача. Фантастическая нищета среди роскоши тропической растительности, сказочного плодородия и несметных богатств. В Рио-де-Жанейро числится шестьдесят четыре таких пригорода. В этом подобии жилищ, построенных из старых ящиков из-под мяса, бензиновых бочек, обломков рекламных щитов, кусков кровельного железа и ржавой жести, нашли себе кров около шестисот пятидесяти тысяч человек — четвертая часть населения города. Но даже за этот жалкий кров надо платить. Землевладельцы не считаются ни с чем. За каждый квадратный метр земли они сдирают огромную арендную плату. Здесь не знают, что такое водопровод и канализация. Груды мусора и нечистот свалены тут же, по соседству с жильем, и грязные рахитичные дети копаются на свалке в поисках остатков пищи. И не удивительно, что самая большая детская смертность в Бразилии приходится на эти районы фавел — кварталов «цветной» бедноты. Только три процента их населения доживает до шестидесяти лет. Голод и болезни сводят в могилу многих еще в юношеском возрасте.

Но на смену им каждый месяц прибывают все новые и новые из близлежащих сельских районов. В 1957 году ежемесячно население фавел возрастало на три тысячи восемьсот человек, перебиравшихся в город с надеждой на счастье и удачу.

А вплотную к этим кварталам примыкают утопающие в роскоши люксы Копакабаны и Фламенго, где стон саксофонов сливается с журчанием фонтанов, где у подъездов фешенебельных ресторанов теснятся великолепные лимузины последних марок и богатые иностранцы восторгаются красотами города Январской реки. Впрочем, бразильская буржуазия не прочь поиграть в благотворительность. То и дело в газетах появляются статьи и фотографии — чай для незаконнорожденных детей, благотворительный ужин для «падших женщин», благотворительная лотерея для матерей-одиночек. А в городе с ужасающей быстротой растет преступность, с которой полиция не в силах справиться, в городе, гордящемся своей культурой, 290 тысяч человек неграмотных, то есть почти каждый десятый кариока не умеет читать.

Трудно поверить, что на свете существует такая нищета. Надо увидеть это собственными глазами. Это не заграница, знакомая многим по ярким обложкам иллюстрированных журналов, шикарным автомобилям, стоящим у ворот посольств, сигаретам «Кэмел» и кинокадрам с пленительными кинозвездами. Это заграница такая, как она есть — в рубищах, не прикрытых ни вуалью, ни позолотой.