Григорий Василенко - Крик безмолвия (записки генерала)

• Название: Крик безмолвия (записки генерала)
• Автор: Григорий Василенко
• Издательство: Книжное издательство "Южная звезда" Краснодарской краевой писательской организации
• Жанр: О войне
• Год: 1994

Предлагаемая читателю книга писателя Григория Василенко «Крик безмолвия» — повествование о солдатской войне, о работе в разведке и контрразведке в Германии и бывшем Кенигсберге, на Кубани, о встречах с «сильными» мира сего, о судьбе поколения, добывшего победу и возродившего страну из руин, о прошлом и сегодняшнем дне.

«У вас хорошая честная проза и дай Вам Бог здоровья писать и писать», — так пишут автору читатели.

Автор выражает признательность за помощь в издании книги администрации края и краевому комитету профсоюза работников автотранспорта.

---

доверительно жаловался на заведующую, считавшую институт своей вотчиной.

— У нее же есть список абитуриентов, которых я должен зачислить. Представьте мое положение. Мне же приходится из того Списка втихую называть фамилии преподавателям, членам комиссии, чтобы они их вытягивали до проходного бала. С какими глазами…

Крайком ревностно оберегал свои контрольные полномочия над этим доходным местом.

Даже беглое ознакомление с кухней приема показало, что кубанскому казаку из станицы трудно состязаться с абитуриентами из Закавказья. Просмотр нескольких личных дел убедили меня в этом. Некоторые сочинения пестрели грамматическими ошибками, однако стояла проходная четверка или даже недосягаемая пятерка. Три таких дела как бразец «бескорыстия» пришлось показать в крайкоме, секретарю, курировавшему отдел науки и. учебных заведений.

Он не поверил своим глазам, увидев тридцать и более ошибок, передал дела на этих зачисленных студентов заведующей отделом, чтобы она учла в работе, пообещав принять меры. Когда пришло время возвращать личные дела в институт сначала их долго не находили, а потом и вовсе они пропали бесследно. Напоминание о них вызвало недовольство заведующей за вторжение в ее, как она считала, огород. Сквозь пудру у нее проступили багровые пятна на лице.

Но это заставило поинтересоваться, что же это за Студенты, какая сила стоит за ними? Учились они плохо, имели большие задолженности, приезжали в институт на своих машинах, подвозили преподавателей на работу и домой. Впрочем, ничего нового в этом не было. Некоторые ходили в студентах по семь–восемь лет, другие после академических отпусков переводились на учебу в Тбилиси. Там квота за прием в институт была значительно выше, чем в Краснодаре и не всем она была под силу. К тому времени стали поступать заявления о процветании взяточничества не только при приеме, но даже за зачет, не говоря уже об экзаменах. Все делалось по отработанной схеме:

— Придете в следующий раз.

— Домой можно?

— Можно.

В домашней обстановке, не в аудитории, лишних глаз нет.

Допрошенный по поступившему заявлению житель Тбилиси, державший в своих руках монополию на торговлю дефицитной мебелью, подтвердил, в форме явки с повинной, дачу взятки некоему Максу за прием его дочери в институт. Правда, просил учесть чистосердечные признания и то, что в заявлении несколько завышена сумма, а точнее на три тысячи рублей. Поступление дочери в институт ему обошлось — пятнадцать тысяч рублей! Макс выступал в роли посредника.

— Ей–богу не вру, — заверял он. — Ну зачем мелочиться.

Ему поверили после того как он описал приметы Макса, по которым тот был опознан.

— Только ради бога пусть это останется между нами. Дочь начинает жизнь, не хотелось бы омрачать ее скандалом. Я ее переведу в наш институт. Сжальтесь над хрупким существом.

Уже не первый раз в заявлениях называлось имя Макса, промышлявшего на устройстве в институты, крупного дельца–снабженца. С ним надо было разобраться.

В сентябре на бюро слушали ректора Университета по итогам приема на первый курс. Почему‑то выбрали Университет, а не медицинский институт.

Ректор волновался. На него уже давно катили бочку. Кто‑то претендовал на его место и он понимал, что это мог быть его последний доклад. Уложиться ему в десять минут трудно было.

— На заседании приемной комиссии, — говорил он глухим, подавленным голосом, — отчитываются деканы факультетов. Абитуриенты, набравшие необходимое число баллов, проходят бычно безоговорочно; обсуждение и споры начинаются в тот момент, когда подходит очередь рассмотрения абитуриентов, набравших полупроходной балл. Комиссия всегда отдает себе ясный отчет, что прием — дело сложное, ответственное, ибо в любом случае речь идет о живом человеке, избирающем себе специальность на всю жизнь.

Кажется, чего проще решать вопросы приема: отсчитал балл, подведи красным карандашом черту и решай, кому быть, а кому не быть студентом. Приемная комиссия университета так не работает. Она обсуждает каждую

кандидатуру не формально, а открыто и по каждому абитуриенту принимает коллегиальное решение. И уместно сказать, что за последние три–четыре года жалоб на субъективный характер приема в университете по существу нет.

Вместе с тем недостатков в работе приемной комиссии, конечно, немало. И это понятно. В комиссии принимают участие 120 экзаменаторов, — 11 технических секретарей, 11 деканов факультетов. В период экзаменов взоры тысяч молодых людей, их родителей, родственников, близких и знакомых обращены к университету. Вокруг приема, как мухи вокруг приманки, вьется немало сомнительных людей, распускающих слухи, сплетни, роняя их на ранимое и болезненное воображение тех, кто заинтересованно смотрит на входные двери и окна университета; эти злые зерна быстро прорастают, умножаясь многократно. Вуз в период экзаменов заполняет осажденную крепость, гарнизон, который, сознавая свою малочисленность, решил сражаться до конца. Ответственному секретарю и ректору трудно приходить на работу и тем более выходить из университета: сотни глаз сопровождают их, обожая и ненавидя их одновременно, в зависимости от того, какие оценки получены теми, за кого они «болеют», звонят телефоны, множество людей записываются на прием…

Каждый ректор переживает прием в большом напряжении. Каждому хочется провести прием организованно, четко, объективно. Но «проколы» всегда бывают: того пропустили, с тем поступили неправильно, хотя по форме вроде бы все сделано. Возникают проблемы, идут письма, жалобы, угрозы, просьбы.

В этих случаях ректор обращается в Минвуз: что делать? Пожурят за допущенные промахи и тут же посоветуют: присылай телеграмму на дополнительные места. Уходит телеграмма, ответ нередко задерживается и приходит в конце сентября, когда острота ряда вопросов уже прошла. И на эти места по рекомендации факультетов принимаются обычно те, кто настойчиво хочет стать студентом, имея, может быть, и меньше баллов, чем другие.

Ректора кто‑то перебил, потребовав говорить о недостатках, отмеченных в справке проверявших.

— Относительно нарушений, вскрытых прокуратурой и комиссией крайкома партии, могу сказать следующее. Они имеют место; их могло и не быть, если бы ректор и приемная комиссия более жестко, более формально, более

бездушно проводили прием, меньше учитывали всякие обстоятельства, связанные с конкретными ситуациями. Думаю, что все это можно устранить и поправить, ибо в каждой работе самое легкое стать бюрократом, формалистом…

В конечном счете все зависит от позиции проверяющих. К сожалению, в последние годы университет постоянно проверяют, одна комиссия набегает за другой. Ищут плохое. Все позитивное подвергается сомнению. Даже награждение вуза Грамотой Минвуза РСФСР по итогам десятой пятилетки отделом науки и учебных заведений крайкома партии было принято так, будто ректор вместо настоящей монеты показал фальшивую.

Думаю, что следует всегда выступать против порочного стиля в работе проверяющих. Свои отношения с людьми надо строить на принципиальной партийной основе, взаимном доверии, которые необходимы при решении любых практических задач.

В отделе науки и учебных заведений крайкома партии укоренилась порочная практика, когда проверяющие заносят в блокнот как можно больше отрицательных фактов для доклада начальству. Об исправлении же недостатков на месте, о распространении положительного опыта других вузов, о необходимости посоветоваться с практическими работниками здесь начисто забыли, полагая, что должность сразу дает человеку все: и право считать и разгибать чужие души, и опыт, и знания, и умение все делать без ошибок…

Ректора опять прервали, но он все же закончил свой доклад, не отвечая на реплики.

— Как коммунист, сознаю свою безусловную ответственность за все, что происходит в университете, и готов понести любую форму наказания за упущения и недостатки в работе.

— Вот это уже другое дело, — сказал председательствующий на бюро. С этого надо было начинать, а не вдаваться в лирику. Берите пример с медицинского, там находят выход из любых ситуаций.

25

Макс оказался Максимом Рябчинским, ловким дельцом коммерсантом–взяточником, занимавшимся не только устройством абитуриентов на учебу в институты, но и кадро

выми перемещениями должностных лиц: Началась документация его афер. Уж слишком вольно он провертывал сделки крупного масштаба, доставая, меняя, отправляя и получая вагонами из любой точки Советского Союза. Везде у него находились свои люди, такие же дельцы, как и он.

Макс все может! Эта «крылатая» фраза не безосновательно широко распространилась в крае, выползла за его пределы, доходила до Москвы. Многочисленные связи, занимавшие солидное положение, обязанные ему за оказанные услуги, выручали его, когда над ним сгущались тучи и каждый раз он ускользал как рыба из рук милиции и прокуратуры уже на стадии возбуждения уголовного дела.