Юрий Трубецкой - «Под этим небо черной неизбежности…»

• Название: «Под этим небо черной неизбежности…»
• Автор: Юрий Трубецкой
• Издательство: Рифма
• Жанр: Поэзия
• Год: 1962

Юрий Павлович Трубецкой (наст фам. Меншиков, псевд. до эмиграции Нольден; 1898(?)- 1974, Западная Германия) — поэт, прозаик, литератор «второй волны» эмиграции. Публиковался в периодике русского зарубежья в журналах «Современник» (Торонто), «Новый журнал» и др., а также в антологиях зарубежья. Выпустил 3 поэтических сборника. В постсоветской России стихи печатались лишь в лишь антологиях.

Вел переписку почти с очень многими "знаковыми" фигурами русской эмиграции того времени: с Иваном Буниным, Георгием Ивановым, Б. Зайцевым, И.Одоевцевой, Г. Адамовичем, В. Сумбатовым, Ю. Терапиано и др.

Вот что писал Ю.Трубецкому Иван Бунин — «…главное у Вас несомненно есть: поэтическое чувство. И не пишите “скупо”, пишите побольше, не сушите себя».

Юрий Терапиано писал: «по общей своей настроенности, по фактуре стиха и стилистическим приемам Ю. Трубецкой принадлежал к Петербургской линии».

Как пишет французский славист, профессор, Рене Гера (лично знавший поэта): «Это был незаурядный поэт…в его поэзии тема России тесно связана с темой ностальгии. Отсюда и другая тема: чужбины и одиночества…».

В данное электронное собрание стихотворений вошли полностью два сборника поэта: «Двойник» (Париж, 1954) и «Терновник» (Париж, 1962) благодаря кропотливым разысканиям Андрея Никитина-Перенского (библиотека «Вторая литература»), публикация «Терновника» (http://www.vtoraya-literatura.com/publ_519.html), а также стихотворения разных лет.

Думается, для большинства читателей, это имя станет еще одним открытием в необъятном «океане» забытых литературных островов русского зарубежья.

---

«Мир нелеп. Ещё, по Блоку…»

Мир нелеп. Ещё, по Блоку,
Страшен он. Нелеп и глух.
От заката до востока
Музыка терзает слух.

Чем нелепей отвлечённость,
Тем ужаснее она.
Петербургские колонны,
Этот отзвук отдалённый,
Эта страшная страна.

Музыка из Петербурга.
Волчье солнце. Чёрный снег.
На равнине жёлто-бурой
Одинокий человек.

Медный всадник настигает
Белой ночью, чёрным днём.
Огонёк дрожит, мигает,
Блок в постели умирает,
Позабудут все о нём.

Кипарисы увядали
В окровавленном Крыму.
Гумилёва расстреляли,
Остальных свезли в тюрьму.
Не в тюрьму, так в Колыму.

1958

«Я знаю, знаю — не придешь…»

Я знаю, знаю — не придешь,
Не постучишь в окно.
А там дождя сырая дрожь
И музыка в кино.

Там жизнь чужая хороша
И празднично светла.
Зачем, изменница душа,
Ты к краю подошла?

Зачем с насмешкой мне даешь
Бумаги чистый лист?..
В окне дождя сырая дрожь
И ветра скользкий свист.

1959

«…и праздничная скука; дождь, туман…»

…и праздничная скука; дождь, туман.
И елка с пестрыми стеклянными шарами…
С Атлантики несется ураган,
Свистящий в печке и оконной раме.

Темнеет. Пряники грызу от скуки.
Устал писать. Глаза устали, руки.
Всегда так в праздник. Вспомнил обо всем
Чем был богат. Какой-то душный ком
Воткнулся в горло. Сумерки все глуше…

Мне надо стать бесчувственней и суше…

1959

«Быть может много лет, как миг один, пройдет…»

Быть может много лет, как миг один, пройдет,
Мы, встретившись, друг друга не узнаем.
И будет день как день, и год как год,
Погода та же, темная, больная.

Декабрь и липкий мрак. И крыши все в снегу.
Дела и люди. Книг бесценных строки.
И тех же поездов в пространствах долгий гуд,
И скудный свет на пасмурном востоке.

И мы поймем, вмешавшись в суету:
Все та же жизнь, ничтожная, пустая,
Ловя прекрасный бред, сверкнувший на лету,
Мучительно о чем-то вспоминая…

1959

«Черный сад в снегу новогоднем…»

Черный сад в снегу новогоднем.
Почему я весел сегодня?

Потому что забыл, забыл
Свежий снег на гребнях могил,

Синий снег на церкви покатой…
И опять ворожат закаты

Над январской тихой землей,
Над забвеньем и надо мной.

Утешенья прошу у Бога,
Отдохнуть я хочу немного…

1960

«Запомнилась мне песня…»

Запомнилась мне песня,
Что русский пел шофер.
Есть много интересней,
Прелестней и чудесней,
Что вложены в размер
Мелодии и ритма,
Погоды и людей —
Симфонии, молитвы
С эссенцией идей.

А эта привязалась
Как муха, как комар.
И долго оставалась,
Пока пришла усталость,
Постель и сон-кошмар.

Все это от шофера?!
Не призрак ли шофер?!
Всему есть будто мера —
Забвенье например!

Но знаю, что услышу
Ее опять в окно —
Споют коты на крыше.
И лихо будет лише
Как горькое вино.

Нет ни гудков, ни стука.
Постель. В окне луна.
«Разлука ты, разлука,
Чужая сторона»…

1960

«Ничего не будет…»

Ничего не будет…
Ни прощенья, ни воскресенья,
Ни даже крохотного утешенья.
Останутся только люди
(Неандертальские чучелы!),
Суета, конференции, рынки, синема…

А то, что всю жизнь мучило,
Эта подземная тьма,
Недомоганья, разуверенья,
Проза, стихотворенья,
Фамилии, имена, отчества,
Домик в сад и окно — Все уйдет.
И будет одно
Одиночество…

1960

«Пусть книги лгут, но все же что-то есть…»

Пусть книги лгут, но все же что-то есть,
Хоть смутное, хоть еле ощутимо…
Изгнанье, ложь, поруганная честь —
Пройдут, пройдут, как жизнь проходит мимо.

А человек подводит злой итог,
Сбивается. И вновь припоминает.
И думает: «Что, если спросит Бог?» —
И мысленно он Богу отвечает.

1960

«В Петербурге, давным-давно…»

Леониду Страховскому

В Петербурге, давным-давно…
Для чего ты о прежнем бредишь?
Все равно туда не поедешь,
А куда? Не все ли равно?

Все равно… По-осеннему колкий,
Ветер рвется в пустые сады.
Небо точно из мутной слюды.
Бродят улицей люди без толку…

Рано я закрываю окно.
Скоро ночь. О, как долго длится!
Возникают какие-то лица,
Все мерещится и все снится —
В Петербурге. Давным-давно.

1960

«Не лицемеря. Просто. Без стыда…»

Не лицемеря. Просто. Без стыда…
Не роботом — бездушным манекеном…
Прощенье? Но наверно никогда…
Последняя, падучая звезда,
Так упоительно и так мгновенно.

Что жалобы, несущиеся ввысь!
Что темное, холодное забвенье!
О, только раз вздохни и улыбнись,
Придуманное райское виденье!

Не лицемеря, просто я сказал…
Быть может поздно? Но нельзя ведь сразу!
………………………………………………
Вдруг фейерверк по небу разбросал
Трескучие рубины и топазы.

1960

«Перешагни через мой порог…»

Перешагни через мой порог,
Видит Бог, как я одинок!

Это тучи, клубясь, летят.
За окном оскудевший сад.

Вместо неба — тусклая муть,
Ни взглянуть в него, ни вздохнуть.

Это — снова сомкнулся круг.
Скоро дни непогод и вьюг.

Печка, лампа, письменный стол…
Ветер зимнюю песню завел.

Всё о той благодатной стране,
Где мы будем только во сне.

1960

«Трижды каркнул черный ворон…»

Трижды каркнул черный ворон,
Трижды свистнул паровоз…
Уезжаешь, значит, скоро?
Много слов и мало слез

О ненужном и о важном,
О существенном самом.
Вдохновением бумажным
Станет это все потом.

Трудно сердце успокоить.
Каркнет ворон, снег пойдет,
Белым саваном покроет,
Колыбельную споет.

1960

«Голос твой, что нежно звучал…»

Голос твой, что нежно звучал,
Изменился, охрип, устал…

Но сияет осенний снег
Обещаньем нездешних нег.

Разве ты меня упрекнешь
За мою невольную ложь?

Легкий снег на перила лег,
Воробей на них как комок.

Голос твой как прежде звучит,
Снег осенний лег на гранит.

Вьются галки на желтой заре,
Так бывает лишь в ноябре.

1960

«Не от счастья, не от скуки…»

Не от счастья, не от скуки
Вызываю образ твой.
Значит ночью будут стуки —
Дробь дождя над головой.

Значит — вдруг проснулась птица,
Шевельнув слегка крылом,
Мне не спится, ей не спится
В этом шуме дождевом.

Значит — ты со мною рядом,
Нет тебя, но рядом ты
Дождевым бормочешь садом,
Искры шлешь из темноты.

1961

«Весенняя, бессмысленная нежность…»