Георг Вильгельм Фридрих Гегель - Учение о понятии

• Название: Учение о понятии
• Автор: Георг Вильгельм Фридрих Гегель
• Издательство: Типография М.М. Стасюлевича
• Жанр: Философия
• Год: 1916

К 200-летию «Науки логики» Г.В.Ф. Гегеля (1812 – 2012)

Первый перевод «Науки логики» на русский язык выполнил Николай Григорьевич Дебольский (1842 – 1918). Этот перевод издавался дважды:

1916 г.: Петроград, Типография М.М. Стасюлевича (в 3-х томах – по числу книг в произведении);

1929 г.: Москва, Издание профкома слушателей института красной профессуры, Перепечатано на правах рукописи (в 2-х томах – по числу частей в произведении).

Издание 1929 г. в новой орфографии полностью воспроизводит текст издания 1916 г., включая разбивку текста на страницы и их нумерацию (поэтому в первом томе второго издания имеется двойная пагинация – своя на каждую книгу). Единственным содержательным отличием двух изданий является текст предисловий в первом томе:

1916 г.: Предисловие к русскому переводу, стр. VII – XXII;

1929 г.: От издательства, стр. VII – XI.

В переводе Н.Г. Дебольского встречаются устаревшие на сегодня слова, формы слов и обороты речи.

Особенности электронного издания:

1. Состоит из трех файлов – по числу книг в произведении. В первом файле приводятся предисловия обоих изданий. В третьем файле не приводится алфавитный указатель ко всему произведению (стр. 219 – 222 бумажного издания).

2. Текст печатается с пагинацией, номер страницы указывается в ее начале нижним индексом в фигурных скобках.

3. Весь текст приводится в современной орфографии (например, в отличие от издания 1929 г. используется твердый знак «ъ» вместо апострофа «’»). Слово «Бог» и относящиеся к нему местоимения (напр., «Он») пишутся с большой буквы. Ударение над русской буквой о передается с помощью буквы европейского алфавита ó.

4. Немецкие слова и выражения приводятся в старой орфографии печатных изданий (напр., «Seyn»).

5. Разрядка текста заменена курсивом (курсив, используемый в бумажных изданиях крайне редко, сохранен).

6. Формулы с дробями приведены к линейному виду. В качестве знака умножения используется звездочка (*).

7. Греческие слова и выражения приводятся без диакритических знаков.

8. Проверка выбранного шрифта: греческая альфа (α), буквы немецкого алфавита (äöüß).

---

Метафизика, даже та, которая ограничивалась неподвижными понятиями рассудка и не возвышалась до умозрения и до природы понятия и идеи, имела своею целью познание истины и исследовала свои предметы в видах обнаружения того, суть ли они нечто истинное или нет, субстанции или явления. Победа же над нею кантовой критики сводится, напротив, к тому, чтобы устранить исследование, имеющее целью истинное и самую эту цель; она {163}(критика) вовсе не задает того единственно интересного вопроса, имеет ли некоторый определенный субъект, в данном случае отвлеченное я представления, в себе и для себя истину. Но останавливаться на явлениях и на том, что в последовательном сознании оказывается просто представлением, значит отказываться от понятия и от философии. То, что превосходит это представление, признается кантовою критикою за нечто превышающее наше познание, за нечто такое, к чему наш разум вовсе не уполномочен. Действительно, понятие возвышается над лишенным понятия, и ближайшим оправданием такого превышения служат, с одной стороны, оно само, а с другой, отрицательной стороны, – неистинность явления и представления, а также и таких отвлеченностей, как вещи в себе и то я, которое не должно быть объектом себе.

По совокупности этого логического изложения идея жизни оказалась тем, из чего проистекла идея духа, или что то же самое, из истины которого последняя доказала себя. Как такой результат, эта последняя идея имеет в себе и для себя самой свою истину, с коею затем может быть сравнено эмпирическое или явление духа, в видах выяснения, согласуется ли оно с нею; само же эмпирическое может быть постигнуто лишь через идею и из нее. Относительно жизни мы видели, что она есть идея, но при этом вместе с тем оказалось, что жизнь еще не есть истинное изображение или истинный род и способ существования идеи. Ибо в жизни реальность идеи есть единичное, а общность или род есть внутреннее; истина жизни, как абсолютное отрицательное единство, состоит поэтому в том, чтобы снять отвлеченную, или что то же самое, непосредственную единичность и, как тожественное, быть тожественным себе, как род, быть равным самому себе. Эта идея и есть дух. Но при этом можно еще заметить, что он рассматривается здесь в той форме, какая присуща идее, как логической. А именно, она имеет еще другие виды, которые могут быть здесь упомянуты лишь попутно и в коих ее должны рассматривать конкретные науки о духе, – души, сознания и духа, как такового.

Название душа применялось собственно вообще к единичным, конечным духам, и умозрительная или опытная наука о душе должна была означать то же, что наука о духе. При выражении душа нам предносится представление, будто она есть некоторая вещь, как другие вещи; спрашивается о ее местопребывании, о пространственном определении действия ее сил; еще более о том, каким образом эта вещь неуничтожима, подвержена условиям временности и, однако, неизменна. Система монад повышает материю в нечто подобное душе, душа есть по этому представлению некоторый атом, как и атомы материи вообще; атом, выходящий, как пар, из чашки кофе, по счастливому стечению обстоятельств был бы способен развиться в душу, и лишь бóльшая смутность его представления отличает его от некоторой такой вещи, которая является душою. Сущему для самого себя понятию необходимо причастно и непосредственное существование; в этом субстанциальном тожестве с жизнью, в своем погружении в свою внешность оно должно быть рассматриваемо в {164}антропологии. Но и здесь должно чуждаться той метафизики, по которой эта форма непосредственности приравнивается душе, как вещи, некоторому атому, атомам материи. Антропологии должна быть предоставлена лишь та темная область, в которой дух, как это говорилось ранее, находится под звездными и земными влияниями, живет, как природный дух, в симпатии с природою, узнает ее изменения в грезах и чаяниях, присущ мозгу, сердцу, нервным узлам, печени и т.п., которым по Платону Бог, дабы и неразумная часть пользовалась его милостью и была причастна высшему, даровал дар предсказания, над коим самосознательный человек возвышается. К этой неразумной стороне принадлежит далее отношение представления и высших духовных деятельностей, поскольку они в единичном субъекте преданы игре совершенно случайных телесных состояний, внешних влияний и единичных обстоятельств.

Это низшее из конкретных образований, в коем дух погружен в материальность, имеет свое непосредственно высшее в сознании. В этой форме свободное понятие, как сущее для себя я, удаляется из объективности, относясь к ней, однако, как к своему другому, как к противостоящему ему предмету. Так как дух здесь есть уже не душа, но в достоверности его самого непосредственность бытия имеет скорее значение чего-то для него отрицательного, то тожество, в коем он состоит в предметности с самим собою, есть, вместе с тем, лишь видимость, так как предметное имеет также еще форму сущего в себе. Эта ступень есть предмет феноменологии духа, науки, которая стоит между наукою о природном духе и духе, как таковом, и рассматривает сущий для себя дух, вместе с тем, в его отношении к его другому, которое тем самым, как упомянуто, определяется, и как сущий в себе объект, и как отрицательное, а дух, таким образом, изображается, как являющийся в противоположности себе самому.

Но высшая истина этой формы есть дух для себя, для которого данный сознанию сущий в себе предмет имеет форму собственного определения духа, представления вообще; этот дух, действующий на определения, как на свои собственные, на чувства, представления и мысли, тем самым внутри себя и в своей форме бесконечен. Рассмотрение этой ступени принадлежит учению о духе в собственном значении этого слова, которое обнимало бы то, что составляет предмет обычной опытной психологии, но которое, дабы быть наукою о духе, должно исполнять свое дело не эмпирически, а быть донимаемо научно. Дух на этой ступени есть конечный дух, поскольку содержание его определенности есть непосредственно данное; наука о нем должна указать путь, который освобождает его от этой его определенности и ведет к постижению его истины, бесконечного духа.

Напротив, идея духа, составляющая предмет логики, находится уже внутри чистой науки; поэтому она не должна рассматривать его, как проходящий тот путь, на котором он смешан с природою, с непосредственною определенностью или с своим материалом или представлением, – это рас{165}сматривается в упомянутых трех науках; она имеет этот путь уже за собою или, что то же самое, скорее перед собою, – первое поскольку логика признается последнею наукою, второе поскольку она признается первою, из коей идея только переходит в природу. Поэтому в логической идее духа я есть тотчас же, что обнаружилось из понятия природы, как ее истины, свободное понятие, которое в своем суждении есть предмет для самого себя, понятие, как его идея. Но и в этом виде идея еще не завершена.

Так как хотя она есть свободное, имеющее себя само предметом понятие и, стало быть непосредственна, но именно потому, что она непосредственна, она есть идея еще в своей субъективности и потому вообще в своей конечности. Она есть цель, которая должна реализовать себя, или сама абсолютная идея еще в своем явлении. То, чего она ищет, есть истинное, тожество самого понятия и реальности, но она только ищет его, ибо здесь, будучи еще во-первых, она есть еще нечто субъективное. Предмет, сущий для понятия, есть здесь поэтому хотя также данный, но он не выступает, как воздействующий объект или как такой предмет, который, как таковой, существует для себя или как представление в субъекте, но последний преобразует его в некоторое определение понятия; в предмете осуществляется понятие, относится в предмете к себе и тем самым, что оно сообщает себе в объекте свою реальность, находит истину.

Идея есть следовательно ближайшим образом один из крайних терминов некоторого умозаключения, как понятие, которое, как цель, ближайшим образом, имеет само себя субъективною реальностью; другой крайний термин есть предел субъективного, объективный мир. Оба крайних термина тожественны в том, что они суть идея; их единство есть, во-первых, единство понятия, которое в одном из них есть лишь для себя, в другом – лишь в себе; во-вторых, реальность в одном отвлеченна, в другом имеет конкретную внешность. Это единство положено через познание; оно есть, ибо оно субъективная идея, исходящая от себя, как цель, ближайшим образом средний термин. Познающее через определенность своего понятия и именно отвлеченное бытие для себя правда относится к внешнему миру, но в абсолютной достоверности себя самого для того, чтобы возвысить свою реальность в себе самом, эту формальную истину, в истину реальную. Оно имеет в своем понятии всю существенность объективного мира; его процесс состоит в том; чтобы положить ее конкретное содержание для себя, как тожественное с понятием, и наоборот – последнее, как тожественное с объективностью.