Георг Вильгельм Фридрих Гегель - Учение о бытии

• Название: Учение о бытии
• Автор: Георг Вильгельм Фридрих Гегель
• Издательство: Типография М.М. Стасюлевича
• Жанр: Философия
• Год: 1916

К 200-летию «Науки логики» Г.В.Ф. Гегеля (1812–2012)

Первый перевод «Науки логики» на русский язык выполнил Николай Григорьевич Дебольский (1842–1918). Этот перевод издавался дважды:

1916 г.: Петроград, Типография М.М. Стасюлевича (в 3-х томах — по числу книг в произведении);

1929 г.: Москва, Издание профкома слушателей института красной профессуры, Перепечатано на правах рукописи (в 2-х томах — по числу частей в произведении).

Издание 1929 г. в новой орфографии полностью воспроизводит текст издания 1916 г., включая разбивку текста на страницы и их нумерацию (поэтому в первом томе второго издания имеется двойная пагинация — своя на каждую книгу). Единственным содержательным отличием двух изданий является текст предисловий в первом томе:

1916 г.: Предисловие к русскому переводу, стр. VII–XXII;

1929 г.: От издательства, стр. VII–XI.

В переводе Н.Г. Дебольского встречаются устаревшие на сегодня слова, формы слов и обороты речи.

Особенности электронного издания:

1. Состоит из трех файлов — по числу книг в произведении. В первом файле приводятся предисловия обоих изданий. В третьем файле не приводится алфавитный указатель ко всему произведению (стр. 219–222 бумажного издания).

2. Текст печатается с пагинацией, номер страницы указывается в ее начале нижним индексом в фигурных скобках.

3. Весь текст приводится в современной орфографии (например, в отличие от издания 1929 г. используется твердый знак «ъ» вместо апострофа «’»). Слово «Бог» и относящиеся к нему местоимения (напр., «Он») пишутся с большой буквы. Ударение над русской буквой о передается с помощью буквы европейского алфавита ó.

4. Немецкие слова и выражения приводятся в старой орфографии печатных изданий (напр., «Seyn»).

5. Разрядка текста заменена курсивом (курсив, используемый в бумажных изданиях крайне редко, сохранен).

6. Формулы с дробями приведены к линейному виду. В качестве знака умножения используется звездочка (*).

7. Греческие слова и выражения приводятся без диакритических знаков.

8. Проверка выбранного шрифта: греческая альфа (α), буквы немецкого алфавита (äöüß).

---

Идеализм другого рода, например, кантовский и фихтевский, не выходит за пределы долженствования и бесконечного прогресса и останавливается на двойственности существования и бытия для себя. В этих системах вещь в себе или бесконечное сопротивление (у Фихте), правда, вводятся непосредственно в я и суть для него единое; но они исходят от некоторого свободного инобытия, остающегося пребывать, как отрицательное инобытие. Поэтому «я», правда, определяется, как идеализованное, сущее для себя, как бесконечное отношение к себе; но сущее для себя не заканчивается исчезновением этого потустороннего или его направления к потусторонности.{94}

с. Одно

Бытие для себя есть простое единство самого себя и своего момента, бытие для одного. Ему присуще лишь одно определение — отношение снятия к себе самому. Моменты бытия для себя погрузились в неразличимость, которая есть непосредственность или бытие, но непосредственность, которая основывается на отрицании, положенном, как ее определение. Бытие для себя есть таким образом сущее для себя, и поскольку в этой непосредственности исчезает его внутреннее значение, — вполне отвлеченная граница себя самого, — одно.

Можно заранее обратить внимание на трудность, которая заключается в следующем далее изложении развития одного, и на основания этой трудности моменты, которые составляют понятие одного, как бытия для себя, при этом разъединяются; они суть: 1) отрицание вообще, 2) два отрицания, 3) поэтому два, которые тожественны, 4) и просто противоположны, 5) отношение к себе, как таковое тожество, 6) отрицательное отношение и тем не менее к самому себе. Эти моменты разъединяются здесь потому, что форма непосредственности, бытия привходит к бытию для себя, как к сущему для себя; вследствие этой непосредственности каждый момент полагается, как его собственное, сущее определение; и однако они вместе с тем нераздельны. Поэтому о каждом определении справедлива и его противоположность; и именно это противоречие при отвлеченном состоянии момента и образует трудность.

В. Одно и многое

Одно есть простое отношение бытия для себя к самому себе, в котором его моменты совпадают, и потому оно имеет форму непосредственности, а моменты его становятся существующими.

Как отношение отрицательного к себе, одно есть определение, а как отношение к себе — бесконечное самоопределение. Но вследствие упомянутой непосредственности эти различения суть уже не только моменты одного и того же самоопределения, а также вместе с тем сущие. Идеализация бытия для себя, как полнота, становится реальностью, и именно прочнейшею, отвлеченнейшею, как одно. Бытие для себя есть в одном положенное единство бытия и существования, как абсолютное соединение отношения к другому с отношением к самому себе; но при этом вступает в силу также определенность бытия в противоположность определению бесконечного отрицания, противоположность самоопределению, так что то, что есть одно в себе, есть лишь в нем, а тем самым его отрицательное есть {95}отличное от него другое. То, что обнаруживается, как находящееся налицо отличное от него, есть его собственное самоопределение, единство которого с собою таким образом отличается от себя и понижается до отношения, и оказывается отрицательным единством отрицания самого себя, как другого, исключением одного, как другого, из себя самого, из одного.

а. Одно в нем самом

В нем самом одно вообще есть; это его бытие есть не существование, не определенность, как отношение к другому, не состояние; оно есть то, что отрицает этот круг категорий. Поэтому одно не способно ни к какому инобытию; оно неизменно.

Оно неопределенно, но уже не так, как бытие; неопределенность первого есть определенность, которая есть отношение к себе самой, абсолютная определенность, положенное бытие в себе. Как (согласно своему понятию), относящееся к себе отрицание, оно имеет различие в себе, направление от себя и вместе к другому, которое однако непосредственно обращается обратно, так как по этому моменту самоопределения нет никакого другого, к которому оно бы направлялось, и которое возвращалось бы в себя.

В этой простой непосредственности исчезает опосредование существования и самой идеализации, а потому и всякое различие и многообразие. В ней нет ничего; это ничто, как отвлеченность от отношения к себе самому, различается здесь от самого бытия внутри себя; последнее есть положенное, так как оно не есть простое нечто, но обладает определением — быть, как опосредованное конкретным; но, как отвлеченное, оно хотя тожественно одному, но отличается от его определений. Ничто, так положенное в одном, есть ничто, как пустота. Пустота есть, таким образом, качество одного в его непосредственности.

b. Одно и пустота

Одно есть пустота, как отвлеченное отношение отрицания к себе самому. Но от пустой непосредственности, от такого бытие одного, которое также утвердительно, пустота отличается как простое ничто; и так как они находятся в отношении, именно в самом одном, то их различие положено; как различное же от сущего, ничто, как пустота, есть вне сущего одного.

Бытие для себя, поскольку оно таким образом определяется, как одно и пустота, вновь приобрело существование. Одно и пустота имеют общею, простою почвою отрицательное отношение к себе. Моменты бытия для себя выступают из этого единства, становятся внешними друг другу, поскольку к простому единству моментов привходит определение бытия; таким образом это определение полагает себя лишь одною стороною, спускается тем самым до существования, и вследствие того ему противопоставляется другое его определение, отрицание вообще, так же как существование ничто, как пустота.{96}

Примечание. Одно в этой форме существования есть ступень категорий, проявившаяся у древних, как атомистический принцип, по которому сущность вещей составляют атом и пустота (το ατομον или τα ατομα και το κενον). Отвлечение, созревшее до этой формы, приобрело бóльшую определенность, чем бытие Парменида и становление Гераклита. Насколько высоко ставит оно себя, делая простую определенность одного и пустоты принципом всех вещей, сводя многообразие мира на эту простую противоположность и отваживаясь объяснять его из нее, настолько же легко для представляющего рефлектирования представить себе здесь атом и рядом с ним пустоту. Поэтому, нет ничего удивительного, что атомистический принцип сохранился навсегда; столь же тривиальное и внешнее отношение состава (Zusammensetzung), которое должно быть прибавлено, чтобы достигнуть видимости чего-либо конкретного и некоторого многообразия, так же популярно, как и самый атом и пустота. Одно и пустота есть бытие для себя, высшее качественное бытие внутри себя погрузилось здесь в полную внешность; непосредственность или бытие одного, поскольку оно есть отрицание всякого инобытия, положена так, чтобы не быть более определенною и изменчивою, и потому для ее абсолютной оцепенелости всякое определение, многообразие, связь остаются вполне внешними отношениями.

В этой внешности атомистический принцип не остался, однако, у первых следующих ему мыслителей, но имел у них кроме своей отвлеченности еще и то умозрительное определение, что пустота была познана, как источник движения; что представляет собою совсем иное отношение атомов и пустоты, чем простое сопоставление и относительное безразличие этих обоих определений. Что пустота есть источник движения, нужно понимать не в том малозначительном смысле, что нечто может двигаться лишь в пустоте, а не в наполненном уже пространстве, так как в последнем для него нет уже места; в этом смысле пустота была бы лишь предположением или условием, а не основанием движения, равно как движение само предполагалось бы уже существующим, а главное, его основание было бы забыто. Взгляд, что пустота составляет основание движения, содержит в себе ту глубокую мысль, что в отрицательном вообще заключается основание становления, беспокойство самодвижения; причем, однако, отрицательное должно быть взято, как истинная отрицательность бесконечного. Пустота есть основание движения, как отрицательное отношение одного к его отрицательному, к одному же, т. е. к себе самому, которое (отрицательное), однако, положено, как существующее.