Абдурахман Абсалямов - Вечный человек

• Название: Вечный человек
• Автор: Абдурахман Абсалямов
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1961

Особое место в творчестве А.Абсалямова занимает документальный военно-политический роман «Вечный человек». В нем повествуется о восстании узников фашизма в концлагере Бухенвальд, которое было подготовлено интернациональной организацией коммунистов. Главный герой романа — подполковник Баки Назимов, попавший в плен после тяжелого ранения в 1942 году. В романе воспроизведена напряженная политическая и психологическая атмосфера Бухенвальда, показаны лагерный быт, действия, организации сил Сопротивления, мужество, стойкость и верность коммунистическим убеждениям героев подпольщиков. Роман воспитывает в людях бдительность, веру в победу могучих сил мира и социализма над силами реакции и войны.

---

До ночи Назимов лежал среди убитых, потом встал и побрел наугад, сам не зная куда. Страшное было у него состояние, он как бы замер весь, окоченел. Но постепенно сознание прояснялось, он понял, что действительно чудом избежал смерти. Все существо его охватила буйная радость жизни. Он бросился бежать. После нескольких дней голодных скитаний Баки снова пойман. Его избили до полусмерти, бросили в лагерный карцер — в каменный мешок, сырой и темный.

Он ожидал нового расстрела. И опять случилось невероятное; его, даже не допросив, отправили в тот же рудник, поставили на самые тяжелые работы. Отдышавшись, Назимов подыскал отважных товарищей и третий раз бежал. Они разбрелись по одному и вскоре были переловлены. Теперь Баки уже считался самым «злостным преступником», упорно не желающим подчиняться законам рейха. Его заковали в кандалы, привезли в город Галле и передали в руки гестаповцев.

Гестапо — это не лагерь для военнопленных, не полицейская каталажка, не обычная тюрьма. Здесь жертва непременно будет уничтожена. Но прежде чем убить человека, гитлеровские палачи вытянут из него жилы, растопчут достоинство, постараются вымотать все необходимые сведения, растлить душу.

Еще недавно Назимов в самые тяжелые минуты жизни не очень утруждал себя раздумьями. Он был человек действия, решения принимал мгновенно. Но теперь, на допросах, он заставлял себя думать над каждым словом, чтобы не поддаться обману, провокации и не потерять то главное, что было для него дороже жизни: честь и достоинство советского человека.

Что больше всего тревожило Баки? Здесь его почему-то не били. Более того: стали всячески подчеркивать, что к нему относятся лучше, чем к другим подследственным. Неужели он, советский подполковник, дал этим извергам хотя бы малейший повод надеяться, что они сломят его волю?

Как бы там ни было, майор Реммер вел допросы непринужденно, пытался философствовать или же балагурить. Вот и сейчас он заявил с усмешкой:

— Русские, должно быть, беглецы от рождения. Знаете, сколько сейчас бродит по немецкой земле русских военнопленных, сбежавших из концлагерей? Что-то около ста двадцати тысяч! Фюрер провозгласил недавно: сейчас самое опасное для нас — Восточный фронт, и не менее опасны беглецы, рассеянные по всей Германии. Конечно, все они скоро будут изловлены. В наших способностях вы имели возможность убедиться, — опять улыбнулся он. — Что делать с пойманными беглецами? В каждом случае мы будем поступать в зависимости от того, что представляет собою тот или иной военнопленный… — Реммер передернул плечами, пощелкал пальцами. — Возьмем, например, вас… — Он не закончил фразы и перескочил на другое — Мы любим порядок. А русские только и умеют нарушать его…

Он помолчал, дожидаясь, что ответит подследственный. И, не дождавшись, продолжил:

— Впрочем, вы ведь не русский. Вы смелый, независимый, гордый человек, подполковник Назимов, — продолжал Реммер, пряча усмешку.

Откинувшись на спинку плюшевого кресла, он посмотрел на пленного испытующим взглядом. Потом закурил сигарету, подвинул золотой портсигар ближе к Назимову.

— Не желаете?.. Как угодно… Так вот, мы знаем о вас абсолютно всё! — теперь в голосе его отчетливо прозвучала угроза.

Во время последнего боя, когда Назимов был ранен, в кармане у него лежал партийный билет, командирское удостоверение личности, бумажник с последними письмами из дома, фотокарточки жены Кадрии и дочери. Когда он стал поправляться, то ничего в карманах у себя не нашел. Должно быть, все документы находились теперь в руках гестаповцев. Поэтому Назимов не счел нужным отрицать некоторые факты своей биографии.

— Что вам нужно от меня? — резко спросил он. — Да, я советский подполковник, коммунист! Ничего другого вы от меня не сможете узнать.

— О, мы и не будем стараться, это не имеет для нас никакого значения! — воскликнул Реммер. Не дожидаясь, пока переводчик закончит фразу, он продолжил: — Вас, конечно, насильно заставили вступить в партию. Вы были вынуждены пойти на это. Иначе вас, деревенского мальчишку, никогда не произвели бы в подполковники! Не так ли?

Теперь усмехнулся Назимов. Реммер, словно уколотый иголкой, подскочил. Скривив губы, он яростно ударил кулаком по столу.

— Я вижу, вы торопитесь умереть! — Он рассерженно шагал по кабинету. — А зачем вам умирать? — Реммер внезапно остановился и уперся взглядом в пленного. Так как он был гораздо выше коренастого Назимова, ему пришлось согнуться. От этого он казался сутулым. — Вы еще так молоды. У вас — интересная жена, единственная дочь. Они ждут вас. К чему торопиться в преисподнюю, когда есть возможность красиво пожить на земле? С того света ведь не возвращаются. И… вообще… даже в мирное время человек не вечен. Наша жизнь — свеча. Дунул легкий ветерок — и всё, свеча погасла. Стремитесь, подполковник, изведать все радости жизни. Ловите момент! Другого случая не представится… — Реммер заставил себя рассмеяться. — Хватайте свою звезду. В чем счастье здорового, красивого мужчины? В вине, в женщинах, в деньгах. Перед золотом преклоняется весь — мир… Если хотите, ваши деньги будут переведены в английский, американский, швейцарский банки… Не вечно же будет длиться война. Мы хотим, чтобы вы были обеспечены…

— А потом что? Получу пулю в затылок?

— О, подполковник, вы уже начали шутить. Добрый признак. Гут, гут! Но зачем такие мрачные шутки?

Назимов то ли вычитал где, то ли слышал от кого, что на допросах не так опасны уловки следователя, как ответы самого подследственного. И чтобы не проболтаться случайно, он попытался круто оборвать болтовню гестаповца:

— Говорите прямо, что вы хотите от меня? Реммер, сделав вид, будто не замечает решимости своего собеседника, оживленно воскликнул:

— Вот это другое дело! Эта напористость мне нравится… Постараюсь удовлетворить ваше любопытство. Германское командование предлагает вам дело, достойное вашего высокого звания, ума и отваги…

— Что именно?! Уж не думаете ли вы принудить меня к измене родине? — Назимов, чуть побледнев, шагнул вперед.

— О, бросьте, пожалуйста, эти громкие слова! — Реммер отступил в сторону. — Вы смелый и сильный человек. Такие люди имеют право на все.

Разговор теперь шел без помощи переводчика.

— Случилось так, что я стал пленником фашистской Германии, — произнес Назимов по-немецки. — И все же вы не имеете права толкать меня на предательство. Но если совесть позволяет вам пускаться на такое вероломство, разговор со мной будет бесполезным. Вы ничего не добьетесь.

Неожиданно Реммер расхохотался, откинув назад голову. Казалось, в его гортани терлись и скрежетали куски жести.

— Вы боитесь сделаться предателем? Так вы уже стали им. Что сказано в уставе Советской Армии о сдающихся в плен военнослужащих? Забыли? Может, напомнить вам? Что ожидает вас по возвращении домой?.. Тюрьма, Сибирь?

— Не запугаете! — твердо произнес Баки. — На провокацию я не поддамся.

Реммер, нагло ухмыльнувшись, покачал головой.

— Оставьте, подполковник, этот повышенный тон, — сказал он почти миролюбиво. — Свой прежний образ жизни вы считаете лучшим только потому, что не видели ничего другого. Попробуйте зажить по-иному. Присмотритесь, сравните… Как говорят у вас, мусульман: побывайте в Мекке — потом судите. Политика, идеи — все это не для боевого офицера. Дело военных — меч. Руби, стреляй и… отдыхай, наслаждайся, когда представится возможность. Не будьте мешком, напичканным идеями, ибо война все равно растрясет этот мешок. И он, поверьте мне, превратится в половую тряпку. Я желаю вам добра, подполковник. Не стройте из себя твердокаменного комиссара. С комиссарами у нас разговор короткий. Подумайте-ка о себе, о своей семье. Человек — самое эгоистическое создание на земле. В первый же час после рождения он загребает своими ручонками только к себе. Почему же вам, подполковник, не позаботиться о себе? Вы будете горько раскаиваться, если проявите беспечность. Позвольте несколько освежить вашу память. Я вынужден напомнить одно прискорбное для вас обстоятельство. Будучи на фронте, вы… — гестаповец говорил медленно, подчеркивая каждое слово, — вы отдали приказ в своей части расстреливать немецких военнопленных. Верно? Знаете, что может вас ожидать, когда вы сами оказались в плену?

Чуть наклонив голову, Реммер снова вперил в Назимова свои желтоватые и холодные, как у щуки глаза. На допросах он любил ошеломлять неожиданными каверзами, ставил вопросы беспорядочно, наперекор логике, стараясь сбить свою жертву с толку. Независимо от результатов следствия, эта игра доставляла ему чисто животное наслаждение. Майор Реммер, сын владельца крупных колбасных заведений в Бранденбурге, больше всего на свете любил кошек и бульдогов. И он хвастался в кругу своих друзей гестаповцев, что у него бульдожья хватка и кошачьи повадки при допросах пленных. Назимов разгадал его прием.