Иэн Бэнкс - Мертвый эфир

• Название: Мертвый эфир
• Автор: Иэн Бэнкс
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Современная проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-699-59462-7

Кен Нотт работает на лондонской радиостанции «В прямом эфире — столица!» и в выражениях себя не стесняет — за то ему, собственно, и платят. Угрозы в свой адрес он коллекционирует, а наиболее выдающиеся вешает на работе на стенку. Но когда происходит то, что можно трактовать как попытку покушения на его жизнь, даже он вынужден отнестись к этому серьезно: что, если мистер Мерриэл, один из королей столичного преступного мира, прознал о том, что жена, красавица Селия, ему изменяет? Что, если все меры предосторожности, которые она принимала, оказались недостаточны и теперь Селия с Кеном в страшной опасности? Что, если джеймс-бондовские часы со спутниковой антенной не помогут?..

Впервые на русском.

Обратная сторона обложки.

Бэнкс — это феномен… дико успешный, не знающий страха в творчестве.

Уильям Гибсон

Самый творческий британский писатель своего поколения.

The Times

У Бэнкса вышел роман с двойным дном — глубоко сатирический и наводящий на размышления триллер, который заставит вас смеяться и испытывать ужас одновременно.

Sunday Express

Захватывающее чтение.

Это ослепительно умная, резкая, тревожная книга.

Scotland on Sunday

---

— Сам ты лузер, — возразил Эд.

— Нет-нет, я не про тебя.

— Да и у тебя-то денег куча.

— А я вовсе и не утверждаю, что иметь деньги аморально. Хотя насчет акций я не совсем уверен…

— Ты чё, парень? Чем те плохи акции?

— Тем, что они являются законным способом возвыситься и над работниками, и над потребителями, вот чем, — заявил я и даже сам понял, насколько высокопарно прозвучали мои слова.

— Могет быть. Но готов спорить, у тебя самого, паря, где-то заныканы акции, хоть ты и сам можешь об этом не знать.

— Вовсе нет, — запротестовал я.

— Нет? — переспросил Эд, — У тебя есть пенсия?

— Нет! — воскликнул я, торжествуя.

Эд выглядел обескураженным.

— Чё? У тебя нет свидетельства пенсионного фонда?

— He-а. Вышел из одного и не вступил в другой.

— Ты рехнулся.

— И тут не угадал. Просто я принципиальный, понял, придурок?

— Для такого человека, как Кен, — пояснил Крейг, — ощущение собственной правоты стоит тех денег, которые он наварил бы к старости.

Тогда я думал, что это он в мою поддержку.

— И все равно чую, где-то у тебя есть акции. Как ты башли-то хранишь?

— Строительное общество. Последнее из оставшихся больших товариществ. Что-то типа кассы взаимопомощи в масштабе всей страны. Все мои деньги идут на ссуды тем, кто покупает себе жилье, а не на рынок капиталов и уж точно не в карманы зажравшихся толстосумов-директоров.

— Гы, — фыркнул Эд, — И шо ты с этого имеешь? Четыре процента?

— Чистую совесть, — ответил я и про себя отметил, что снова скатываюсь в помпезность, — Как бы то ни было, просто хочу сказать, что можно к чему-то стремиться, строить честолюбивые планы и хотеть хорошо жить, и чтобы хорошо жили твои друзья, твои жена и дети, но при этом сохранять свою… Постой, Крейг, а что, собственно, я пытался сейчас доказать?

— Ты пытался доказать, что напился, — рассмеялся Эд, — Причем в драбадан.

— Думаю, — отозвался Крейг, — ты хочешь объяснить, что делает человека правым или левым. Либералом или нет. Нечто в этом роде. — И он сделал рукой неопределенный жест. — В общем, не знаю.

Сидя на стуле, Крейг казался особенно долговязым и нескладным; он как бы весь обвис, руки и ноги его казались ватными, свет отражался от его бритой головы. К тому времени мы уже перебрались в «Сохо-Хаус», это после того, как бар закрылся. Может, по дороге выпили еще где-то. Хорошо помню, мы жутко не хотели покидать бар, потому что там мимо нас постоянно проходили потрясающе красивые женщины (и что интересно, чем дольше мы там сидели, тем красивее они становились).

Как бы там ни было, теперь мы сидели в «Сохо-Хаусе», душном и переполненном, и при этом я никак не мог вспомнить, на каком этаже нахожусь или хотя бы в каком зале, а главное, мне все не удавалось сообразить, в какой стороне туалет. Хорошо еще, мы сумели забить столик, но сидеть за ним посреди толпы стоящих людей означало невозможность увидеть знакомые приметы и как-то сориентироваться на местности. Понятия не имею, отчего наш разговор принял такое странное направление, но, вполне возможно, вина за это лежала как раз на мне.

— Кажется, и вправду нечто подобное, — кивнул я, чувствуя, что соглашаюсь с чем-то очень для меня важным, хоть и не в силах припомнить, с чем именно. — Это и есть наш, бля, девиз. Из тех, в которых и впрямь что-то есть. Тут главное, кому ты сочувствуешь, себе или ближнему… или ближней… или вообще людям. Вот, это о том самом. Да, точно.

— О чем именно?

— Так это я и хочу объяснить… прямо здесь и сейчас.

— Ну?

— Давай валяй!

— Ну, типа, ты видишь, как у кого-то действительно куча реальных проблем, и что ты думаешь: «Ага, по уши в дерьме, неудачник!» Или ты думаешь: «Жалость-то какая! Не повезло тебе…» Или: «Эй, бедолага, не могу ли я чем помочь?» Тут есть выбор. Выбор есть. И не один. Вот об этом самом и речь, какой ты: злобный или добрый.

— Тогда ты очень добрый, — сказал Крейг, — Ведь ты пропустил тех, кто выразился бы похуже, чем «Ты по уши в дерьме, неудачник!».

— Да, в самом деле? Такие имеются?

— Разумеется. Они думают: «Гм. Как бы половчее использовать положение этого пришибленного, а потому, значит, беззащитного человека?»

— Ни хрена себе! — воскликнул я, обалдевая от подобного недостатка цинизма в своих рассуждениях. — Действительно пропустил. — И добавил, качая головой: — Вокруг полным-полно настоящих подонков.

— Они всегда поблизости. В каких-нибудь десяти футах, — сообщил Эд. — Особливо здесь.

— Для такого человека, как Кен, — пояснил Крейг, — ощущение собственной правоты стоит тех денег, которые он наварил бы к старости.

Тогда я думал, что это он в мою поддержку.

— И все равно чую, где-то у тебя есть акции. Как ты башли-то хранишь?

— Строительное общество. Последнее из оставшихся больших товариществ. Что-то типа кассы взаимопомощи в масштабе всей страны. Все мои деньги идут на ссуды тем, кто покупает себе жилье, а не на рынок капиталов и уж точно не в карманы зажравшихся толстосумов-директоров.

— Гы, — фыркнул Эд, — И шо ты с этого имеешь? Четыре процента?

— Чистую совесть, — ответил я и про себя отметил, что снова скатываюсь в помпезность, — Как бы то ни было, просто хочу сказать, что можно к чему-то стремиться, строить честолюбивые планы и хотеть хорошо жить, и чтобы хорошо жили твои друзья, твои жена и дети, но при этом сохранять свою… Постой, Крейг, а что, собственно, я пытался сейчас доказать?

— Ты пытался доказать, что напился, — рассмеялся Эд, — Причем в драбадан.

— Думаю, — отозвался Крейг, — ты хочешь объяснить, что делает человека правым или левым. Либералом или нет. Нечто в этом роде. — И он сделал рукой неопределенный жест. — В общем, не знаю.

Сидя на стуле, Крейг казался особенно долговязым и нескладным; он как бы весь обвис, руки и ноги его казались ватными, свет отражался от его бритой головы. К тому времени мы уже перебрались в «Сохо-Хаус», это после того, как бар закрылся. Может, по дороге выпили еще где-то. Хорошо помню, мы жутко не хотели покидать бар, потому что там мимо нас постоянно проходили потрясающе красивые женщины (и что интересно, чем дольше мы там сидели, тем красивее они становились).

Как бы там ни было, теперь мы сидели в «Сохо-Хаусе», душном и переполненном, и при этом я никак не мог вспомнить, на каком этаже нахожусь или хотя бы в каком зале, а главное, мне все не удавалось сообразить, в какой стороне туалет. Хорошо еще, мы сумели забить столик, но сидеть за ним посреди толпы стоящих людей означало невозможность увидеть знакомые приметы и как-то сориентироваться на местности. Понятия не имею, отчего наш разговор принял такое странное направление, но, вполне возможно, вина за это лежала как раз на мне.

— Кажется, и вправду нечто подобное, — кивнул я, чувствуя, что соглашаюсь с чем-то очень для меня важным, хоть и не в силах припомнить, с чем именно, — Это и есть наш, бля, девиз. Из тех, в которых и впрямь что-то есть. Тут главное, кому ты сочувствуешь, себе или ближнему… или ближней… или вообще людям. Вот, это о том самом. Да, точно.

— О чем именно?

— Так это я и хочу объяснить… прямо здесь и сейчас.

— Ну?

— Давай валяй!

— Ну, типа, ты видишь, как у кого-то действительно куча реальных проблем, и что ты думаешь: «Ага, по уши в дерьме, неудачник!» Или ты думаешь: «Жалость-то какая! Не повезло тебе…» Или: «Эй, бедолага, не могу ли я чем помочь?» Тут есть выбор. Выбор есть. И не один. Вот об этом самом и речь, какой ты: злобный или добрый.

— Тогда ты оченьдобрый, — сказал Крейг. — Ведь ты пропустил тех, кто выразился бы похуже, чем «Ты по уши в дерьме, неудачник!».

— Да, в самом деле? Такие имеются?

— Разумеется. Они думают: «Гм. Как бы половчее использовать положение этого пришибленного, а потому, значит, беззащитного человека?»

— Ни хрена себе! — воскликнул я, обалдевая от подобного недостатка цинизма в своих рассуждениях. — Действительно пропустил. — И добавил, качая головой: — Вокруг полным-полно настоящих подонков.

— Они всегда поблизости. В каких-нибудь десяти футах, — сообщил Эд. — Особливо здесь.

— В десяти футах? — усомнился я, — Думаю, все-таки не меньше чем в десяти метрах.

— Ну хорошо. В двенадцати футах, — предложил Крейг в порядке компромисса.

— Если хошь.

— Ну да, — согласился я. — Ведь мы в Сохо. Тут людей всегда использововали.

Эд сделал вид, что плюет в свой бокал.

— Мы живем в городе поганых эксплуататоров, брат.

— Эти девушки все рабыни, — кивнул Крейг со знающим видом.

— Какие девушки? Кого ты имеешь в виду?

— Проститутки, — пояснил Крейг.

— Девчонки, что ложат ихние визитки в телефонных будках, — добавил Эд.

— Ах, эти, ну да.

— Вот именно. Попробуй-ка найти здесь шлюшку, говорящую по-английски.