Джеймс Данливи - Рыжий

• Название: Рыжий
• Автор: Джеймс Данливи
• Издательство: Ника-Центр
• Жанр: Научная Фантастика
• ISBN: 966-521-056-4

Роман Джеймса Патрика Донливи (род. 1926 г.) «Рыжий» является не только абсолютным шедевром черного юмора, но и одной из самых популярных и любимых книг Запада. Это — роман-поэма, роман-джаз, в котором грустная, словно взятая саксофоном нота, неожиданно обрывается и вместо нее раздается взрыв поистине гомерического хохота, трагическое и комическое тесно, как и в реальной жизни, сплелось в «Рыжем» в один поистине «гордиев узел», который на протяжении всего романа тщетно пытается разрубить его главный герой, «вечный студент и турист» Себастьян Дэнджерфилд.

---

— И будут и танцы, и тюрьмы и все это инкогнито.

— Я вижу, что вам удается все, за что вы беретесь. Коммерция, впрочем, вам особенно подойдет.

— Давайте перейдем к мясу, мисс Фрост. Я так голоден, что живот мой истошно вопит об этом, да так, что может сорвать мне горло.

— О, мистер Дэнджерфилд!

— Возблагодарим Господа Бога за данные нам нормы морали, мисс Фрост. Станем на колени и поблагодарим его и за мясо тоже. Все на колени. Но никогда не бейте человека, когда он стоит на коленях. Подождите, пока он попытается встать, и тогда с Божьей милостью пусть он получит то, что ему причитается. Санками между глаз. Я думаю, моя безграничная вера губит меня, мисс Фрост. Мне хочется изрубить этот дом в щепки.

— Не верю ни одному вашему слову.

— Чуть-чуть сыроватое. Но мне подходит все, что сырое.

Мисс Фрост переставляет сковороду поближе к огню. Слабое шипение газа. Ведь в это время все готовят еду. Жиденькая струйка газа приводит меня в отчаяние. Сукины дети, работающие на газовой станции. В наши дни никто не хочет честно трудиться.

— Вы такой странный, мистер Дэнджерфилд.

— Вы шутите, мисс Фрост.

— Вы не такой, как другие.

— Ну ладно, ладно, может быть, в ваших словах и есть доля истины.

— Подайте мне, пожалуйста, вашу тарелку, мистер Дэнджерфилд. Скажите, почему вы поливаете из пипетки вот то растение?

— Мисс Фрост, вы шпионите за мной в самые интимные моменты моей жизни.

— Совсем нет. Но почему вы это делаете? Скажите?

— Я убиваю растение ядом.

— Господи, помилуй нас.

— Взгляните на это растение, мисс Фрост. Вы ведь видите теперь, что оно долго уже не протянет.

— Не знаю даже, что сказать, мистер Дэнджерфилд. Бедное растение.

— Неведомая сила толкает меня на это, мисс Фрост. Я подумал, почему бы мне не подложить в него что-нибудь такое, чтобы его погубить.

— Признайтесь, вы шутите.

— Я убийца.

Запах бренди и приправленного специями мяса. В щели под дверями чуть посвистывает ласковый ветерок. А сердце мое полно печали. Печали, предвещающей конец этой странной недели, наполненной происшествиями и попытками строить планы. И встречей с этим диким зверем О’Кифи. И отвратительным бедламом на улицах. И все это свалилось на меня на протяжении этой холодной зимней недели. Вот уже долгие месяцы из-за моего беспокойного сна постельное белье к утру скручивается в жгуты. Кошмарные видения, словно шторм, проносятся сквозь мое сознание, и я просыпаюсь от того, что пинаю ногами ледяной воздух. Я пытался класть на глаза разогретое полотенце и даже приготовил себе какой-то бальзам, но с такими штуковинами следует быть начеку из-за химикатов, которые в них содержатся. Потом я облепил себя всего горчичным пластырем. Эту совершенную впопыхах ошибку мне никогда не удастся забыть. Но в общем-то мне не так уж плохо. И я не жалуюсь. Просто мне бы хотелось полностью сменить обстановку.

Мисс Фрост и Себастьян ужинают в холодной столовой и едят колбаски из Брея, запивая их чаем. Они сидят друг напротив друга, посматривая то на еду, то на собеседника. Обмениваются улыбками.

Разве это уже не мой дом? Я чувствую, что все мои дома остались в прошлом. Да и здесь остались только стены, потому я уже заложил в ломбард все, что тут было, за исключением мисс Фрост. И Скала уже в прошлом. И Балскадун. И Тринити-Колледж. И тот первый день, когда я высадился через заднюю дверь зеленого трамвая с удобными сиденьями. И принялся внимательно рассматривать университетские здания. Дул холодный ветер. Я был в новом костюме и в белой рубашке с черным галстуком. Я чувствовал, что в такой одежде я наверняка потерплю неудачу, но в то же время ощущал свою значимость, потому что люди посматривали на меня. Вот будка привратника, вот стоянка машин, а в этом здании я вижу ломаные линии стекол, слуховые окошки на крыше и кастрюли, в которых что-то кипит. Мне так хочется учиться. Чтобы узнать, что они делают с кислотами и сложными эфирами, которые у меня, как и у всех, будут взрываться в нужный момент. И запоминать я буду все с полуслова. Иду к преподавателю, за которым я закреплен. Мимо гладких, как зеленый бархат, спортивных площадок. И какие удобные скамейки, на которых я буду читать, или просто сидеть, размышляя в тени этих старых деревьев, или наблюдать за спортивными состязаниями. Прохожу мимо все еще вкусно пахнущих цветочных клумб на красивую площадь, где в зданиях из гранита живут богатые студенты. Мне это подойдет. Я вижу, как какой-то человек наполняет ведро водой из зеленого крана. В знак приветствия он машет мне рукой. Надо бы постараться произвести хорошее впечатление, поправить галстук, улыбнуться. Я надеюсь, они поймут, что я жажду знаний и готов внимательно слушать и конспектировать все четыре года. А вот в том здании, должно быть, находится библиотека, потому что в нем видны бесконечные стеллажи. Я буду брать книги в библиотеке и читать их. Обещаю. Какое счастье, что я попал сюда, ведь здесь так красиво. Мне говорили, что ученые мужи развлекаются игрой в мраморные шарики прямо на ступеньках и охотятся на птиц в университетском саду. Замечательные здесь порядки. В один прекрасный день я буду охотиться вместе с лучшими из них. Небольшие группки студентов. Я слышу их нежные голоса. И я не могу удержаться от того, чтобы не рассматривать их лица, пытаясь угадать, кто из них тоже провалится. И тогда остаток своей жизни я проживу, так и не получив ученую степень. И мне уже почти хочется, чтобы сюда прилетели белые ангелы с шуршащими крыльями и унесли меня отсюда, чтобы я не умер от страха. На другой стороне, вымощенной булыжниками, звонит колокол. Я вхожу в восьмой корпус. Вверх по стертым ногами ступенькам в открытую дверь. Из вежливости я чуть слышно постучу. И выну руки из карманов. И буду вести себя прилично. И говорить только тогда, когда меня спросят. Войдите. Из-за двери он говорит, чтобы я вошел. Как бы мне пройти, чтобы не топать при этом каблуками? Я сообщил ему так вежливо, как только мог, что я — Дэнджерфилд, и он ответил, что он очень рад, и пригласил меня войти. Повсюду лежат стопки журналов и книг. Должно быть, они лежат там с сотворения мира. Волосы волнами ниспадают с его красивой головы. Наверняка он ученый, познавший греческий и латынь. Мистер Дэнджерфилд, я очень рад, что вы прибыли, и надеюсь, что ваше путешествие через Атлантику было приятным. О Господи, этот джентльмен говорит, что он рад, что я здесь, и что же я могу на это ответить? Я ничего не могу выдавить из себя, потому что я весь дрожу. Я надеюсь, что ничего ужасного не произойдет. Он ведет себя очень вежливо и говорит: «Послушайте Дэнджерфилд, я хочу познакомить вас с Хартингтоном, это господин Хартингтон, вы слышите?» Высокий человек, стоявший до того в тени, подошел к нам и протянул мне руку. Вы будете посещать один и тот же класс. Я сделал попытку сказать, что это прекрасно, но не смог и просто поздоровался с ним. Наш наставник порылся в бумагах, достал какие — то брошюры и сказал: «Я надеюсь, вам будет хорошо с нами, мистер Дэнджерфилд». А что мог сказать я, пойманный в ловушку этим показным дружелюбием? Мне так хотелось сказать им, что я в этом убежден, но времени уже не оставалось, и к тому же я был так счастлив, что не мог вымолвить ни слова. В то холодное октябрьское утро я вышел из заставленной книгами комнаты со странным высоким человеком, державшимся рядом со мной. Он вежливо и тихо спросил меня, хочу ли я выпить кофе. Я был не в состоянии поблагодарить его и принять приглашение и только улыбался, стараясь ему понравиться.

Вот если бы всегда играла музыка! Я слышу, как в ванной льется вода: мисс Фрост моет голову. А я приканчиваю бренди, ерзая на краешке стула. Лондон, разумеется, огромный город. Но я не пропаду. Только дайте мне туда добраться, больше я ничего не прошу. Не забыть захватить с собой тюбик с зубной пастой. Надо бы надежно упаковать его в маленькую сумочку. На углу Ньютон Авеню и Темпл Роуд они водрузили крест, чтобы обозначить место, где заканчивается территория, подвластная англичанам. А я во многих смыслах нахожусь вне этой территории. Наклоняюсь вперед, облизываю губы, потому что они пересохли, и вижу, что край ковра уже протерт. Провожу рукой по лбу. Я столько всего позабыл. Слишком много всего произошло, много всякой путаницы. При семяизвержении тело мое немеет. Отцом осознаешь себя тогда, когда рождается ребенок. Маларки много рассказывал мне об этом. Я думаю, ему бы хотелось, чтобы я чаще оплодотворял женщин, он говорил, какая это радость иметь детей. Теперь мне это известно. Какая радость.

Я слышу, как в ванной с бульканьем из умывальника вытекает вода. Должно быть, она стекает под улицу Джеэри, а затем в Шотландский Залив. Мисс Фрост отжимает волосы. Я знаю, что для ополаскивания она пользуется уксусом. Слышно, как она выходит из ванной и шаркает ногами по полу в холле.