Паскаль Бонафу - Ренуар

• Название: Ренуар
• Автор: Паскаль Бонафу
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010

За шесть десятилетий творческой жизни Пьер Огюст Ренуар, один из родоначальников импрессионизма, создал около шести тысяч произведений — по сотне в год, при этом его картины безошибочно узнаваемы по исходящему от них ощущению счастья и гармонии. Писатель Октав Мирбо назвал Ренуара единственным великим художником, не написавшим ни одной печальной картины. Его полотна отразили ту радость, которую испытывал он сам при их создании. Его не привлекали героические и трагические сюжеты, он любил людей, свет и природу, писал танцующих и веселящихся горожан и селян, красивые пейзажи и цветы, очаровательных детей и молодых, полных жизни женщин.

Соотечественник Ренуара историк искусств Паскаль Бонафу рассказывает о его непростых отношениях с коллегами, продавцами картин и чиновниками, о его живописных приемах и цветовых предпочтениях, раскрывает секрет, почему художник не считал себя гением и как ухитрялся в старости, почти не владея руками и будучи прикован к инвалидному креслу, писать картины на пленэре и создавать скульптуры.

---

В свободное от работы время Огюст занимался, как он называл, «глупостями». Спустя полвека Ренуар подтверждал: «Глупости совершаешь, пока ты ещё молод. Это ещё не так серьёзно, так как ты ещё не несёшь за них ответственности». Он занимался «глупостями» с Бертой, пышной блондинкой, с которой познакомился у племянника хозяина, или с девушкой, похожей на испанку, чей сутенёр был убит в драке. В это же время он увлёкся живописью. Муж его сестры, Шарль Лере, уговорил его купить краски и холсты. Огюст написал портреты отца и матери, а также головки молодых девушек. А ещё Огюст читал: Ронсара, Вийона, Рабле, Теофиля Готье, Альфреда де Мюссе. Но к этому увлечению он относился осторожно: «Это может стать пороком, худшим, чем алкоголь или морфий. Не следует читать всё подряд или читать только шедевры. Великие люди приближают нас к природе. Романтики удаляют нас от неё. Идеально было бы читать только одну книгу в течение всей жизни». Он сделал выбор незамедлительно: «Я выбрал бы Рабле!» Иногда Ренуар посещал театр. Он избегал смотреть мелодрамы: «Буржуа квартала там льёт слёзы, сочувствуя несчастной сироте. Он возвращается домой, всё ещё всхлипывая от рыданий, и тут же вышвыривает за дверь прислугу за то, что она забеременела».

Как-то он пил кофе с круассаном в небольшом кафе на Центральном рынке. Его внимание привлекла оживленная беседа между хозяином кафе и каким-то мужчиной. Тон разговора нарастал. Собеседники не договорились: хозяин отказался удовлетворить требования своего визави, и тот покинул кафе. Из услышанного Огюст понял, что хозяин хотел декорировать своё кафе, и осмелился вмешаться, хотя с его стороны это было невежливо. Он заявил, что готов расписать кафе. Хозяин колебался. Чтобы подтолкнуть его к принятию решения, Огюст предложил ему заплатить только тогда, когда работа будет закончена. Сделка была заключена. За два дня (предыдущий декоратор требовал неделю срока и высокую оплату) роспись была выполнена. В течение этих дней Ренуар непрерывно поднимался и спускался по подмосткам, приближался к стене и отходил подальше, чтобы быть уверенным в пропорциях. Годы спустя он признавался: «Я выбрал в качестве сюжета Венеру, выходящую из вод. Я могу тебя заверить, что я не экономил ни веронезской зелени, ни голубого кобальта». Патрон был в восторге. Венера привлекала клиентов.

Многие хозяева кафе в округе захотели, чтобы Огюст украсил и их заведения. «Я расписал примерно два десятка кафе в Париже». Архитектор театра «Фоли-Бержер», строительство которого было недавно завершено, настойчиво предлагал Ренуару декорировать театр. Огюст отказался. Ему удалось, расписывая кафе и шторы, скопить немного денег, но он не собирался вкладывать их в возведение лесов и оплату труда помощников, которые были бы необходимы при работе в таком большом здании.

Напротив, настало время последовать, наконец, совету, который ему неоднократно давали художник Улеве, его шурин Лере и друг Лапорт: обучаться живописи в мастерской Глейра.27 Эмиль Анри Лапорт решительно настаивал, что нужно идти именно к Глейру, а не в какую-то другую мастерскую. Огюст с Лапортом стали друзьями с конца 1850-х годов, с тех пор как встретились на улице Пти-Карро, где городские власти Парижа открыли бесплатные курсы рисования. Если Эмиль Анри отказался от работы гравёром, то Огюст должен был отказаться от сотни франков, которую он зарабатывал каждый месяц в мастерской, расписывая шторы…

Глава вторая ГЛЕЙР И ЭСМЕРАЛЬДА

Холст, высотой немногим более метра и шириной полтора метра, объединяет портреты сорока трёх учеников мастерской Глейра. Такова традиция некоторых мастерских, где ученики пишут портреты друг друга. Я пишу тебя, ты — меня… И когда-нибудь потомки узнают здесь своих. Среди этих портретов, выстроившихся несколькими рядами, есть изображение Ренуара. Он написан в профиль: с короткими волосами, единственный из всех молодых людей, не имеющий ни бороды, ни усов. Лицом к нему, тоже в профиль, располагается его друг Эмиль Анри Лапорт. Над Ренуаром — Сислей. Несколько ниже, в белой сорочке с серым галстуком, — молодой человек, похожий на Базиля… Для всех учеников эта мастерская была организована на условиях, продиктованных Марком Габриелем Шарлем Глейром, когда он согласился возглавить её: «Вы мне не платите ни одного су. Я вспоминаю время, когда я довольно часто бывал вынужден отказываться от обеда, чтобы сэкономить 25 или 30 франков, которые должен был платить каждый месяц казначею, месье Эрсену». Поэтому Глейр приказал своим ученикам: «Снимите в аренду мастерскую… соберите на оплату аренды общие деньги, а я буду приходить к вам два раза в неделю, в зависимости от обстоятельств, проверять ваши работы и давать вам советы».

Таким образом, при поступлении в мастерскую ученики вносили по 15 франков, чтобы отметить начало обучения весёлым застольем, и отдавали казначею мастерской Эрсену по 30 франков, которые шли на оплату натурщиков, отопление и другие необходимые расходы… После этого всего за десять франков в месяц можно было рисовать натурщика. Он позировал на помосте в просторном зале, где свет поступал через высокое окно, выходящее на север, как того требовала традиция, чтобы солнце не мешало, давая слишком интенсивные свет и тени.

В отличие от других мастерских натурщики, позировавшие у Глейра, не были обнажёнными. Глейр считал, что они должны оставаться в кальсонах. Среди учеников было несколько женщин, и одна из них, англичанка, потребовала у мэтра, чтобы натурщик снял кальсоны. Если верить рассказам, она уточнила, что знает, что он там прячет, потому что у неё был любовник. Однако этот аргумент не переубедил Глейра. «Но я хотел бы сохранить клиентуру предместья Сен-Жермен», — якобы ответил он. Надо признать, что клиентура особенно не осаждала мастерскую Глейра. Та находилась «в дальнем конце двора, куда выходили обветшалые окна различных мастерских, среди которых принадлежащая Глейру была самой просторной и самой грязной. От тридцати до сорока академических художников собирались там каждый день, за исключением субботы, когда в мастерской проводилась уборка, правда, не особо тщательная, и воскресенья. Одна неделя посвящалась работе над этюдом, когда позировал натурщик, следующую неделю писали натурщицу. Такая последовательность соблюдалась в течение всего года. Мастерская была обставлена исключительно просто: печь, помост для моделей, несколько табуреток и ящиков, 50 низких и прочных стульев, мольберты, чёрные доски и ничего больше. Все стены были покрыты эскизами, карикатурами, написанными углём и мелом: многоцветная пестрота создавала очень красочный эффект».

Подтверждением уверенности Глейра в том, что модели должны всегда выглядеть пристойно, явился визит в его мастерскую посла Нидерландов, чья дочь захотела обучаться живописи. Можно ли было вообразить обнажённого натурщика перед дочерью и женой дипломата? «Ученица из страны Рембрандта и Рубенса, какая честь для мастерской!» Глейр, швейцарец из кантона Во, произносил всё это очень забавно, с ужасным акцентом.

Хотя ученики часто посмеивались над швейцарским акцентом Глейра, никто не ставил под сомнение его мастерство. Его картина «Вечер», которую большинство посетителей называли «Утраченные иллюзии», была отмечена медалью в Салоне28 и куплена за три тысячи франков 14 мая 1843 года, а с 1844-го стала одной из наиболее знаменитых картин в Люксембургском музее, в котором экспонировались произведения здравствовавших художников. А в конце 1861 года говорили, что мэтр подготовил ещё одну картину, «Геракл у ног Омфалы»…29 Но так как Глейр не принял орден Почётного легиона,30 присуждённый ему Империей, потому что был в оппозиции к монархическому режиму, он мог отказаться представить новую работу в Салоне.

В мастерской молодой Огюст Ренуар стал предметом насмешек: как с момента своего появления в ноябре 1861 года он носил белую рабочую блузу, тогда как большинство учеников были одеты в пиджаки из чёрного бархата. Живописец не должен был выглядеть как ремесленник-декоратор.

День за днём Ренуар покорно и пунктуально выполняет упражнения, даваемые учителем. Чтобы подготовить учеников к поступлению в Школу изящных искусств, мэтр предлагает им работать по мотивам классических сюжетов из Античности или Священного Писания. Он также требует, чтобы они снова и снова рисовали и гипсовые копии, и живых моделей.

Чтобы удовлетворить требования мэтра, Ренуар нарисовал обнажённого натурщика очень условно, каким он выглядел на первый взгляд. Это «тело цвета карамели, возникающее на аспидно-чёрном, как ночь, фоне, с отражённым светом на плече и страдальческим выражением лица, какое бывает при спазмах желудка». Глейр начал было хвалить ученика, затем снова внимательно посмотрел на изображённую фигуру — и взорвался от гнева. «Вы… Вы издеваетесь над всеми!» И это был Ренуар, очень старательный ученик, которого Глейр иногда приглашал к себе на улицу Бак, 96, и для которого он добился разрешения на посещение зала эстампов Императорской библиотеки. Не является ли он менее послушным, чем кажется? В другой раз во время очередного понедельничного визита, когда мэтр переходил от одного мольберта к другому, делая замечания, указывая на ошибки, он остановился перед одним из эскизов Огюста: «Молодой человек, Вы очень способный, талантливый, но, по-видимому, Вы пишете для забавы». Ответ Ренуара последовал незамедлительно: «Это очевидно; если бы это меня не забавляло, я бы не писал!»