Нора Шарифф - Тайны Норы

• Название: Тайны Норы
• Автор: Нора Шарифф
• Жанр: Современная проза

Книга «Тайны Норы» является продолжением «Паранжи страха». На ее страницах мы вновь встречаемся с уже знакомыми героями, но история этой семьи раскрывается нам с новой стороны. Нора описывает все происходящее сначала с точки зрения ребенка, затем — подростка и, наконец, уже взрослой девушки. Детство Норы прошло во Франции. Никто из ее друзей не мог предположить, какие ужасы происходят за стенами ее внешне благопристойного дома. Книга «Тайны Норы» позволяет читателю глубоко проникнуть в тонкий духовный мир девочки-подростка. Легкий стиль изложения, быстро меняющиеся «картинки» сюжета не дадут отложить роман, пока не будет прочитана последняя строка.

---

По вечерам ко мне стал захаживать отец. Услышав скрип половиц под его ногами, я впадала в ступор. Его прикосновения становились более настойчивыми и более интимными. Я не могла больше переносить этот тошнотворный запах табака. Хотела отвернуться, когда видела так близко его желтые зубы. Но сносила все молча. Поначалу я не очень хорошо знала, как реагировать, но со временем, когда поняла, что все, что он делает, — постыдно и скверно, решила взвалить на себя ответственность за происходящее. Я была уверена, что если скажу об этом вслух, мне все равно не поверят, а если поверят, то осудят именно меня. В свои шесть лет я хотела исчезнуть, чтобы не испытывать подобного унижения. Я была готова на все, чтобы не чувствовать его похотливые руки под своей одеждой и его дыхание возле своей шеи. Как-то я шла по улице и, услышав звук подъезжающего грузовика, стала винить себя в том, что мне не хватает смелости броситься под колеса.

Если я делала вид, что сплю, он забирался ко мне и кровать. Я умоляла его прекратить, но он не оставлял меня в покое. Слезы ручьями текли по моим щекам, но они не трогали его. В его глазах я была просто вещью.

Разве нормально желать себе смерти в шесть лет? Думать о суициде? Не верю.

Я завидовала приятельницам, которых забирали из школы их отцы. Девочки бросались к ним на руки и беззаботно смеялись. Мне хотелось узнать, как ведут себя их отцы. Старалась представить себе. Сама я не имела права на нежную отцовскую улыбку. Отношение ко мне заключалось в противоестественных желаниях и действиях отца, которые испортили мое детство, которые мешают жить до сих пор. Мне горько было видеть в окнах счастливые семьи, собравшиеся за одним столом, слышать, как они разговаривают и смеются, а самой оставаться замурованной в стенах молчания.

Моя мать была единственным человеком, который мог выслушать и посмеяться вместе со мной, она была для меня источником безопасности и благополучия, но ей тоже жилось несладко. Каждый раз, оказываясь с ней наедине, я надеялась, что она догадается о моем отчаянии и услышит, как я кричу про себя. Впрочем, я твердо обещала себе сделать все, чтобы оградить ее от этого. С раннего детства я пыталась помочь ей и поддержать ее, поэтому не хотела стать для нее обузой. Это было бы слишком. А еще я заметила, что мой отец, потершись о мое юное тело, становился спокойнее в отношении к ней. Сказать правду означало лишить ее этой помощи.

Мой отец и сам желал, чтобы я молчала. Он без конца повторял мне, что это наш секрет и что стоит мне заговорить об этом вслух, с нашей семьей произойдет несчастье. Он был уверен, что мне никто не поверит. А для шести- или семилетнего ребенка это весьма эффектные угрозы.

Но вне дома я сразу чувствовала себя в безопасности, которую дарили мне мой квартал, моя школа, места, которые я любила исследовать и где обычно играла. На велосипеде, на роликовых коньках или просто бегом я старалась как можно быстрее передвигаться с места на место. С пяти лет до двадцати одного года мне иногда снился один и тот же сон: я гуляю по улице, как вдруг меня начинают преследовать чудовища; Убегая от них, я взлетала на самое толстое дерево и пряталась в его ветках. Обожаю деревья! Уже тогда мечтала однажды взлететь.

Учителя записали меня в секцию по бегу, и я выиграла соревнования без особого напряжения. Потом были организованы дополнительные спортивные занятия, в которых могли принять участие мальчики и девочки любого возраста. Я опять оказалась среди лучших. В то время у меня были очень длинные волосы. Перед каждым забегом я собирала их в хвост, чтобы наслаждаться тем, как ветер обдувает мое лицо. Меня прозвали Газель.

В шесть лет у меня был велосипед с белой рамой, которым я очень гордилась. Мне нравилось крутить педали, исследуя все тропинки в окрестностях. Я не боялась уезжать далеко от дома, ведь это была прекрасная возможность изучить новые места, а любой незнакомец на вид казался мне более приветливым, чем некоторые хорошо знакомые люди.

Я была сознательным ребенком, которому доверяли, поэтому не очень-то беспокоились обо мне. И только оставаясь наедине с самой собой, я опять становилась обычным ребенком и отдавалась мечтаниям. Как Алиса из Страны Чудес, я придумывала свой волшебный мир. Я не была одинока, ведь моя подружка Фантазия, девочка с веснушками, следовала за мной, куда бы я ни направлялась. К сожалению, когда мне исполнилось девять лет, она исчезла, а вместе с ней исчезло и волшебство. Меня постоянно одолевало желание сбежать, словно вот-вот я уеду далеко-далеко… Сейчас я понимаю, что просто бежала от жизни. А тогда мне казалось, что мать понимает мою потребность убежать из дому как можно дальше.

Одним из моих любимых мест для прогулок была круглая зеленая полянка в конце улицы. Гигантские ели возвышались в центре этого убежища, скрывая меня от посторонних взглядов. Когда я находила блестящий предмет, прятала его в свое хранилище для ценностей между шестой и седьмой елью слева от центра. В день, когда я завоевала награду — разноцветный шарик, я спрятала его поглубже в своем тайном месте. О том, чтобы показать тайник постороннему, не могло быть и речи.

Долгое время мне снились ужасные кошмары, во время которых я так кричала, что собирался весь дом. Когда мать пыталась меня разбудить, я открывала глаза, но кошмар кончался не сразу. Может, я была лунатиком? Как-то, проснувшись, я не могла понять, что делаю. Даже теперь мои ночи наполнены мрачными сновидениями. Привычка? Или я просто стыжусь своего кошмарного прошлого?

Вскоре моя свобода стала ограниченной: мне пришлось брать с собой сестру. Дома я никогда особенно не ухаживала за ней, но на улице она превращалась в серьезную помеху на моем привычном маршруте. В свои два-три года сестренка не могла следовать за мной, но отказать помочь матери, глаза которой были такими печальными и задумчивыми, я была не в состоянии.

Впрочем, мне удалось соединить приятное с полезным. Вскоре мои подруги тоже стали приводить своих младших братьев и сестер возраста Мелиссы, и теперь, пока малыши играли, мы могли спокойно заняться своими делами.

В начальной школе я не очень хорошо успевала на занятиях. Но мать хотела, чтобы я получала только хорошие отметки, и заставляла меня по много раз повторять материал, пока я не запоминала его назубок. Когда я поняла, что для того, чтобы лучше учиться, нужно понять предмет, а не бездумно зубрить тему, мои успехи пошли в гору. После занятий я часто отправлялась в бакалею на углу, пообщаться. Ведь там был Тонтон! Это единственный мужчина, которому я по-настоящему доверяла. Ростом выше среднего, лысый, всегда с улыбкой на лице, в неизменном голубом фартуке и с ручкой «Bic» в нагрудном кармане. Я выросла у него на глазах. Мне казалось, что он никогда не покидает свой магазин. Складывалось впечатление, что, когда бы я ни пришла, он ждал моего прихода. У него всегда находилось время, чтобы меня выслушать и вытереть мои слезы. Он мог заставить меня смеяться и развеять мои печали, предлагая разные сладости. Признаться честно, несколькими килограммами веса я обязана именно ему.

Даже если мне ничего не нужно было покупать в его лавке, я забегала поздороваться. Иногда присаживалась на маленькой ступеньке перед входом и подолгу сидела, наслаждаясь его присутствием. Я хотела, чтобы мой отец был таким, как Тонтон. Догадывался ли он о том, что я несчастна? Почему он относился ко мне так по-отечески? Знал ли он, как сильно я нуждаюсь в добром и ласковом отце?

Тонтон привлекал не только маленьких заплаканных девочек, но и, пожалуй, всех обездоленных в округе — они часто усаживались в нескольких метрах от бакалейного магазина. Каждый раз, когда я видела бродягу Мухаммеда, я подходила к нему поговорить. Так он стал моим другом. Большую часть времени он был подшофе, но меня это не пугало. Он принимал жизнь такой, как она есть, и ни на что не жаловался. Однако Тонтон часто повторял мне, чтобы я была осторожной, и я чувствовала, что он краем глаза наблюдает за мной, на всякий случай.

Со мной, восьмилетним ребенком, Мухаммед разговаривал, как с взрослым человеком. Он был вовсе не похож на тех, кто сразу начинает сюсюкать с детьми, что кажется просто смешным и непедагогичным. Думаю, он уважал меня, поэтому с ним мне было спокойно и я не чувствовала себя ребенком. Как-то, когда шел сильный дождь, бродяга сидел, промокнув до нитки. Мне стало жаль его, и я сделала ему бутерброд из того, что смогла найти в холодильнике. Подойдя к нему, чтобы вручить свое произведение, я услышала, как он разговаривает с птицами. «К бутерброду не помешает арахис», — решила я и отправилась к Тонтону.

— А я думал, ты не любишь арахис! — воскликнул Тонтон, удивившись моей покупке. — Это так, но арахис не для меня.

— Я так и понял. Это для твоего приятеля?

— Да.

— Видимо, ты уже дала ему что-то поесть, не так ли?