Eldar Morgot - Звезда Даугрема

• Название: Звезда Даугрема
• Автор: Eldar Morgot
• Жанр: Историческое фэнтези

Друзья, первая книга про Зезву вызвала довольно оживленные споры. Предмет этих споров касался, прежде всего, аллюзий и параллелей с нашей действительностью, которыми, по мнению внимательных читателей, так и кишит этот опус. Поэтому хотел бы заявить следующее:

1. Директория Элигершдад — это НЕ Россия, НЕ США, НЕ Англия, НЕ Франция, НЕ Альфа Центавра.

2. Солнечное королевство Мзум — это НЕ Россия, НЕ Грузия, НЕ Югославия, НЕ Корея.

3. Если Вам показалось, что некоторые события в книге напоминают вам события новейшей истории, то Вы правы и не правы одновременно.

4. Комментарии, в которых будут обвинять автора в русофилии/русофобии, грузинофобии/грузинофилии, американофилии/американофобии будут вежливо, но твердо удаляться. То же самое постигнет комментарии с обвинительным «АГА!» и перечнем исторических событий, которые автор «бездарно» завуалировал фентези миром.

Напоследок: надеюсь, что Вам понравится. Уверен, во все еще довольно сыром тексте найдутся ошибки и другие ляпы. Тем не менее, приятного чтения!

---

Двери снова раскрылись, и два солдата-рощевика ввели в корчму пленника. Эр-рассказчик выдохнул воздух, он узнал мзумца-детоубицу, того самого, что бил гызмаала кнутом…

— Дайте ему напиться, — приказал Нестор, поворачиваясь к солдатам. — Потом можете отдохнуть и выпить пива. Таисий заказал еду. Позовите остальных. Шевелитесь.

Один из конвоиров взял из рук почему-то побледневшего корчмаря жбан с водой, ткнул его в разбитые губы пленника.

Зезва отшатнулся. Передние зубы пронзила резкая боль. Рощевик ухмыльнулся.

— Пей, мзумец.

Ныряльщик прильнул к жбану, пил долго, захлебываясь, хотя разбитые губы горели от боли. Скрученные за спиной руки занемели, запекшаяся кровь на лице солнечника превратилась в грязные струпья. Рощевик забрал жбан и потащил пленника к ближайшему столу, где грубо усадил на стул с кривыми ножками. С шумом ввалилось еще пятеро солдат, грязных, потных и злых. Косясь на усевшихся за соседним столом каджей, рощевики жадно набросились на пиво, кашу и вареную говядину, которыми хозяин и его слуга уже успели заставить большой стол посреди корчмы. Эры в углу шушукались, испуганно оглядывались на торопливо чавкающих солдат. Наконец, охотник поднялся и осипшим голосом выкрикнул:

— Слава Роще! Свобода!

Солдаты, как один повернули головы, уставились на охотника, словно голодные псы, которых оторвали от еды. Тощий эр икнул и уселся на скамью, едва при этом не опрокинувшись назад. Солдаты вернулись к еде. Лишь один из них, пожилой бородач, что-то презрительно пробурчал сквозь зубы.

Нестор улыбнулся краешком губ. Таисий молча изучал поверхность стола, положив перед собой холеные руки с длинными, бледными пальцами. Оба каджа не смотрели на Зезву, которого как раз кормил недовольный такой обязанностью молодой солдат.

Узник с трудом сжевал кусок мяса, поперхнулся пивом, опустил голову. Молодой рощевик усмехнулся, дождался согласного кивка Нестора и бросился к товарищам, наверстывать упущенное.

Зезва попытался пошевелить связанными руками, но лишь стиснул зубы от боли. Зло сплюнул на грязную солому, что покрывала пол и поднял взгляд на эров в углу. Те оробели от этого взгляда, потупились. Лишь трое: старый эр, гнилозубый и охотник выдержали, правда, глядя каждый по-своему — эр-рассказчик задумчиво, тощий охотник с опаской, а гнилозубый с нескрываемой злобой.

Зезва снова смачно сплюнул. Бросил по-душевному:

— Что смотрите, я ваш мамин гроб шатал?

— Гнида мзумская! — словно змея, прошипел гнилозубый. Охотник нахмурился, но промолчал. А старый эр усмехнулся, что-то бормоча.

Ныряльщик отвернулся. Курвин корень, сдались ему эти бедолаги… Почувствовав взгляд Таисия, поднял глаза. Кадж вдруг быстро проговорил на мзумском:

— Кажется, друзья покинули тебя, ходок за Грань?

Нестор поднялся, бросил залебезившему от счастья хозяину золотой манат.

— Пора.

Рощевики рывком подняли пленника, потащили к дверям. Последними вышли каджи. Нестор оглянулся на пороге, заставив эров втянуть головы в плечи и бороться со странным, необъяснимым ужасом, вдруг охватившим их души. Наконец, старые двери хлопнули, закрываясь. Миг тишины, затем послышались вздохи, ворчанье, звон кружек, кто-то хрипло позвал корчмаря, требуя пива.

— Детоубийца-то, — хмыкнул старый эр, оглядываясь в поисках корчмаря, — молодцом, шельма!

— Это ты про кого эта? — удивился гнилозубый.

Старик презрительно посмотрел на него, но ничего не сказал. Тощий охотник допил пиво, покосился на гнилозубого и пододвинулся поближе к рассказчику.

— Расскажи-ка, отец, еще про Звезду.

Вокруг гудела, кричала и ворочалась старая корчма. Носился без передышки хозяин, проклиная горластых и прожорливых посетителей, не забывая, правда, постоянно прятаться на кухне и увлеченно пересчитывать монеты, вырученные за выдохшееся пиво и подгоревшую кашу. При этом корчмарь восторженно подносил к глазам золотой баррейнский манат, полученный от странноватого, но такого щедрого господина в плаще с капюшоном. Налюбовавшись монетой с изображением Льва Львов Баррейна, хозяин шмыгал носом и бежал дальше подносить пиво, кашу и горестно вздыхать, рассказывая посетителям про вечные убытки и грядущее неминуемое разорение. Ни с того ни с сего прокукарекал во дворе петух, а большая и грязнущая свинья, предмет гордости хозяина, громко захрюкала в хлеву, не иначе, мечтая о жарком лете и замечательной, грязной донельзя луже. Пошел снег. Начало быстро темнеть.

Старый эр поставил пустую кружку. Хозяин снова запропастился куда-то, бездельник этакий.

— Звезда, — повторил он тихо, замечая, как снова собираются вокруг слушатели. — Звезда Даугрема…

* * *

Зезва понуро покачивался в неуклюжей клетке, забившись в самый угол. Ворох грязной соломы и какие-то вонючие тряпки с горем пополам спасали от холода. Орудуя свободными ногами, узник ухитрился прикрыться этим ворохом. Мелкий снег сыпал с потемневшего неба, храпели лошади и лениво щелкал кнутом возница. Двеннадцать вооруженных рощевиков покачивались в седлах вокруг неуклюжей телеги. Лошади мягко ступали по снежному настилу, и горячий пар от дыхания живых существ стелился в воздухе над отрядом. Деревянная клетка с покосившимися зубьями возвышалась на колымаге, резко подпрыгивая на ухабах тракта. Два сгорбившихся силуэта с наброшенными капюшонами маячили впереди — Нестор и Таисий возглавляли процессию. Пара дыхания над их головами не было.

Возница защелкал огнивом, выругался, наконец большой факел ярко запылал над клеткой, освещая фигуру пленника. Снег усилился, черная, как Пропасть Грани, темнота захватила все вокруг, и лишь факелы всадников и возницы изредка выхватывали своим светом то валун на обочине, то одинокое дерево, а то и полуразрушенную могилу из старых камней. Справа высилась отвесная скала, уходящая вверх и теряющаяся во мраке. Слева, скрытая тьмой, шумела и гремела горная река, яростно обрушивая воду на камни. Дорога виляла вместе с рекой, а отвесная скала то появлялась, то снова исчезала в ночной темени. Солдаты молчали. Страха они не чувствовали. Разве может быть кто-то страшнее тех, кто вел их в эту снежную ночь по горному тракту? Время от времени рощевики обменивались короткими фразами: «дай баклажку», «не зевай!», «холодно, клянусь Рощей!».

Шум реки усиливался. Казалось, что какой-то великан набирал огромные кувшины воды и бросал их в пропасть, чтобы с хохотом и топотом исполинских ног слушать, как разбивается вдребезги кувшин и растекается вода.

— Мост, — буркнул возница, долговязый душевник с перебитым носом. — Неужто всю ночь переть? Что им неймется все…

Нестор обернулся, и долговязый побелел от страха, не в силах отвести глаз от черной пропасти капюшона. Затем сжал кнут, не замечая ухмылки ближайших верховых. Река грохотала и выла. Отряд двинулся через старый мост, построенный еще во времена войны с ткаесхелхами. Медленно выплыл из темноты огромный валун с полустершимися рунами на мзумском языке. Солдаты останавливались, вглядывались в руны, хмурились, узнавая ненавистный язык. С проклятием хлестали лошадей, проезжая мимо древнего камня.

Узник в клетке успел увидеть лишь часть надписи.

— «… милостью Ормаза, Государь Солнечного Королевства Мзум, я — само Солнце, воздвиг этот мост…» — прошептал Зезва разбитыми губами. Закрыл глаза. «Один…два…три…четыре… Бери кнут, мзумец, ну?!»

Клетка чуть наклонилась, и Зезва очнулся. Остановились, едва въехав на мост. Ныряльщик с трудом пододвинулся к краю и принялся вглядываться в темноту. Яростный рык воды, и ледяные капли, что долетают до клетки. Шепчутся солдаты. Быстрее уж, курвова могила! Зезва снова уставился в ночную темень. Нет, спать он не будет, не хочет, не может… Потому что перед глазами лишь одна картина: дергающееся тело отца Андриа и холодный, чуть насмешливый голос Уты: «… пять…шесть… семь…»

— Чего ждем? — донесся до Зезвы голос возницы.

— Кудиан их знает, проклятых! — отозвался шепотом ближайший солдат, успокаивая лошадь.

Щелк, дребезжание стали: рощевики на всякий случай приготовились к бою. С кем? С чаобами, что ли? Вот делать нечего водяным, как по ночам в горной речке плескаться. Разве что водный вешап, да… Зезва изо всех сил боролся со сном. Нельзя спать, нельзя…

Что-то теплое и пушистое ткнулось ему в спину. С огромным трудом узник подавил крик изумления. Стиснул зубы, не веря собственным ушам, потому что пушистое и теплое проползло под связанными руками, прижалось к боку, заурчало:

— Зезя… тавай…чу, чу, атам тати… чу.

— Медвежонок, ты?! — слезы потекли по лицу Зезвы. — Как же…

— Чу, Зезя, чу, тати атам атак…

Потрясенный, ошеломленный Зезва вжался в угол клетки, а маленький мхец деловито грыз острыми как бритва зубами неподатливую веревку, порыкивая от усердия. Ревела река, а рощевики все вглядывались вперед, ожидая приказа двигаться дальше. Но каджи соскочили с коней, вышли вперед и застыли с чуть расставленными руками. Солдаты не видели, как из-под капюшонов выглянули дзапы и рассерженными червями принялись метаться из стороны в сторону, словно в ожидании, когда их, наконец, отпустят на волю.