Юлия Белова - «Бог, король и дамы!»

• Название: «Бог, король и дамы!»
• Автор: Юлия Белова
• Жанр: Исторические приключения

Первый роман трилогии «Виват, Бургундия!».

Франция XVI век. Религиозные войны.

Действие первого романа охватывает период с 1560 по 1572 гг. Юные герои пытаются определить свое место в мире, раздираемом религиозными междоусобицами, семейными вендеттами и политическими сражениями. Их связывают родственные узы, но разделяет война. Смогут ли они найти себя и обрести гармонию между собой и окружающим миром?

К своей фантазии авторы прибавили также превосходное знание многочисленных исторических материалов по описываемой ими эпохе. Буквально с первых же страниц чувствуется, какой большой труд был проведён по сбору всевозможной информации о Франции (и не только, ведь периодически действие перемещается в Испанию и Нидерланды) 16 века.

---

«Негодные девчонки» были бы рады посмеяться над наставлениями сестры Ады, но предпочитали делать это, когда монахини не было рядом — в гневе главная школьная наставница была воистину страшна. Ходили слухи, что когда-то она не смогла выйти замуж и с горя удалилась в монастырь. Ученицы не видели в этом ничего странного. Сутулая, с маленькими желтыми глазками, большим кривым ртом, горбатым носом и привычкой при ходьбе выставлять вперед одно плечо и ставить носки внутрь наставница вряд ли могла вызвать симпатию. Говорили, будто даже знатное происхождение и огромное приданное не помогли несчастной, и потому сестра Ада испытывала неприязнь к ученицам, обладавшим хоть какой-то миловидностью, и ненавидела всех, кто уже был обручен.

Как и другие воспитанницы Соланж быстро поняла, что от сестры Ады надо держаться как можно дальше и тогда жизнь в школе будет сносной. А потом у юной мадмуазель появились подруги и она вовсе перестала думать о строгой наставнице. Девочки учились, играли в монастырском саду, потихоньку от сестры Ады читали стихи и рыцарские романы, которые им тайком передавали послушницы, и придумывали тысячи проказ. Соланж даже опомниться не успела, как минуло пять лет, а потом родители забрали девочку из монастыря, сообщив, что ей предстоит отправиться ко двору.

Господа де Сен-Жиль не знали, кому именно пришло в голову, что они и в особенности их дочь Соланж являются символом единения католического севера и протестантского Юга, но прослышали, что идея очень понравилась королю. Что еще больше привлекало Карла IX, так это то, что в счастливой судьбе сеньоров Азе-ле-Ридо важную роль играли как бабка жениха, так и дед невесты, и потому присутствие Соланж на свадебных торжествах должно было напоминать, сколь удачным бывает супружеское единение представителей двух враждебных религиозных лагерей. А прославление прекрасной и высокоученой сестры Франциска I Маргариты, отданной в свое время за наваррского короля, должно было прославлять нынешнюю Маргариту, не менее прекрасную, не менее образованную, точно так же увлекавшуюся литературой, и которой точно так же предстояло вступить на наваррский престол.

В общем, приказ короля, а главное, королевы-матери был ясен, и супруги де Сен-Жиль с дочерью отправились в Блуа, где должны были начаться свадебные торжества, и где Соланж предстояло изображать античную нимфу и читать в присутствии двора, жениха и невесты латинские и французские стихи, восхвалявшие августейшую чету. Облаченная в странное платье, оставлявшее открытыми руки и ноги ниже колен, Соланж испытывала страшную неловкость под взглядами сотен и сотен гостей. Когда же девочка произнесла стансы, превозносившие целомудрие и чистоту невесты, среди придворных послышались громкие смешки, а Соланж совсем смутилась, не понимая, что она сделала не так.

Нет, двор оказался не похож на то, что было написано в романах. Да и монахини рассказывали о придворной жизни по-другому. Соланж помнила, как проникновенно сестры-наставницы повествовали о церемониях французского двора, говорили об изысканном поведении кавалеров и дам, внушали ученицам почтение к королю и принцам крови. И вот кавалеры хватали дам за руки и бессовестно задирали им юбки, дамы даже и не думали возмущаться подобной грубостью, а вместо этого сами норовили оседлать шевалье, словно крестьянки на деревенском празднике, благородные вельможи позволяли себе кричать друг на друга, принцев крови и самого короля, а неожиданная смерть королевы Наваррской ни на миг не остановила всеобщее веселье. Соланж даже растерялась, видя, что все траурные церемонии свелись к тому, что двор покинул Блуа, где случилось несчастье, и переехал в Париж, где как ни в чем не бывало продолжил праздники.

Соланж наблюдала за придворными широко открытыми от изумления глазами. Вид короля Карла и его братьев, испепелявших друг друга ненавидящими взглядами, фрейлин королевы-матери, предающихся наслаждениям с каким-то истеричным весельем, разряженных придворных, готовых абсолютно на все и, возможно даже, в виде исключения, на порядочный поступок, способен был напугать любого человека, и девочка была напугана. Однако дочь полковника де Сен-Жиль только гордо вскидывала голову, делая вид, будто вовсе не способна чего-то бояться, и строила планы избавления от навязчивых поклонников.

Еще в Блуа Соланж узнала, что привлекает внимание очень многих господ. Слухи о состоянии ее отца, полку и особом благоволении королей династии Валуа делали девушку желанной невестой не только для знатных, но промотавшихся дворян, но даже и для тех, кто не был обижен Фортуной. О том, что благородных господ привлекает не только богатство, но и она сама, Соланж пока не догадывалась. Большие наивные глаза, в глубине которых плясали чертенята, пухлые губы, которые, казалось, с наслаждением пьют нектар жизни, то смущенная, то радостная улыбка, опьяняли не только возможных женихов, но и давно женатых шевалье, не смущавшихся даже детской угловатостью мадмуазель. Ухаживания придворных не на шутку расстраивали девочку. Воспитанная в строгости монастыря Соланж считала невозможным для невесты не только увлекаться речами поклонников, но даже и слушать их. Но как, скажите на милость, объяснить все это шевалье? Соланж быстро убедилась, что господа вовсе не собирались прислушиваться к ее словам, слыша только себя и свои желания.

И тут на помощь девочке пришли школьные проказы.

Прежде всего Соланж принялась делать вид, будто не понимает страстных взоров и не менее страстных речей кавалеров. Во-вторых, заимела привычку в самый неподходящий момент прерывать затейливые объяснения какого-нибудь придворного вопросом вроде следующего: «Ах, сударь, мне и правда необходима ваша помощь. Не могли бы вы разъяснить, почему в латыни существительное «голова» относится к среднему роду, тогда как совершенно очевидно, что это противоречит здравому смыслу?» или же «Ах, господин маркиз, разрешите для меня эту загадку: как вы думаете, к какому галльскому племени принадлежал противник Цезаря Адбукилл?»

В первый миг после такого вопроса пострадавший буквально столбенел, во второй с извинениями отходил прочь. Соланж старалась говорить как можно больше о вещах, наименее интересных для поклонников, и вскоре заслужила репутацию девушки очень милой, но, к сожалению, на редкость глупой. Полковник де Сен-Жиль, не без основания гордившийся умом дочери, был немало обескуражен подобной молвой, но как следует приглядевшись к поведению Соланж, без труда разгадал плутни девочки и умилился. Правда, раньше Антуан не замечал за дочерью склонности к притворству, но сейчас отнес это за счет издержек монастырского воспитания.

Наивное притворство Соланж оказалось полезным, и пока господин де Сен-Жиль, отвергший предложение мадам Екатерины отдать девочку ей во фрейлины, раздумывал, каким образом отказать и мадам Маргарите, Соланж благополучно избавилась от внимания королевы Наваррской. Как и в остальных случаях, сделано это было не совсем обычным способом: в разгар полуторачасовой беседы с королевой Соланж сделала несколько грубых ошибок в латинском языке, умудрилась перепутать стихи Ронсара и Клемана Маро и так фальшивить, аккомпанируя на лютне Жийоне де Ториньи, что разочарованная Маргарита оставила желание заполучить юную девицу в свою свиту. Конечно, Соланж признавала, что лгать, тем более особе королевской крови, нехорошо, но ее настолько поразили слухи, ходившие о любимой фрейлине Маргариты, что девочка поклялась держаться как можно дальше от двора королевы Наваррской.

«Держаться подальше» было трудно. Несмотря на то, что двор его христианнейшего величества мало походил на воображаемый, Соланж де Сен-Жиль довольно быстро при нем освоилась и поняла, что общаться с дамами много безопаснее, чем с шевалье. К тому же, утешала себя Соланж, должна же она с кем-то разговаривать, а то беседовать с поклонниками она опасалась, а узнать, что за люди собрались при дворе, хотела.

К удивлению Соланж одна дама взялась просвещать ее, сыпала множеством имен, подробностей и советов, так что у девочки кругом шла голова. Луиза де Коэтиви была очень красива и одевалась с роскошью, не уступавшей роскоши королевы Маргариты. Соланж не понимала, что заинтересовало в ней фрейлину королевы-матери, но графиня полагала, что соседство с юной провинциалкой так выгодно оттеняет ее достоинства, что этим глупо было бы не воспользоваться.

Разговоры графини и ее подруг были столь странными, что Соланж не требовалось претворяться, будто она ничего не понимает. Понимала девочка немногое, но с усердием слушала, стараясь разобраться в странном придворном мире.

— Ох уж эта свадьба, она совсем меня разорила. А у господ гугенотов в карманах ветер гуляет, — томно вздыхала Шарлотта де Сов, обмахиваясь платком после очередной вольты.