Сэмюэль Гоудсмит - Миссия "Алсос"

• Название: Миссия "Алсос"
• Автор: Сэмюэль Гоудсмит
• Издательство: Государственное издательство литературы по атомной науке и технике Государственного комитета по использованию атомной энергии СССР
• Жанр: Военная техника, оружее
• Год: 1963

О книге

Миссия Алсос — так называлась разведывательная группа, направленная американским правительством на европейский театр военных действий в конце Второй Мировой войны. Задачей группы был сбор информации, поск и захват документов, оборудования, матералов и персонала, имевшего отношение к германскому урановому проекту. В состав миссии, наряду с военными разведчиками, входили и ученые разных специальностей. Сэмюэл Гоудсмит, автор этой книги, был научным руководителем Миссии Алсос.

Об авторе

Профессор Сэмюэл Абрахам Гоудсмит (правильное произношение «Гаудсмит») (1902–1978) — выдающийся американский ученый, физик-теоретик голландского происхождения. Член Национальной академии наук США (1947). Научные работы посвящены квантовой механике, атомной и ядерной физике, вопросам спектроскопии. Наибольшую известность приобрел благодаря открытию спина электрона, совершенному совместно с Джорджем Уленбеком. На протяжении многих лет являлся редактором журналов Американского физического общества.

Член Американского ядерного общества, Американского физического общества, Американского философского общества, Американской академии искусств и наук, член-корреспондент Королевской Нидерландской академии наук

В мае 1944 года Гоудсмит был назначен научным руководителем секретной миссии Алсос, целью которой было определение, как далеко продвинулись немецкие ученые в разработке ядерного оружия. Хотя он сам признавался, что не знает, почему военные выбрали именно его на эту должность, вероятно, сыграло свою роль его личное знакомство практически со всеми заметными физиками Европы. Кроме того, поскольку Гоудсмит не принимал участия в разработке американской атомной бомбы, он не мог разгласить никакой секретной информации в том случае, если бы был взят в плен. В задачу Гоудсмита и его сотрудников входило посещение немецких исследовательских лабораторий в течение первых часов после освобождения от нацистов и сбор информации непосредственно на месте, вывоз документации и оборудования. Вывод, к которому пришла миссия, состоял в том, что немецкие ученые под руководством Вернера Гейзенберга находились очень далеко от поставленной цели: им даже не удалось приблизиться к критическим условиям развития цепной ядерной реакции, тогда как в США первый работающий ядерный реактор был создан Энрико Ферми еще в 1942 году. Результаты своего расследования ученый изложил в популярной форме в книге «Алсос», вышедшей в 1947 году и выдержавшей несколько переизданий.

После освобождения Гааги Гоудсмит посетил родной город. Дом, в котором он вырос, оказался в запустении. Из документов нацистской администрации он узнал, что его родители, евреи по происхождению, погибли в одном из концентрационных лагерей. Это стало для него сильным ударом.

Гоудсмит участвовал в определении списка немецких ученых, которые были арестованы его миссией и интернированы в сельском доме Фарм-Холл близ Лондона, где содержались в течение шести месяцев. За это время состоялись атомные бомбардировки Хиросимы и Нагасаки, а Гейзенберг и его коллеги выдвинули тезис о том, что их неудача в создании атомной бомбы объясняется их моральным противостоянием нацистскому режиму. Гаудсмит неоднократно выступал против этой версии, поскольку обладал достаточно полной информацией, чтобы обосновать объективные причины провала нацистского атомного проекта (разобщенность усилий учёных, бюрократические препоны, недостаток материалов и прочее). Тем не менее, он поддерживал дружбу с Гейзенбергом до его последних дней и считал его одним из величайших физиков современности.

---

Вторая мировая война убедительно показала, что страна, сильная в научном отношении, находится в более благоприятном положении в отношении самозащиты.^ Некогда существовавший разрыв между чистой наукой и ее практическим применением почти исчез. Было время, когда инженеры относились скептически к теоретическим наукам, но сегодня такое отношение встречается значительно реже. В таких областях, например, как аэродинамика и радиотехника, результаты математических исследований могут сразу же переводиться на язык практических применений.

Но чистая наука никогда не была чьей‑либо национальной монополией, и одной из самых опасных ошибок немецких ученых было убеждение в превосходстве немецкой науки. За очень небольшими исключениями, все они самоуверенно считали чем‑то само собой разумеющимся, что их работа превосходила все достигнутое учеными союзных стран. Это особенно проявилось в отношении к урановой проблеме. Когда в 1943 году Рудольф Ментцель доказывал безнадеж — ную отсталость союзников, основываясь на медленном продвижении немецких ученых вперед, то это нельзя расценивать просто как мнение некомпетентного человека. Ментцель только выражал общее мнение немецких ученых. Именно этим объясняется следующее заявление такого способного физика, как Вальтер Герлах: «Я убежден, что в настоящее время мы идем еще значительно впереди Америки». Это говорилось в декабре 1944 года.

К счастью, подобное благодушие вряд ли можно встретить среди американских ученых. Они далеки от того, чтобы поддаваться тщеславию по поводу своих успехов в изготовлении атомной бомбы, так как знают, что устройство ее предельно просто. Но они считают, что любая другая страна, имеющая соответствующие сырьевые материалы, может в течение нескольких лет изготовить бомбу. Основные принципы ее хорошо известны любому человеку, изучающему новейшую физику, а инженерные решения могут оказаться даже более простыми, чем наши.

Но если среди американских ученых не встретишь много благодушия, то этого нельзя сказать с такой же степенью уверенности про широкую публику и некоторых ее представителей в правительстве. Тут господствует уверенность, что мы находимся далеко вне всякой возможности соперничества, так как обладаем атомной бомбой. У многих людей существует совершенно ребяческое представление об атомной бомбе, «секрет» которой мы, якобы, должны очень тщательно оберегать. Они представляют себе дело так, как будто бы секрет существует в виде формулы или диаграммы на листе бумаги, который при приближении вероятного противника следует немедленно проглотить Убежденные, что мы по крайней мере можем не опасаться атомных атак, они хотели бы иметь уверенность, что «секрет не утечет и их ночной сон не будет нарушен».

Если позволить таким представлениям широко распространиться, то наша научная неподготовленность может привести нас к такому положению, когда мы подвергнемся неожиданной атаке, по сравнению с ко торой Пирл — Харбор[12] покажется просто разбитым окном.

Как мы уже видели, нацистская догма создавала серьезные помехи немецкой науке. В результате преследований и изгнания людей, на которых лежало «пятно» еврейского происхождения, Германия потеряла несколько крупнейших ученых. В здоровой стране, однако, такая потеря может быть в сравнительно короткое время возмещена выдающимися учеными, последователями изгнанных работников. Но этого не произошло в Германии из‑за влияния нацистской идеологии, которая делала все, чтобы «неарийские» науки, подобные новейшей физике, не были популярными. Условия учебы тех немногих студентов, которые осмеливались изучать абстрактные, или «неарийские», науки, все более ухудшались. Очень часто нацисты назначали таких учителей, которые даже сами не понимали того, чему они учили. Так, Мюнхенский университет под руководством великого Зоммерфельда был одним из самых выдающихся в мире университетов в области теоретической физики. Когда Зоммерфельд незадолго до войны ушел из университета, на его место был назначен нацист Мюллер, не веривший в новейшую физику (видимо, потому, что не мог постичь ее премудростей).

При нацистском правлении студенты страдали из-за невосполнимых пробелов в учебной программе, делавших их неспособными к предстоявшей серьезной работе. Кроме того, терялось драгоценное время на изучение ненужных и тем не менее обязательных курсов.

Попытки немногих истинных ученых улучшить обстановку оказались безуспешными. Им не только приходилось бороться с нацистскими должностными лицами. Многие их коллеги заражались этим нацистским психозом.

Записка Зиверса о книге профессоров Мюллера и Штарка «Германская и еврейская физика» с нападками на теорию относительности.

Немецкая система образования выпускала людей, способных выполнять серьезную работу лишь в узкой области исследований и чувствовавших себя совершенно неуверенно за пределами этой области. Таких людей вряд ли можно назвать учеными или даже образованными. Им присущи черты машины или сверхробота, который решает определенную наперед заданную задачу абсолютно правильно, но у которого сразу же перегорают предохранители, если его используют для решения задачи, несколько отличной от той, для которой он построен. Типичными представителями таких немецких социалистов могут служить Филипп Ленард и Иоганнес Штарк.

У нас в Америке нет нацистских доктрин, мешающих прогрессу науки. Тем не менее в нашей среде есть некоторые симптомы, наводящие на размышления. Имеются люди с прекрасными намерениями, но заблуждающиеся — люди, способные воспрепятствовать прогрессу медицины, потребовав принятия законов против вивисекции. Ведь нет разницы между законом штата Теннесси, направленным против учения об эволюции природы, и нацистскими установками против современной физики. Мы не отбираем нацистов для преподавания в наших университетах, но определенная расовая дискриминация у нас существует. Конечно, эта дискриминация не проводится нашим правительством, но члены факультетских советов, деканы, президенты, члены правлений университетов являются достаточно серьезной силой. Если такая дискриминация упорно остается и развивается, то она может достичь опасной для американской науки точки.

Да, у нас отсутствует нацистская догма, стремящаяся сделать абстрактную, «неарийскую», науку непопулярной среди студентов. Но тем не менее так называемые «серьезные науки» пользуются у американских студентов неважной репутацией. В результате количество молодых специалистов, посвятивших себя чистым наукам, все еще недопустимо мало. Идеалом, который избрала американская молодежь, является человек типа Эдисона, в то время как такой великий исследователь, как Д. Гиббс, теоретические исследования которого в 1870 году послужили основой для новой отрасли химии, остается практически неизвестным.

Благодаря атомной бомбе наблюдается увеличение числа студентов — физиков. Но как только развеется романтический ореол новизны, так их число, по всей вероятности, уменьшится. Повышение уровня заработной платы и авторитета преподавателей, а также популяризация на уровне высшей школы значения чистой науки — все это помогло бы исправить положение дел.

Мы не можем жить на занятый в Европе научный капитал. В будущем мы можем оказаться не в состоянии импортировать физика, подобного Энрико Ферми, работы которого оказались ключевыми для нашей атомной бомбы, или великого теоретика в области аэродинамики, подобного фон Карману, или выдающегося специалиста по вибрации Степана Тимошенко и многих других. Источник, из которого они появились, ныне иссяк, и мы должны производить своих собственных гениев. Нельзя терять времени. Мы должны убедить нашу молодежь, что новые идеи более важны для их страны и для всего мира, чем новые приспособления, пусть эти последние и приносят больше немедленной выгоды.

Несмотря на репутацию немцев как хороших организаторов, неудача их науки во время войны объясняется, как это ни странно, именно плохой организацией их исследовательской работы. Доказательством этого может служить тот факт, что превосходно организованная исследовательская работа в военно — воздушных силах дала отличные результаты, в то время как исследования в университетах вряд ли внесли что‑нибудь существенное в военные усилия страны. Но ученые в обеих группах были в равной степени способными; возможно даже, что многие из них принадлежали к обеим организациям одновременно.

Научная работа не может развиваться под руководством таких людей, как бригадный генерал СС, министериаль — директор, профессор доктор Рудольф

Ментцель и министерский руководитель, профессор доктор Эрих Шуман, которым помогал, противостоял и за которыми шпионил Озенберг с его организационными схемами и индексоманией. Совершенно очевидно, что эти люди были плохими администраторами. Даже если их делопроизводство велось в должном порядке, они не пользовались доверием настоящих ученых.