Виталий Шенталинский - Рабы свободы: Документальные повести

• Название: Рабы свободы: Документальные повести
• Автор: Виталий Шенталинский
• Издательство: Прогресс-Плеяда
• Жанр: Публицистика
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-93006-085-0

Книга посвящена судьбе Русского Слова, трагическим страницам нашей литературы. В ней рассказывается о писателях, погубленных или гонимых тоталитарной властью.

Повествование основано на новых документах и рукописях, которые автор обнаружил и исследовал, работая в архивах КГБ и Прокуратуры СССР как организатор и руководитель Комиссии по творческому наследию репрессированных писателей России. Среди героев книги — Исаак Бабель, Михаил Булгаков, Павел Флоренский, Николай Клюев, Осип Мандельштам, Нина Гаген-Торн, Георгий Демидов, Борис Пильняк, Максим Горький.

«Рабы свободы» — результат многолетней работы автора над этой темой, которой посвящены и другие его книги: «Донос на Сократа» (М.: Формика-С, 2001)и «Преступление без наказания» (М.: Прогресс-Плеяда, 2007). Продолжение труда — новое, переработанное издание «Рабов свободы», дополненное и уточненное.

Издание иллюстрировано редкими архивными фотографиями и документами.

---

Я не успела тебе сказать, как я тебя люблю…

Это я — Надя. Где ты?»

Письма в никуда — их писали тысячи женщин, теряя близких в адских кругах ГУЛАГа.

С момента ареста до самой зимы о Мандельштаме ничего не известно. В середине декабря брат Осипа Эмильевича получил от него единственное письмо — это последние слова поэта, дошедшие до нас:

«Дорогой Шура!

Я нахожусь — Владивосток, СВИТЛ[135],11-й барак. Получил 5 лет за к.р.д.[136], по решению ОСО[137]. Из Москвы, из Бутырок, этап выехал 9 сентября, приехали 12 октября. Здоровье очень слабое. Истощен до крайности, исхудал, неузнаваем почти, но посылать вещи, продукты и деньги — не знаю, есть ли смысл. Попробуйте все-таки. Очень мерзну без вещей.

Родная Наденька, не знаю, жива ли ты, голубка моя. Ты, Шура, напиши о Наде мне сейчас же. Здесь транзитный пункт. В Колыму меня не взяли. Возможна зимовка.

Родные мои, целую вас. Ося».

Последнее письмо О. Э. Мандельштама из лагеря

Ноябрь-декабрь 1939 года

Жив! Надежда Яковлевна бросилась на помощь: послала ему посылку, деньги. В следственном деле сохранилось еще одно, неизвестное до сих пор свидетельство ее бесстрашной борьбы за мужа:

Москва, 19 января 1939 г.

Уважаемый товарищ Берия!

В мае 1938 года был арестован поэт О. Э. Мандельштам…

Вторичный арест явился полной неожиданностью. К этому времени Мандельштам закончил книгу стихов, вопрос о печатании которой неоднократно ставился ССП[138]. Мы скорее могли ожидать его полного восстановления и возвращения к открытой литературной деятельности, чем ареста.

Мне неясно, каким образом велось следствие о контрреволюционной деятельности Мандельштама, если я — вследствие его болезни в течение ряда лет не отходившая от него ни на шаг — не была привлечена к этому следствию в качестве соучастницы или хотя бы свидетельницы.

Прибавлю, что во времена первого ареста в 1934 г. Мандельштам болел острым психозом — причем следствие и ссылка развернулись во время болезни. К моменту второго ареста Мандельштам был тяжело болен, физически и психически неустойчив.

Я прошу вас:

1. Содействовать пересмотру дела О. Э. Мандельштама и выяснить, достаточны ли были основания для ареста и ссылки.

2. Проверить психическое здоровье О. Э. Мандельштама и выяснить, закономерна ли в этом смысле была ссылка.

3. Наконец, проверить, не было ли чьей-нибудь личной заинтересованности в этой ссылке.

И еще — выяснить не юридический, а скорее моральный вопрос: достаточно ли было оснований у НКВД, чтобы уничтожать поэта и мастера в период его активной и дружественной поэтической деятельности.

Надежда Мандельштам

Письмо Н. Я. Мандельштам к Л. П. Берии

19 января 1939 года

В этом по-мандельштамовски дерзком, опасном для жизни письме жена поэта обнажает всю беззаконность расправы, учиненной НКВД, указывает даже на скрытую пружину ее — чью-то личную заинтересованность. И упоминает слово «мастер» тоже, видимо, не случайно — ведь именно так назвал Мандельштама Сталин в своем разговоре с Пастернаком. Вдруг донесется это заявление до Кремля?

Но глас ее вопиет в пустыне.

И ответ пришел не от Берии. Вернулся денежный перевод. «За смертью адресата», — сообщили на почте.

Этот день — 5 февраля 1939-го — вошел в историю советской литературы, но не поминками — праздником. «Литературная газета» опубликовала огромный список писателей, награжденных орденами, — больше полутора сотен человек! Были среди них, конечно, и Ставский — орден «Знак Почета», и Павленко, этот удостоился высшей награды — ордена Ленина. Заслужили! Правительство знало, кого, за что и чем награждать. Ордена обмывали обильными возлияниями — писательские квартиры весело гудели. Новость о Мандельштаме прошла почти незамеченной. Горевала небольшая кучка друзей. Из литературных воротил один Фадеев пролил пьяные слезы:

— Какого мы уничтожили поэта!..

А в НКВД рассматривали жалобу Надежды Яковлевны. Оправдать? Как бы не так! Оперуполномоченный, сержант Никиточкин нашел, что Мандельштам не заслуживает оправдания. За бюрократической возней угадывается стальная верховная воля: прощения поэту не будет!

Из постановления этого, утвержденного только в 1941 году, мы узнаем также, что Мандельштам… «наказание отбывает в Колыме». И тут же в деле есть другие данные. Короткая приписка на обороте одной из бумаг гласит: «Умер: 21 декабря 1938 г. в Севвостоклаге (Магаданская область)».

Так жив? Или умер на Колыме?

Сразу же после возврата денежного перевода со страшной вестью Надежда Яковлевна обратилась в ГУЛАГ с просьбой проверить эти сведения и выдать ей официальную справку о смерти. Проверка тайной канцелярии, зафиксированная в тюремно-лагерном деле, длилась почти полтора года! Жена получила справку: умер в возрасте 47 лет 27 декабря 1938 г. Но здесь же указано, что в книге записей смерть зарегистрирована в мае 40-го.

Чему же верить?

Государство потеряло человека. Или, изолгавшись, само запуталось в собственном вранье.

И, наконец, уже полная чертовщина, интермедия под занавес трагедии. 1956 год. Эпоха раннего реабилитанса. Еще одна просьба о пересмотре дела. Долгожданное решение! И — справка о снятии судимости «дана… гражданину Мандельштаму Осипу Эмильевичу» и выслана в город Чебоксары (там жила тогда Надежда Яковлевна).

Фантастический документ! Казенные крючкотворы выдают поэту справку на бессмертие.

Надежда Яковлевна узнает от прокуроров и другую новость: оказывается, ее муж недореабилитирован, он еще преступник — первое дело не закрыто. Все повторяется: «Я прошу Прокуратуру пересмотреть и дело 1934 года, так как знаю, что Мандельштам был совершенно невиновен, а выслали его за стихотворение против культа личности, которое он имел неосторожность прочесть нескольким людям из ближайшего окружения».

Напомним, идет 1956-й… Сталин умер, но дело его живет! Прокуроры-сталинисты, посовещавшись, решают: Мандельштам осужден правильно и оснований для пересмотра дела нет! Поэта и мертвого не выпускают из тюрьмы. Как тут не вспомнить его слова: «Мое дело никогда не кончится…»

Так и не дождалась Надежда Яковлевна реабилитации мужа.

Неужели я настоящий
И действительно смерть придет?

Минуло еще тридцать лет. 1987 год. Страна кипит: перестройка, гласность, демократия! Стихи Мандельштама, редко появлявшиеся в печати, перекочевали из самиздата на страницы книг, журналов, газетные полосы, звучат по радио, их поют эстрадные звезды. В связи с подготовкой к столетию поэта общественность требует его полной реабилитации.

Карательные органы вынуждены прислушаться, КГБ начинает дополнительную проверку. Как легко государству расправиться с человеком и как трудно его оправдать! Волынка растягивается на весь год.

Снова проверяются досье поэта, сыпятся запросы в другие архивы. Скребут по всей стране — ау, Мандельштам! Не знаете ли чего про Мандельштама? Запрашивают Пермь — данных нет. Находят в Воронеже — Мандельштама Иосифа Эмильевича. Не тот, хотя тоже побывал в тюрьме. Следственный отдел КГБ продолжает усматривать, что в 1956-м поэт вместе с супругой проживал в Чебоксарах, — и требует у тамошних коллег материалы на него…

Кажется, это уже действуют не люди, а сама репрессивная машина, без них, тупо ворочает ржавыми шестеренками человеческую судьбу, путая даты и фамилии, перемешивая живых и мертвых. И кто знает, что ею теперь движет — преступная жестокость или дремучее невежество?

Ищут следователей Мандельштама и чекистов, производивших у него обыск. Выясняется, что Христофорыч прослужил в Органах до 1937-го, когда был уволен, уже из Свердловского НКВД, и затем исчез. Коллеги Христофорыча из 1987-го предпочитают темнить: «Установить и допросить не представляется возможным». То же и о других чекистах. Как будто это иголки в стоге сена! Узнать хотя бы, что стало с ними, конечно, ничего не стоило — когда нужно, из-под земли достанут. Да, видно, не очень-то и искали: сведения о своих, карателях, охраняются еще прилежней, чем о жертвах. Зато не преминули добавить о Христофорыче: «Сведений о нарушении социалистической законности не имеется». Чекистский мундир должен быть чист!

Но, как сказано, — нет ничего тайного, что бы не стало явным! Уже в 2000-м, в новом веке, вышли мемуары Галины Катанян[139], в которых она проливает свет на личность и финал Христофорыча:

«col1_0, коммунист-подпольщик, по профессии журналист. В 20-е годы он бежал в СССР из болгарской тюрьмы. Как потом до меня дошло — за какое-то покушение. Он был высок, красив, несмотря на большую лысину и туповатый короткий нос, и очень силен».