Пол Теру - Старый патагонский экспресс

• Название: Старый патагонский экспресс
• Автор: Пол Теру
• Издательство: Астрель
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-271-40447-4

«Старый патагонский экспресс» — это множество пугающих и опасных тайн двух континентов в книге Пола Теру, профессионального путешественника с мировым именем, автора сценариев к популярным фильмам «Святой Джек», «Рождественский снег», «Берег Москитов» с Гаррисоном Фордом, «Улица полумесяца», «Китайская шкатулка».

Блеск и нищета самых загадочных и легендарных стран Центральной Америки — Гондураса, Колумбии и Панамы, футбольный угар в задавленном нищетой Сальвадоре, неподвластные времени и белому человеку горные твердыни инков в Чили, скрытый под маской мецената оскал военного диктатора в Бразилии.

«Старый патагонский экспресс» — один из его нашумевших бестселлеров, завораживающее своей неподкупностью описание приключений романтика-одиночки, не побоявшегося купить билет и сесть на поезд, чтобы оказаться на краю земли.

---

И теперь, в тщетной попытке все же получить чемодан назад, я протянул обрывок бумаги другой девушке, оказавшейся за стойкой. Она рассмеялась и подозвала косоглазого мужчину, чтобы показать бумагу ему. Косоглазый тоже весело расхохотался.

— Что тут смешного? — поинтересовался я.

— Мы не можем прочесть, что она написала, — сообщил косоглазый.

— Она написала по-китайски, — сказала девушка. Почесывая живот, она продолжала разглядывать бумажку. — Что это значит: пять или пятьдесят?

— Давайте считать, что пять, — предложил я. — Или спросим у нее. Она где?

— Она… — Теперь косоглазый заговорил по-английски… — Она почла гуляй!

Тут они оба просто закатились от хохота.

— А мой чемодан, — напомнил я. — Он где?

— Нету, — выдала девица, но не успел я и рта раскрыть, снова захихикала и вынесла его из кухни.

Спальный вагон в поезде «Ацтекский орел» оказался в самом хвосте состава, и я совершенно выбился из сил, пока дотащился до него. Мои английские непромокаемые туфли, специально приобретенные для этой поездки, насквозь промокли, и моя одежда тоже была сырой. Я, как носильщик-кули, водрузил чемодан на голову, но это привело лишь к приступу мигрени и потокам холодной воды, устремившейся мне за шиворот.

Человек в черной форменной тужурке заступил мне путь.

— Вы не можете войти в вагон, — заявил он. — Вы не прошли таможню.

Это было правдой, хотя я понятия не имел, как он мог об этом узнать.

— А где у вас таможня? — спросил я.

Он показал на тот конец платформы, откуда я пришел, и недовольно буркнул:

— Там.

Я снова водрузил чемодан на голову, решив, что промокнуть сильнее мне уже не грозит, и вернулся к вокзалу.

— Таможня? — спросил я. Дама, торговавшая жевательной резинкой и уплетавшая печенье, весело расхохоталась. Я обратился с вопросом к маленькому мальчику. Он отвернулся, пряча лицо. Я спросил у человека с планшетом в руках. Он сказал:

— Ждите.

Дождь сочился через дыры в навесе над платформой, и мексиканцы привозили тележки со своим багажом и закидывали его прямо в окна второго класса. И даже с ними вместе для фирменного экспресса с солидной репутацией набиралось до смешного мало пассажиров. Убогий вокзал был совершенно безлюден. Продавщица жевательной резинки болтала с продавщицей жареных цыплят. Босоногие дети играли в волчок. Дождь не прекращался — и это был не омывающий поток небесной влаги, но темная завеса, поглотившая мир, словно на нас падали хлопья черной сажи, пятнавшие все, к чему прикасались.

Затем я увидел человека в черной тужурке, ранее не допустившего меня в спальный вагон. Он был теперь таким же мокрым, как я, и казался еще более раздраженным.

— Я не вижу здесь таможенников, — сказал я.

Он показал мне тюбик губной помады и сказал:

— Вот вам таможня!

Не тратя времени на объяснения, он пометил мой чемодан губной помадой, выпрямился и с недовольным стоном сказал:

— Скорее, поезд вот-вот отойдет!

— Простите, но разве это я вас задержал?

Спальные вагоны — всего их имелось два в этом составе — были отработавшими свое и списанными вагонами из Штатов. В купе сохранились глубокие мягкие кресла, украшения в стиле арт-деко и туалетные столики с трельяжами, отчего помещение было не только красивым, но и уютным. Все, что я до сих пор увидел в Нуэво-Ларедо, находилось в разной степени разложения, никто не заботился ни о ремонте, ни о замене сломанных деталей. Однако этот старый железнодорожный состав с его спальными вагонами с ручной отделкой оказался в прекрасном состоянии и еще через несколько лет мог стать настоящим раритетом в превосходной степени сохранности. Это произошло по счастливой случайности: у мексиканцев не оказалось денег на то, чтобы покупать новые спальные вагоны из хрома и пластика, как давно поступил «Амтрак». Но благодаря хорошему уходу в них остались неповторимые образчики арт-деко.

Почти все купе оказались пустыми. Проходя по вагону в тот момент, когда раздался свисток к отправлению, я увидел семейство мексиканцев, каких-то детей, путешествующих с матерью, пару испуганных с виду американских туристов и постоянно мигавшую даму средних лет в шубе из искусственного леопарда. В вагоне рядом со мной ехали пожилая женщина и ее симпатичная компаньонка лет двадцати пяти. Пожилая женщина вела себя весьма игриво со мной и нарочито сурово с девушкой, по всей видимости, своей дочерью. Девушка была невероятно пугливой, и ее жалкое одеяние (старуха щеголяла в меховом манто) и милое личико землистого оттенка, подчеркивавшего английский сплин, создавали ощущение трогательной чистоты. Всю дорогу до Мехико-Сити я не оставлял попыток разговорить девушку, но каждый раз старуха грубо вмешивалась, начиная сыпать вопросами и не дожидаясь на них ответа. В конце концов я решил, что такая тупая покорность девушки нечто большее, чем поведение послушной дочери: она была служанкой, вынужденной слушать все, что скажет ее хозяйка. У нее были зеленые глаза, и я подумал, что даже откровенное пренебрежение старухи не поможет ей не замечать привлекательности ее юной компаньонки и истинной причины моих расспросов. Что-то в облике этой пары показалось мне по-русски старинным и даже загадочным.

Я сидел в своем купе, потягивая текилу и размышляя о том, как, несмотря на близость Соединенных Штатов (от вокзала еще можно было прочитать надписи на магазинных вывесках в Ларедо), все успело так измениться и стать таким по-мексикански запущенным и хаотичным. Но тут в дверь постучали.

— Извините, — это был проводник, и он уже входил ко мне в купе, сообщая на ходу: — Я просто хотел положить туда, наверх, вот это.

Он внес большой бумажный пакет из магазина, в котором угадывалось несколько пакетов поменьше. С обезоруживающей улыбкой он прижимал этот пакет к груди. И кивком показал на полку для багажа над раковиной.

— Но я сам собирался положить туда свой чемодан, — слабо запротестовал я.

— Ничего страшного! Вы можете положить свой чемодан под кровать! Вот, смотрите, я сейчас покажу!

Он встал на четвереньки и запихал чемодан под кровать, приговаривая, как отлично он туда поместился. Я так опешил, что даже позабыл, что вообще-то это мое купе, а не его.

— А что это у вас? — спросил я. Он снова прижал к груди свой пакет и улыбнулся от уха до уха.

— Это? — ответил он с напускной беспечностью. — Так, разные вещички, — и поспешил запихнуть пакет на багажную полку. Он был слишком туго набит, чтобы поместиться под кроватью. Затем сказал: — Вот, ничего страшного, о’кей?

Пакет занял целиком всю полку.

— Даже не знаю, — засомневался я.

Я протянул руку и постарался заглянуть в пакет. Проводник неискренне засмеялся, взял меня за плечо и оттолкнул.

— Все в порядке! — Он все еще смеялся, правда, теперь изображая грубоватое дружелюбие.

— Вам что, больше некуда его положить? — возмутился я.

— Гораздо лучше, если он побудет здесь, — заявил проводник. — У вас совсем маленький чемодан. Это отличная идея — всегда ехать с маленьким чемоданом. Он отлично везде помещается.

— Но что же тогда вот это?

Он не ответил. Но и не отпустил мое плечо. Теперь он легонько давил на него, заставляя опуститься в кресло. А потом отступил на шаг, посмотрел в оба конца коридора, вернулся ко мне, наклонился и на грубом испанском сказал:

— Все в порядке. Вы турист. Ничего страшного.

— Ну что ж, ладно, — и я улыбнулся ему. А потом улыбнулся пакету.

Он как-то разом перестал смеяться. Наверное, ему показалось подозрительным мое согласие оставить пакет в купе. Он прикрыл дверь в купе и сказал:

— Ничего не говорите!

— Не говорить? — удивился я. — Но кому?

Он снова заставил меня опуститься в кресло и с нажимом произнес:

— Ничего не говорите!

Он закрыл дверь.

Я уставился на пакет.

Через мгновение снова раздался стук в дверь. Это был тот же проводник, но уже с другой улыбкой:

— Обед подан!

Он выжидательно замер и, когда я вышел, запер дверь в купе.

Оказавшись в вагоне-ресторане, я попытался разговорить зеленоглазую девушку. Старуха тут же вмешалась. Мне подали две кружки чешского пива и мощи цыпленка, скончавшегося от истощения. Я снова попытался заговорить. И только теперь обратил внимание на то, что старуха всегда отвечает «я», а не «мы». «Я еду в Мехико». «Я была в Нуэво-Ларедо». Это еще больше укрепило меня в мысли, что зеленоглазка ее служанка, не более чем часть старухиного багажа. Задумавшись над этим, я как-то не заметил, что в вагон-ресторан вошли три человека в мундирах. Я едва обратил на них внимание: пистолеты, усы, дубинки, короткие шеи, — как они уже исчезли. В Мексике так много людей в самых причудливых мундирах, что вскоре их начинаешь воспринимать как часть пейзажа.