Алексей Очкин - Четырнадцатилетний истребитель

• Название: Четырнадцатилетний истребитель
• Автор: Алексей Очкин
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

- Снять, - приказал юный лейтенант. По жестяным крышам загрохотали тяжелые сапоги солдат. Но мальчишка был неуловим: бежит, бежит и вдруг круто поворачивает в обратную сторону, прыгает козлом с вагона на вагон. Паровоз дал сигнал к отправлению, и погоню пришлось прекратить.

Как только эшелон остановился, Дымов с бойцами бросился на розыски и скоро доложил капитану, что "заяц" исчез.

- Не может такой сдаться без сопротивления! Ищите! - приказал Богданович.

Но "заяц" исчез. Капитан не мог поверить этому и пришел во взвод лейтенанта Дымова:

- Ну, признавайтесь, сховали?

Капитана тревожило, что мальчишка мог сорваться с крыши на ходу поезда. Бойцы и лейтенант были расстроены не меньше. Они даже имя у мальчишки не выпытали.

Стемнело. Воинский эшелон сейчас летел без остановки.

Все чаще попадались по пути отметины войны - черные остовы разбитых станций, скелеты сгоревших вагонов, степь, исклеванная, словно оспой, воронками бомб. И мысли у семнадцатилетнего лейтенанта были те же, что у его бойцов, которым было по двадцать или около... Скоро они будут жечь не фанерные, а настоящие фашистские танки. Прощай, учеба, марши, тревоги! Колеса отбивают: "На фронт, на фронт..." На сердце и радостно и как-то тревожно.

2

- На разгрузку пушек и машин даю полчаса, - бросил капитан.

Дымов спрыгнул с вагона. Бойцы открыли борта платформ и прилаживали помост. Шоферы раскручивали железные тросы, крепившие машины. Торопились. Уже доносился рокот немецких самолетов, летевших на большой высоте.

Богданович подошел ко взводу на исходе тридцатой минуты, когда бойцы и лейтенант скатывали с платформы последнюю пушку.

- Рассредоточивайте технику!

В открытой степи от бомбежки погибель. Машины, нагруженные снарядами, с пушками на прицепах быстро разъезжались по овражкам. Капитан собрал командиров, чтобы поставить им задачу. И тут машинист паровоза поднял темную фигурку с черным, как у негритенка, лицом, на котором сверкали одни белки глаз.

- Ты?! - обрадовавшись, ахнул капитан. "Заяц", наделавший столько переполоха, был жив и невредим. - Небось на тендере ехал? В уголь зарылся?

- Ага, - звонко чихнул мальчишка.

- Как тебя зовут? - впервые улыбнулся капитан.

- Иван я, Федоров - фамилия. Апчхи!..

- Находчивый ты, Федоров.

- А как же... Возьмете теперь? - спросил Ваня; он не спускал глаз с Богдановича, и столько надежды и веры отражалось в них, что сердце железного капитана дрогнуло. Он разжал зубы и, сердясь на себя за минутную слабость, выдавил:

- Накормить и отправить назад!

- Эй, Удовико, принимай пополнение! - крикнул Дымов и, толкнув мальчишку к оврагу, побежал на сбор командиров.

На дне оврага стояла полуторка, доверху наполненная ящиками с консервными банками и мешками; на прицепе дымилась кухня. Сухонький, уже немолодой шофер Овчинников подкладывал в топку ломкие прутья краснотала, да так и застыл от удивления...

Из кабины вывалился круглый, невысокого роста, с заспанным лицом сам повар Удовико.

- Чего еще? - протирая глаза, спросил он.

- Гляди, какого африканца нам прислали...

Удовико посмотрел на фигурку с черным лицом. Ваня тоже рассматривал их сверху оврага и рассуждал: "От капитана удрал, а от этих старикашек подавно сбегу..." Запах булькающей в котле каши с бараниной щекотал в носу, у Вани от голода даже бурчало в животе.

- Ну что уставились? Меня капитан прислал.

- Чего ж тебе дать? - растерялся Удовико. - Каша не готова.

- Все равно, - ответил Ваня, усаживаясь в сторонке на откосе оврага, лишь бы живот набить.

- Сейчас набьем, товарищ африканец! - с улыбкой сказал Овчинников и набросился на Удовико: - Корми человека. Видишь, с голоду доходит.

Удовико нашел открытую банку консервов, перерезал пополам хлеб.

Среди истребителей танков уже разнеслось, что на кухне тот самый "заяц", за которым "охотились" в пути.

Первыми появились сержант Кухта и Черношейкин, потом еще набежали.

- Ну, парень... Не в лоб, так обходным маневром взял, - похвалил Черношейкин Ваню, который вычищал банку коркой хлеба.

Ваня кивнул головой, потом вскочил, подбросил банку и ловко отфутболил. Сержант Кухта хотел прикрикнуть за порчу ботинок, но Черношейкин остановил его и обратился к Федорову:

- Слушай, боец! Надо малость подумать о своем виде...

Ваня поморщился:

- Да чего там... Капитан все равно отправит назад.

- Не отправит, если сразу не прогнал.

- Взаправду говоришь?

Черношейкин обернулся к сержанту Кухте, и тот уверенно подтвердил, что на войне "всякое бывает".

Из груды принесенных старшиной гимнастерок, брюк, белья Ване стали подбирать обмундировку. Кое-что подшили, поубавили. Оказались и ботинки подходящего размера. Черношейкин подстриг парня и позвал повара. Тот ахнул - настолько изумило преображение "африканца".

Капитан в этот день обошел разбросанные по овражкам подразделения, заглянул в котелки солдат, а потом появился на кухне. Еще издали заметил Удовико долговязую фигуру Богдановича. Он снял капитанский котелок с огня и доложил:

- Товарищ капитан, весь личный состав накормлен.

- А почему сегодня без чая?

- Кипяток ушел на обмывку моего помощника.

- Какого еще помощника?

- Да что вы прислали ко мне...

Богданович пожелал взглянуть на этого "помощника".

Ваню еле растолкали. Поставили на ноги, осмотрели и повели к капитану. Опрятный вид мальчишки понравился Богдановичу. Но капитан не таков, чтоб выставлять напоказ свои чувства. Спросил сурово:

- Накормлен?

- Так точно, - подтвердил Удовико.

- Начпроду передать: помощника повара Федорова включить в строевую на полное довольствие.

- Есть передать.

Так началась фронтовая жизнь Вани Федорова. А было ему в ту пору четырнадцать лет...

3

Сухая степь в жаркой дреме безлюдна. Но вдруг ожила... Из овражков, балочек вынырнули машины с противотанковыми пушками, на ходу заняли боевой порядок. За каждой машиной облачко пыли, свернули на большак в сплошной рыжей завесе...

Проснулся Ваня от раската грома. С адским воем небо обрушивалось на землю. В густых облаках пыли вспыхивал огонь, и после оглушительного разрыва что-то со свистом летело над головою, впивалось в борт машины, звонко отлетало рикошетом от железной кухни. Комья земли ударяли по плащ-палатке, которой он укрылся. Машина ехала уже не по дороге, а бешено неслась напропалую по степи, так подбрасывая на кочках, что ящики, мешки и Ваня взлетали в воздух. Позади на прицепе прыгала и металась из стороны в сторону кухня. Тут только Ваня пробудился и сообразил, что они попали под бомбежку.

- Эй, кухня!.. Поворачивай вправо и стой! - крикнул кто-то, невидимый в пыли.

Этот же человек сгреб Ваню и выбросил из кузова; они вместе упали на землю. Отплевываясь, Ваня посмотрел на лежащего рядом с ним лейтенанта Дымова, тот пришлепнул его:

- Лежи!

Рядом грохнуло. Их обдало жаркою волной - остро пахнуло раскаленным металлом и горелой землей. Когда Ваня оторвал щеку от колючей травы, лейтенанта рядом не было - он бежал в сторону горящей машины.

"Ишь, самому можно бегать, а другим нельзя!.." - Федоров вскочил и устремился за лейтенантом.

Машина горела, и огонь уже подбирался к бензобаку. Дымов стал сбивать шинелью пламя. Бойцы бросились разгружать из кузова боеприпасы. Ваня тоже схватил нагретый ящик со снарядами. Подняв, он согнулся от тяжести и, не разгибаясь, засеменил. В горячке никто не замечал мальчишку, и он таскал со всеми снаряды; потом, тяжело дыша, присел с бойцами и тогда только понял, какой опасности подвергался. В любую секунду снаряды могли взорваться и разнести его в клочья.

А лейтенант, как только заметил Ваню, сразу набросился на него:

- Тебе где приказано быть? Живо отсюда!

Ваня сжал челюсти так, что заскрипел песок на зубах, и, отойдя, бросился в горькую полынь.

Разбомбив хуторок, штурмовики разлетелись. А цикады так же неумолчно трещали, и солнце по-прежнему палило.

Рядом с Ваней остановилась машина с кухней.

- Зашибло, кажись, парня, - услышал он голос шофера Овчинникова и не спеша поднялся, залез в кузов на мешки.

Шофер потрогал испещренный осколками кузов и зло захлопнул дверцу. "Ишь, разукрасили, гады!" Машина тронулась.

Поравнялись с догорающим хуторком... Торчали одни черные трубы и тлели развалины, среди них обгоревшие трупы. Обугленные деревья с голыми, черными ветками походили на воздетые пятерней обгорелые пальцы...

Точно такой запомнилась Ване его родная деревенька после фашистского налета. Он метался среди страшных, пышущих жаром развалин, обрызганных кровью черепков... Искал, кричал, звал мать. А она, может, не могла откликнуться...

Ваню тогда подобрали, босоногого, военные из отступающей части; они одарили его той самой обмундировкой, которая после долгих странствий парнишки сегодня была сожжена. А глаза его запечатлели навсегда исковерканную родную деревеньку и стали не по-детски взрослыми...