Михаил Одинцов - Преодоление

• Название: Преодоление
• Автор: Михаил Одинцов
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

"Можно было не лететь? Не рисковать своими жизнями? Подождать теперешних "Ту" и "Ил"? - спросил себя Сохатый. - Наверное, можно было! Их не посылали в этот рискованный рейс. Наоборот, они просились и доказывали возможность благополучного завершения полета. Что же ими руководило? Жажда личной славы? Нет, личная слава - слишком мелкий позыв к подвигу. А данный полет - именно подвиг. Руководило прежде всего огромное желание приблизить час торжества над стихией и этим прославить свое Отечество. Их нетерпение шло от осознания своей силы; они умели жить и служить идее до самоотречения и поэтому не боялись погибнуть..."

Но тут дальнейшие рассуждения Сохатого обрываются действиями ракетоносцев.

"Вот и разворот, про который докладывал штурман. Интересно: видит уже командир цель или только ищет? А может быть, идет "втемную", только по расчетам?"

Воздушные корабли, накренясь к воде крылом, описали правильную дугу и, распластав над самым морем свои широкие альбатросовы крылья, понеслись в новом направлении, курсом на юг.

С последним разворотом солнце переместилось за хвост самолета, доказывая этим еще раз свою полярную странность. И Сохатый подумал: "Трудно, наверное, привыкает новый человек к этой полярной экзотике. По часам - глубокая ночь, а тут все залито светом, как будто яркий день в разгаре, блестит вода, играя своими красками. Странное солнце в северной стороне неба... Надо убедить себя в нормальности своего состояния, чтобы спокойно наблюдать, как светило идет по небосводу против часовой стрелки. Он улыбнулся. - Пушкин писал: "...одна заря сменить другую спешит, дав ночи полчаса". Так бывает в Ленинграде, а тут уже по Островскому: "...скажите мне, что сейчас: день или ночь?"

- Командир, говорит штурман. Они-то в выгодном положении: могут пользоваться локатором. А мы идем на авось, только копируем их действия. Прицел выключен, чтобы не демаскировать группу. Дальность пуска придется фиксировать только по отцепке их ракет.

- Все верно. Так будем идти и дальше.

Сохатый держит свой корабль чуть ниже ракетоносцев, чтобы видеть висящие под ними ракеты. До воды метров семьдесят. Вода, зыбко раскачиваясь, рябит солнцем. Над таким морем лететь приятно. Зыбь позволяет визуально определять и высоту полета, и положение самолета. А в штиль у полета расстояние до воды теряется и может полностью пропасть пространственное и высотное ориентирование. И если он этого вовремя не заметит, то легко может зацепиться за воду.

...Наконец ведущий самолет пошел вверх. Командир ракетоносца решил, видимо, обеспечить ракеты высотой для набора собственной скорости.

- Штурман, разрешаю включить локатор, искать цель. Сейчас, вероятно, будет пуск... Пуск!

- Товарищ командир, цель видим, фотоконтроль сделан.

Свершилось то, ради чего экипаж Сохатого, ракетоносцы, их боевое обеспечение шли сюда несколько часов: от кораблей отделились, отойдя немного вниз, и стремительно полетели вперед три иглы с небольшими крыльями.

Сделано неотвратное - удар нанесен!

Сохатому больше не нужно маскироваться, и он уводит свою машину вверх. А группа самолетов, блестя над. водой металлом крыльев, разворачивается на новый курс и через несколько секунд исчезает в сиреневой дымке воздушного океана, накрывающей своим прозрачным куполом свинцовую воду.

Ракетоносцам, которые сейчас сражались с конвоем "противника", в районе удара делать нечего. Ракеты завершат разгром "врага" самостоятельно.

Провожая самолеты взглядом, генерал Сохатый думал о штурмовиках, бомбардировщиках и торпедоносцах Великой Отечественной войны, которым всегда было смертельно опасно выходить на конвой врага, на дальность бомбометания или торпедного пуска, потому что эта дальность постоянно оказывалась в зоне не только зенитного артиллерийского, но и пулеметного огня атакуемых ими судов и кораблей. Вспомнились североморцы: Андрей Баштырков, Василий Киселев, Павел Панин, Илья Капустин, Борис Сыромятников, экипажи которых на подбитых и горящих самолетах продолжали громить врага. Превозмогая боль, не чувствуя страха, сознавая, что им уже не вернуться на базу, они выполняли свой долг.

- Экипаж, говорит командир, слушать меня внимательно... Наблюдая ракетоносцев, уходящих с боевого курса к берегу, я сейчас вспомнил Отечественную и летчиков-североморцев, не вернувшихся с задания из моря. Почтим их память минутой молчания. Я выполню вираж. Пусть он будет подобен венку из живых цветов, опущенному на воду в их честь, в честь Бориса Сафонова - первого дважды Героя Великой Отечественной войны, сбившего в своем последнем бою три фашистских самолета...

Закончив вираж, Иван Анисимович заставил себя оборвать нить воспоминаний.

- Экипаж, истории достаточно. Пусть она живет в нас как наша жизненная опора... Всем за работу. Выхожу на внешнюю связь... Корабль-контроль, я самолет-контроль, вошел в зону полигона для уточнения результатов удара. Как меня слышно?

- Я - полигон, слышу хорошо. Вас вижу. Учебный огонь запретил. Результат положительный.

- Прошу разрешения на снижение, хочу визуально осмотреть цель.

- Разрешаю. Выставить на высотомер давление в районе цели семьсот сорок пять миллиметров.

- Давление принял. Высота полета сто метров. Показания барометрического и радиовысотомера одинаковые.

- Командир, говорит штурман, вправо четыре градуса. Цель будет по левому борту, триста метров в стороне.

- Понял. Спасибо.

Впереди показались корабли охранения, а среди них, в глубине мишенного построения, - главная цель... Все как на войне. Хорошо, что сегодня бескровная. Через несколько десятков километров Иван Анисимович увидел на воде и главное сооружение полигона - щит с буксиром.

Маленький пароходик-работяга старательно тянул на длинном тросе мишень, в которой виднелись две дыры - два прямых попадания. Генерал улыбнулся: "Два попадания в борт условного корабля на таком расстоянии. А если бы в головках этих ракет был не песок, а взрывчатка? Какая плавающая посудина может выдержать такой удар?"

- Корабль-контроль, все понятно. Пошел домой. Спокойного моря и счастливой швартовки.

- Я - полигон. Желаю пилоту мягкой посадки на базе.

Сохатый устанавливает двигателям номинальную мощность и уводит машину вверх.

Вскоре голубой простор перечеркивается темной полосой, позже вырастающей в берег. Твердь земли вносит в души членов экипажа новое самочувствие, дает реальную опору: впервые за несколько часов полета люди ощущают себя не над расчетными широтами и долготами, а над достоверным местом земного шара.

Самолет идет курсом на аэродром.

Слева тундра. Справа море.

Разглядывая землю, Иван Анисимович не перестает удивляться непрерывной сменяемости ее оттенков. Одно и то же место кажется сначала зеленым, а чуть позже - синим. Еще мгновение - и синий цвет превращается в желтый, который уступает место коричневому. Самолет Сохатого снижался. И чем меньше становилась высота, тем подвижнее жила палитра земных красок, в полной зависимости от скорости полета и угла падения солнечных лучей.

К морю глаз Ивана Анисимовича сегодня привык и уже ничего не видел в нем нового. Но это только сегодня. Завтра же в привычной работе взгляд вновь уловит что-то впервые, будет с любопытством разглядывать и заставит радоваться неожиданным открытиям и маленьким откровениям, найденным в себе, в природе, в полете, который никогда не бывает одинаковым дважды.

На земле

Часы показывали полночь.

Генерал Сохатый, стоя у окна, смотрел на большую воду залива и видел над ним, ниже сопок противоположного берега, беззвучно летящий гидросамолет - памятник летчикам Севера.

Иван Анисимович верил часам, но за окном гостиницы не было видно ночи. Зачарованная солнцем полярного дня природа замерла в гипнотическом сне: недвижим прозрачный воздух, не колыхался на березках ни один листик, не летали птицы, не слышно ни малейшего звука. В открытое окно с улицы струилось тепло, не тревожа тюлевую штору, оно проникало в комнату, и его ласковое прикосновение Сохатый слышал на лице. От просветленности и тишины, от окружающей его успокоенности и тепла в груди Ивана Анисимовича разливалось что-то необъяснимо волнующее, и ему не верилось, что все это он видит и чувствует, находясь за Полярным кругом.

Из всеохватывающей тишины незаметно всплыл птичий месяц-май, и Сохатый мысленным взором увидел, как северная птица возвращается к своим гнездовьям: шум крыльев всю ночь мешает спать людям; дети, засыпая, видят летящую птицу и просыпаются от шума крыльев; на аэродромах с трудом выбирают время, чтобы поднять самолеты в воздух. Птица летит день и ночь, превращая тундру в птичьи острова. И тундра, как человек, живущий трудной жизнью, радуется осторожной ласке начинающегося короткого лета и птичьему крику, сочится влагой, плачет слезами речушек и ручьев, которые зимой не могут оживить никакие силы...