Александр Дюма - Анж Питу

• Название: Анж Питу
• Автор: Александр Дюма
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1995
• ISBN: 5-7287-0030-6

«Анж Питу», третий роман А. Дюма в серии «Записки врача», посвящен началу и первым месяцам Великой Французской революции.

_{Иллюстрации Е. Ганешиной}

---

Эли, бывший офицер полка королевы, надел свой старый мундир, дабы парижане думали, что армия на их стороне, и чувствовали себя более уверенно.

Обе стороны вновь открыли огонь и вели его с еще большим ожесточением, чем прежде.

В это время плац-майор Бастилии, г-н де Лом, подошел к коменданту.

Этот отважный и честный солдат остался в душе гражданином: ему больно было видеть то, что происходит, и больно думать о том, что может произойти.

— Сударь, — сказал он коменданту, — известно ли вам, что у нас нет провианта?

— Мне это известно, — отрезал де Лонэ.

— Вдобавок у нас нет приказа — это вам также известно?

— Прошу прощения, господин де Лом, у меня есть приказ держать ворота Бастилии закрытыми, потому мне и доверили ее ключи.

— Сударь, ключи служат не только для того, чтобы закрывать двери, но и для того, чтобы их открывать. Вы пожертвуете всем гарнизоном, но не спасете крепости. Вы подарите мятежникам две победы в один день. Взгляните на этих людей: мы убиваем их, а они вновь вырастают среди камней. Утром их было пять сотен, три часа назад их было десять тысяч, теперь их шестьдесят тысяч, завтра их будет сто тысяч. Когда наши пушки замолчат, — а рано или поздно им придется замолчать, — у этих людей достанет сил разрушить Бастилию голыми руками.

— Вы говорите как человек штатский, господин де Лом.

— Я говорю как француз, сударь. Я думаю, что, поскольку его величество не давал нам приказа… а господин купеческий старшина сделал нам вполне приемлемое предложение — разместить в крепости сто человек из городской гвардии, — вы можете его принять и тем предотвратить несчастья, которых я опасаюсь.

— По вашему мнению, господин де Лом, нам следует повиноваться парижским городским властям?

— Да, сударь, если мы не имеем прямых указаний его величества.

— Ну что ж, — сказал де Лонэ, отводя де Лома в угол двора, — в таком случае прочтите вот это, господин де Лом.

И он подал плац-майору маленький листок бумаги.

Де Лом прочел:

«Держитесь: я морочу парижанам голову кокардами и посулами. К вечеру господин де Безанваль пришлет Вам подкрепление.

Де Флессель».

— Как попала к вам эта записка, сударь? — спросил плац-майор.

— Она была в конверте, который принесли мне господа парламентеры. Они полагали, что вручают мне приглашение сдать Бастилию, а вручили приказ защищать ее.

Плац-майор потупился.

— Отправляйтесь на свой пост, сударь, — приказал де Лонэ, — и не покидайте его до тех пор, пока я вас не позову.

Господин де Лом исполнил приказание.

А г-н де Лонэ хладнокровно сложил записку, убрал ее в карман и возвратился к канонирам, которым велел целить ниже и точнее.

Канониры, как и г-н Лом, повиновались.

Но судьба крепости была предрешена. Не в человеческих силах было повернуть события вспять.

На каждый пушечный залп народ отвечал: «Нам нужна Бастилия!».

Голоса требовали Бастилию, а руки действовали.

В числе голосов, требовавших особенно громко, в числе рук, действовавших особенно энергично, были голоса и руки Питу и Бийо.

Разница состояла лишь в том, что каждый поступал сообразно своей натуре.

Бийо, отважный и доверчивый, как бульдог, сразу бросался вперед, не обращая внимания на пули и картечь.

Питу, осторожный и осмотрительный, как лисица, наделенный могучим инстинктом самосохранения, употреблял все свои способности для того, чтобы уловить опасность и избежать ее.

Он видел все самые смертоносные амбразуры, он улавливал неощутимые движения стволов, готовых выстрелить. В конце концов он дошел до того, что точно угадывал мгновение, когда батарея крепостных ружей начнет стрелять по подъемному мосту.

Эту услугу оказывали Питу глаза; дальше за работу принимались другие части его тела.

Голова втягивалась в плечи, грудь задерживала дыхание, все тело становилось похожим на доску, если на нее смотреть сбоку.

В эти минуты Питу, упитанный Питу, — ибо у Питу тощими были только ноги, — уподоблялся геометрической линии, не имеющей ни ширины, ни толщины.

Он облюбовал закоулок между первым и вторым подъемным мостом, нечто вроде бруствера, образуемого выступающими из стены камнями; один из этих камней защищал его голову, другой — живот, третий — колени, и Питу благословлял природу и фортификационное искусство за то, что они так слаженно охраняют его от смертоносных пуль.

Из своего угла, где он притаился, как заяц в норе, Питу время от времени постреливал — в основном для очистки совести, так как перед ним были лишь крепостные стены и деревянные балки, да еще для того, чтобы доставить удовольствие папаше Бийо, то и дело кричавшему:

— Стреляй же, лентяй этакий, стреляй!

Со своей стороны, Питу, стремясь умерить пыл папаши Бийо, который в подбадриваниях не нуждался, кричал ему:

— Не высовывайтесь так сильно, папаша Бийо!

Или же:

— Осторожнее, господин Бийо, вернитесь, сейчас выстрелит пушка; берегитесь — у ружья щелкнул курок!

И не успевал Питу произнести эти пророческие слова, как пушечный или ружейный залп обрушивались на головы парижан.

Бийо не внимал предостережениям Питу и совершал чудеса силы и ловкости — впрочем, все напрасно. Он жаждал пролить кровь на поле брани, но ему это не удавалось, и вместо крови он истекал потом.

Раз десять Питу приходилось хватать его за полу и укладывать на землю за секунду до того, как раздавался выстрел.

И всякий раз Бийо поднимался с земли если не с новыми силами, как Антей, то с новыми идеями.

Иной раз эта идея заключалась в том, чтобы поступить со вторым мостом так же, как он уже поступил с первым, то есть обрубить его цепи.

Тогда Питу старался удержать фермера протестующими воплями, а затем, видя, что вопли эти бесполезны, выскальзывал из своего убежища со словами:

— Господин Бийо, дорогой господин Бийо, но ведь если вас убьют, госпожа Бийо останется вдовой!

А тем временем швейцарцы опускали стволы своих ружей, чтобы взять на мушку смельчака, покушающегося на их мост.

В другой раз Бийо решал обстрелять мост из пушки, но защитники крепости снова пускали в ход ружья, артиллеристы Бийо отступали, он оставался при орудии один, и Питу вновь приходилось покидать убежище.

— Господин Бийо, — кричал он, — господин Бийо, заклинаю вас именем мадемуазель Катрин! Подумайте же о том, что, если вас убьют, мадемуазель Катрин останется сиротой!

И Бийо подчинялся, ибо оказывалось, что этот довод имеет над ним большую власть, чем первый.

Наконец богатому воображению фермера представилось еще одно средство.

Он бросился на площадь с криком:

— Тележку! Тележку!

— Две тележки! Две тележки! — закричал Питу (он рассудил, что от удвоения хорошее становится еще лучше) и последовал за Бийо.

Тотчас появился десяток тележек.

— Сухого сена и соломы! — потребовал Бийо.

— Сухого сена и соломы! — повторил Питу.

И тут же две сотни человек притащили им по охапке сена и соломы.

Другие приволокли на носилках высушенный навоз.

Пришлось крикнуть, что принесенного в десять раз больше, чем нужно, иначе через час на площади выросла бы гора фуража, не уступающая по высоте самой Бастилии.

Бийо схватил тележку, груженную соломой, за ручки и стал толкать ее перед собой.

Питу поступил так же; зачем он это делает, он не знал, но полагал, что, раз так поступает фермер, значит, и ему следует делать то же.

Эли и Юлен, догадавшись, что задумал Бийо, также схватили тележки и покатили их во двор.

Во дворе их встретила стрельба; пули и картечь летели с пронзительным свистом и попадали в солому либо в дощатые борта и колеса тележек. Ни один из наступающих ранен не был.

Как только стрельба ненадолго затихла, две или три сотни осаждающих бросились на приступ вслед за тележками и под защитой этого прикрытия разместились прямо под настилом моста.

Тогда Бийо вытащил из кармана огниво с трутом, насыпал в бумажный кулек пороха, поджег его и бросил в солому.

Порох зажег бумагу, бумага зажгла солому.

Каждый схватил по соломенному жгуту, и вслед за первой запылали остальные тележки.

Чтобы погасить огонь, обороняющимся пришлось бы выйти из крепости; выйти же означало обречь себя на верную смерть.

Огонь охватил мост, впился острыми зубами в деревянный настил, зазмеился по опорам.

Крик радости, послышавшийся во дворе, повторила вся площадь Сент-Антуан. Люди видели поднимающийся из-за стен дым. Они не знали толком, в чем дело, но подозревали, что в крепости происходит что-то гибельное для ее защитников.

В самом деле, раскалившиеся от огня цепи оторвались от столбов. Мост, наполовину сломанный, наполовину сгоревший, дымящийся, потрескивающий, рухнул вниз.