Алексей Бакулин - Книга встреч

• Название: Книга встреч
• Автор: Алексей Бакулин
• Жанр: Религия: прочее

---

Мы слышали, что немцы несли России свободу от коммунизма, а русские несли мирным немцам смерть, грабежи и коммунистическое рабство. Но Россия не могла освободиться от коммунизма ценой собственной гибели. Победа 1945 года была живительным глотком воздуха для русских: она напомнила нам о величии нашей Родины, воочию доказала, что и после революций, коллективизаций, после расстрелов и лагерей — Россия все еще жива и по-прежнему могуча. Мы не смогли бы выжить без этого сознания, без этой победы. А что до «русских зверств», то почитайте дневник Йозефа Геббельса за 1945 год, и вы увидите, чего больше боялся, на что больше негодовал нацистский министр: на «русских зверей» или на англо-американские бомбежки, которые сжигали дотла целые города вместе с мирным населением — детьми, женщинами и стариками. Разница просто разительная!

Есть, наконец, простое, веками проверенное правило: «Победителей не судят». Если кто-то хочет судить победителей, значит, он недоволен тем, как война кончилась.

Кладбище в Сологубовке — это действительно попытка примирения. Но не с немцами: с ними мы уже полвека живем в мире, и мир этот не нуждается в дополнительных условиях. Это попытка примирить нас с войной, с вторжением, с оккупацией. Попытка примирить нас с мыслью: «Если Россию хотят побить, то это правильно, и сопротивляться не стоит». Именно для этого выстраивают в Кировском районе, как на парад, части вермахта и с леденящим душу цинизмом говорят, что сологубовский мемориальный комплекс станет «еще одной жемчужиной Ленинградской области, объектом посещения многочисленных паломников (!) и туристов» (Анна Соснора. «Храм, примиривший народы»). Пора, наверное, вспомнить, что в этих землях лежат тысячи непогребенных русских солдат, и если их тоже выстроить правильными рядами против сологубовской группировки, то они снова — как и в ту войну — победят.

* * *

Я глубоко уверен: Великая Отечественная война была не войной идеологий — «коммунисты против фашистов». Нет, нет… Идеология — вещь непрочная, она никогда не задана от века, она меняется в зависимости от потребности насущного момента. Человек имеет право на то, чтобы передумать. Раньше думал так, — повзрослел, набрался опыта, повидал жизнь, — стал думать по-другому. Сменил идеологию. А как иначе? Но есть такие вещи, которые не «передумаешь», которые и глубже, и больше, и роднее умственных идеологических построений. Отказаться от них, предать их — значит убить собственную душу. Если признать, что в 1941 году одна идеология ополчилась против другой (всего-то!), то смысл этой войны, этих чудовищных жертв останется неясным. Сотрётся и понятие предательства. Так и говорят сейчас: «Власов-де ничего не предавал, он просто был не согласен со Сталиным, отрицал большевистскую идеологию!» Нет, друзья: на полях Великой Отечественной мы не в шахматы с немцами играли, не научную дискуссию вели. Тут нельзя было заявить: «Вы думаете так, а я — иначе!»

Вот небольшая зарисовка о предательстве…

7. ЛИХОЕ ЛИХИМ ИЗБЫВАЕТСЯ

Эту историю рассказал мне настоятель маленького храма в маленьком городке неподалеку от Петербурга. Мы с батюшкой шли из церкви по заросшей улочке вдоль ветхих деревянных домов, как вдруг навстречу нам вышел старичок — бодрый такой, собранный, живой. Подошел к батюшке, поклонился, принял благословение, сообщил что-то деловым тоном и отправился дальше — в сторону церкви.

— Вот тоже человек! — заметил батюшка, оглядываясь на удаляющегося старика. — Интересный! Ему лет десять назад врачи приказали гроб готовить: все, конец, — надежды нет. Да и возраст не такой, чтобы рассчитывать на выздоровление. А он? Он с врачами согласился: помирать, значит, помирать. Только решил сначала с Богом примириться немного: в храм походить, помолиться, поисповедоваться… Он о Боге-то помнил всегда, но не очень усердствовал. Но вот, начал в храм ходить… Видит: у людей тут забот полон рот — строительство, и то, и се… Начал помогать понемногу. Потом побольше. Потом еще больше… Сейчас — один из основных наших работников, без него — как без рук. А о болезни и забыл с тех пор. Два месяца ему жизни отмерили: а уж лет десять минуло, и все в трудах… Да… Он как-то раз вот что рассказал мне.

Отца у него в 30-е годы забрали. То ли раскулачили, то ли еще что — не помню; факт тот, что всю войну, и много позже просидел его отец в лагерях. Мать одна детей поднимала. А была она настоящей красавицей, за ней полгорода бегало, но она — хоть и соломенная вдова, а при живом муже ни с кем сходиться не хотела. Началась война, пришли немцы в город; раньше по этой женщине комсомольцы сохли, а теперь, значит — полицаи. Один очень надоедал. Она его и так, и так — все безполезно. Наконец, пришлось огреть ухажера чем-то тяжелым, иначе не отвязывался. «Ах, так! — он говорит. — На представителя власти, значит?! Не хочешь от меня добра, — ну вот и не обижайся: никому не достанешься!» Написал на нее куда следует: дескать, укрывала партизан, выступала против германского рейха… И все. Женщину взяли, и, недолго разбираясь, по законам военного времени, расстреляли.

Потом война кончилась, сын ее — этот вот старичок, которого мы встретили, — поехал в лагерь навестить отца. А отец его к тому времени уже освободился, но домой возвращаться не стал, а остался в том же лагере вольнонаемным. Приезжает к нему сын, проходит по территории, рассматривает заключенных и вдруг… Что за чудеса!

— Папа, — говорит, — видишь вон того человека? Знаешь, кто это? Это же тот самый полицай, который нашу маму под расстрел подвел!

— Который, сынок?

— Да вот этот. Ну, не думал, не гадал, что здесь его увижу!

Отец промолчал, и больше к этой теме не возвращался. Но несколько дней спустя, рыбачили они вместе на местном озере. Отец подвел лодку к болотистому берегу и говорит сыну:

— Смотри-ка, сынок, что из воды-то торчит?

Ноги в сапогах из болотины торчат.

— Это он, знакомый наш… Тут я его положил.

Вот такая история. Есть над чем поразмыслить… Месть — это, конечно, грех, да не так все просто, как на первый взгляд кажется… Вот, довел же Господь им встретиться: убийце и сыну его жертвы, сироте. Как это? Среди десятков лагерей, среди тысяч заключенных — разом нашелся, хоть и не искали его. Почему так вышло? Нет у Бога случайностей, тем более, если речь о таких нешуточных вещах идет. Нет, пусть кто хочет осуждает мстителя, а я еще подумаю…

* * *

К слову сказать, батюшку, рассказавшего мне эту историю, зовут отцом Валерианом Жиряковым. Очень интересный батюшка, — мы с ним встречались не раз, и всегда не без пользы. Ярче всего запомнилась мне одна наша беседа…

8. И ЗА СМЕРТЬ СЛАВА БОГУ!

Сидим за столиком в лаврской столовой; вокруг гомонят радостные паломники, довольные тем, что побывали у святыни, дети смеются, вкусно пахнет горячими щами… Мы с отцом Валерианом Жиряковым среди этого веселья, точно заговорщики, заняли столик в углу и вполголоса переговариваемся. Говорим о смерти. Тема такая, что куда уж серьёзнее, но отец Валериан, которого и так-то не назовёшь человеком угрюмым, сейчас заражён общей радостью — улыбается и шутит:

— А что я могу о смерти сказать? Я ещё не умирал ни разу. У меня опыта нет!

— Но, батюшка!.. Вы же всё-таки настоятель храма при больнице Св. прмц. Евгении!.. У вас же там старушки, старики… Смерть рядом ходит.

— Да, старушки, старички… Блокадники. Многим лет по 90 — порог между жизнью и смертью ясно виден… А давайте я лучше скажу о подготовке к смерти. Вот на это я действительно насмотрелся — как люди готовятся к такому переходу. Приближение смерти очень явственно проявляет душевное состояние — это уж точно. На одного умирающего посмотришь: слава Богу за всё! — человек стоит на пороге счастья. А взглянешь на другого — и оторопь берёт: такая тёмная ямина души! И сам отрицает Божию помощь.

— Какая же тут Божия помощь, если человек уже безповоротно умирает? Облегчение предсмертных страданий?

— И это тоже… Но, как это в фильме «Остров» было сказано, «помирать не страшно, страшно пред Господом предстать». А кому пред ликом Божиим предстать не страшно? Тому, кто при жизни хоть в малой степени очистил душу покаянием, укрепил её причастием. А у тех, кто в больнице лежит, не всегда такая возможность есть. Но Господь много милости имеет! Вот как-то раз пригласили меня исповедовать и причастить одну бабушку. А та уже в реанимации, уже чуть жива. Я заторопился и впопыхах взял с собою больше Святых Даров, чем нужно, — целую дароносицу. Прихожу, поисповедовал старушку, причастил, слава Богу… Иду на выход. И вдруг с одной койки голосок: «Батюшка, а меня причастите?» — «А вы крещёная?» — «Крещёная!» Ну, и её поисповедовал-причастил… Опять уходить — и опять меня останавливают: «Батюшка, а я?» Оказалось, эта женщина ни разу не исповедовалась, не причащалась… Но крещёная, и всю жизнь ходила в храм на Смоленском кладбище, только на исповедь решиться никак не могла. А Господь ждал, ждал терпеливо, всегда был рядом… И даже в последний момент жизни привёл к ней священника с запасными Дарами! Не оставляет Господь людей никогда — за всё слава Богу. Всякий раз, когда встречаешься с подобным, слёзы подступают! Такую благодать чувствуешь, такое собственное недостоинство… Но тут, конечно, важно, что женщина сама голос подала: могла ведь и промолчать и умерла бы без покаяния…