Наталья Котлякова - От Тарутино до Малоярославца

• Название: От Тарутино до Малоярославца
• Автор: Наталья Котлякова
• Издательство: Золотая аллея
• Жанр: История
• Год: 2002
• ISBN: 5–7111–0343–1

Книга издается к 190-летию исторической победы россиян над «Великой Армией» Наполеона.

Впервые системно и всесторонне показана роль Малоярославецкого сражения 12 октября 1812 года как битвы, спасшей Отечество и предопределившей коренной перелом в ходе войны в пользу России.

Книга составлена сотрудниками Малоярославецкого военно-исторического музея 1812 года.

Издание — плод многолетней исследовательской работы ученых страны: историков, краеведов, археографов, искусствоведов, специалистов по военной истории.

В книге использованы иллюстрации из Фондов Малоярославецкого военно-исторического музея 1812 года. Многие материалы публикуются впервые.

Для широкого круга читателей.

Малоярославецкий военно-исторический музей 1812 года открыт для посетителей все дни, кроме понедельника и последней пятницы каждого месяца с 10.00 до 18.00 часов.

249090 Калужская область, г. Малоярославец, ул. Московская, 27. Тел/факс: [phone].

В оформлении использованы картина П. Хесса. «Бой под Малоярославцем.» рисунок В. Типикина. «Офицер и нижний чин Рязанского пехотного полка.»

---

Многие мемуаристы писали о большом рынке в Тарутинском лагере, на котором «солдаты продают отнятые у французов вещи: серебро, платье, часы, перстни и проч. Казаки водят лошадей. Маркитанты торгуют винами, водкой. Здесь… в шумной толпе отдохнувших от трудов воинов… забывались на минуту и военное время, и обстоятельства, и то, что Россия уже за Нарою[44]»… Есть основания полагать, что воины торговали не только отнятыми у французов (в свою очередь ограбивших русских) вещами. Калужские гражданские власти неоднократно пытались прекратить в губернии такую торговлю, но их власть не распространялась на военнослужащих. Проверить же, откуда у солдат вещи гражданского населения, в условиях военного времени не представлялось возможным. Варварство и суровая необходимость во время войны становились неразделимыми. Вот как Ф. Глинка описывает результат разорения господского дома в районе Тарутино: «На биваках у казаков сгорают диваны, вольтеровы кресла, шифоньерки, бомбоньерки, кушетки, козетки и проч. Что сказала бы всевластная мода и роскошные баловни ее, увидя это в другое время?»[45].

Особую роль в разграблении и уничтожении гражданского имущества в нашем регионе сыграли казаки. Они проявили незаурядную смелость и отвагу в войне, но будучи иррегулярным войском не получали в полной мере всего необходимого снабжения и восполняли нередко его нехватку лихими набегами на мирных поселян. Казачье ополчение, основное пополнение российской армии во время Тарутинского стояния, состояло из всех способных носить оружие, «кроме весьма дряхлых»[46]. Поголовная мобилизация в казачьих областях захватила даже татар и калмыков. Южные селения опустели, и я не думаю, что это вызвало у казаков патриотический подъем. Полки ополчения прибывали в Тарутинский лагерь постепенно, с 29 сентября по 11 октября, сами заботясь в пути о своем пропитании. Казаки, уже находившиеся в лагере, как правило, использовались в пикетах, кавалерийских рейдах по тылам неприятеля и т. д. Они также сами заботились о фураже. Управлять в таких условиях казаками было трудно.

24 сентября атаман Платов получил приказание от Кутузова: «Собрать поспешнее рассеянных разными случаями от своих команд казаков, кроме находящихся в отрядах по повелениям, и приготовить их к действиям, кои будут ему предназначены…»[47]. Однако выполнить этот приказ было нелегко.

Вскоре тарусский земский исправник сообщил, что казаки, приехавшие в Авчинино, «делают там неблагопристойные поступки» и он вынужден в окрестных селениях расставить крестьянские караулы для защиты имущества[48].

В сентябре казаки-калмыки в с. Лыков-Овраг напали на солдата инвалидной команды, который ехал в Боровск с поручением, отобрали у него подводу, разорвали пакет и пытались снять казенную шинель[49].

Грабили не только казаки. Факты свидетельствуют о массовом грабеже военнослужащих различных полков, кроме гвардейских, которые, видимо, были более дисциплинированы и лучше снабжались.

Рядовой Ширвинского пехотного полка Путилов, 13 сентября, сопровождал партию пленных. Взяв в Малоярославце нужное количество подвод, он отправился далее по Старой Калужской дороге, «на которой встречались крестьянские подводы, брал их усильным образом и отнимал все, что находил в возах: между прочими встретился ему крепостной, одиннадцатилетний мальчик, Андрей Абрамов, везший из деревни его в город припасы, у него тот Путилов стал отнимать лошадь и бывшее на возу, но как сей стал ему говорить, что он не имеет права от него ничего требовать, то солдат Путилов, выхватя тесак, разрубил ему голову, так что мальчик, упав с воза, поднят уже был проходившими крестьянами и привезен в город»[50]. Через несколько минут (!) в Малоярославец привезли подводчика-крестьянина с разрубленной головой. Крестьянин показал, что Путилов: «заставляя его постоянно погонять лошадь, бил его по голове тесаком»[51]. Посланный с донесением о происшедшем драгун заявил, что потерял пакет. Были ли предприняты после этого какие-то меры против зарвавшегося солдата, неизвестно.

Грабили не только крестьян, но и помещиков. Так, например, отставной капитан-лейтенант флота А. В. Зыков, боровский помещик, жаловался губернатору, что 21 и 22 сентября из Тарутинского лагеря к нему (в с. Ореховка) приезжали драгуны и артиллеристы: «которые ворвались в мой дом и в имеющиеся при нем кладовые, амбары и сараи, сбили с оных замки и разграбили… все имущество мое и крестьян моих»[52]. Все попытки потерпевшего найти управу на мародеров у местных гражданских властей успеха не имели. Дело замяли, видимо, не желая ссориться с армией во время боевых действий[53]. Такому же разорению подверглись селения, принадлежавшие генерал-лейтенанту Оленину[54].

Особенно сильно пострадал от воинских грабежей Тарусский уезд. Село Троицкое, бывшее имение княгини Е. Р. Воронцовой-Дашковой, было сборным пунктом продовольствия и фуража для российской армии. Однако собранные с большим трудом крестьянские запасы расхищались. Грабеж и произвол царили уже на дальних подступах к Троицкому.

11 октября староста с. Лопатина получил приказ земского суда доставить в Троицкое сено (по пуду с ревизской души). Сена у крестьян не оказалось, т. к. его взяли проходившие через село воинские команды. С большим трудом староста купил сено, чтобы выполнить приказ. Когда сено уже навивали на возы, в селе появились казаки и силой отобрали его. Староста просил оставить сено для армии, ссылаясь на приказ, но казачий урядник заявил: «Я ни на что не гляжу, а только беру сено»[55]. Сверх того, урядник отобрал телегу, высыпав на землю крестьянское зерно и три хомута. Староста в отчаянии написал в суд, что ввиду такого «озорничества» не может выполнить поставку и просил «защитить и куды следует зделать предписание»[56]. Но земские суды были бессильны против «озорников» в военных мундирах.

В середине октября старшина Белянинской волости Тарусского уезда получил предписание доставить сено в Троицкое, собрав его в волостных селениях. Выполнить это предписание оказалось невозможно, т. к. через волость проходили воинские части и забирали разные припасы, «не платя за то денег и не давая квитанциев… а хотя и дают таковые, но совсем не в том количестве, сколько принимают, и гораздо менее… и теперь крестьяне волости моей находются совсем почти без пропитания, равно и скот, который остался, должен без корму умереть; а по сим обстоятельствам с душ означенных деревень сена представить в село Троицкое, по неимению, не могу»[57].

Такое же объяснение по поводу непоставки в Троицкое представил и бурмистр сельца Масенки. Только его, когда он попросил деньги или квитанцию за взятый фураж, жестоко избили вместе с крестьянами и отобрали всех лошадей с повозками[58].

Земские суды были завалены жалобами такого рола. Порой это были настоящие вопли отчаяния. Вот, например, что писал сотский сельца Колесова: «…по сотне моей ездят ежедневно и ночно военные команды и по остановкам делают великие жителям обиды и драки, фураж и сено требуют без всякого порядка — а наипаче жгут огни внутри селений опасно, а за предупреждение крестьян бьют, а по прозбе их за меня, то и меня же, невзирая на должность мою, …бьют по зубам и палками… Мне по их буйствам и непорядкам правлять оную (должность. — А. У.) силы и воли нет»[59]. Земские суды продолжали молчать.

Тем временем стали поступать жалобы о тотальном грабеже всего, что можно унести. Так, например, крестьяне с. Буриново писали: «Содержали мы в оном селе шелковые фабрики, но по случаю близкого расстояния от театра войны разными неизвестными воинскими командами разхищено, как материалу, равно и инструменту, полагаем, не менее как на 12614 руб.»[60]. Но и этот факт не заставил земский суд вмешаться.

Несколько иное отношение было к питейным домам, которые воинские команды просто сметали на своем пути. Эти дома давали немалый доход казне, и поэтому тарусские уездные власти обязали открыть их не позднее 1 ноября. Однако донесения с мест показали, что это невозможно, т. к. питейные дома полностью разграблены, имущество уничтожено, а сидельцы, «без пашпортов, от должностей своих бежали и скрылись неизвестно куда»[61].

Положение в с. Троицком заслуживает отдельного рассказа. Через 2 года после смерти княгини Е. Р. Воронцовой-Дашковой ее имение (Троицкое с деревнями) перешло к дочери, А. М. Щербининой, и управлялось бурмистром Н. Калининым. Донесения («объявления») бурмистра в Тарусский земский суд рисуют ужасающую картину военного произвола и сравнимы разве что с вражеским нашествием.

Первая встреча с защитниками отечества состоялась у местных крестьян 22 сентября, когда в селе остановился 1-й казачий полк Тульского ополчения. Сытно поев и отдохнув, штаб-ротмистр полка на следующее утро забрал 1520 пудов сена и 122 четверти овса, но квитанцию дал на 900 пудов сена и 68 четвертей овса. Когда бурмистр попросил рассчитаться сполна, офицер, писал Калинин: «бил меня по голове и бороду рвал, сажал под караул, неоднократно и саблю наголо вынимал и принудил меня дать ему квитанцию, что будто бы он в вотчине стоял честно и обид никаких не делал»[62]. Не успели крестьяне проводить «дорогих гостей», которых четверо суток должны были поить и кормить, как нагрянули новые «гости».