Ирина Кисельгоф - Пасодобль — танец парный

• Название: Пасодобль — танец парный
• Автор: Ирина Кисельгоф
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-50211-0

Выдох. Перестук каблуков. Быстрый взгляд, брошенный так, что и не поймать, — это обычный ритм Таниной жизни. Все или ничего, любить или ненавидеть — яростно стучит в ее крови, закипающей, когда рядом он — ее муж, ее возлюбленный, ее враг.

Они кружат друг вокруг друга в сумасшедшем ритме смертельного танца и, глядя в глаза партнеру, видят там только свое отражение. Они истязают себя любовью и ненавистью, ведь вся их жизнь — это страстный танец, это коррида. Только вот кто из них матадор, а кто бык?..

---

— Таня.

Я сжалась от неожиданности. Пригнула голову. Спрятала глаза в груде печатных, воняющих книжной пылью черных жуков.

— Я хотел поговорить… Давно хотел сказать… — Его голос мялся и комкался.

Я не узнала его голос Мне вдруг стало страшно. Так страшно, что я заледенела, застыла. И тогда я поняла. Все. Конец.

— Конец, — сами сказали мои губы. И меня сжало, скрутило в тугой комок.

— Так продолжаться не может. Я хочу знать. Мне нужно знать… — Он запнулся и закончил скороговоркой: — Ты со мной?

— Со мной? — повторила я. Не веря.

— Ты со мной? — переспросил он.

Меня бросило в жар. Швырнуло в воздушную яму и закрутило. До тошноты.

— А ты? — еле слышно спросила я груду черных жуков. — Ты со мной?!

Не знаю, слышал ли он меня.

— Мне трудно. Трудно одному…

Я развернулась. В полумраке комнаты стоял нордический человек с идеальным, долихоцефалическим черепом. Нордический человек смотрел мне в лицо, а я не видела выражения его глаз. Оно пряталось в тени.

— Мне никто не нужен. Кроме тебя. — Его губы дрогнули. Чуть заметно. В тени.

Я смотрела на него во все глаза. Так неожиданно, так внезапно. Я этого не ждала. Совсем не ждала. Во мне раскручивалась тугая пружина от животного страха до странной, безумной эйфории.

— Ты будешь со мной? — спросил нордический человек в семейных трусах, купленных мной. Нордический человек предлагал мне начать все сначала. Нордический человек в семейных трусах! Купленных мной! Купленных мной! И меня отпустило. Выстрелило пружиной. Я расхохоталась. Во все горло. Просто закатилась от смеха.

— Эклектично! — хохотала я. — Чересчур! Эклектично! Эклектично! Эклектично!

Я визжала от смеха, как бешеная фаланга. До конвульсий, до колик, до слез. Я даже не видела, как он ушел. У меня была истерика. Самая настоящая. Я успокоилась еле-еле. С трудом. И тогда поняла, что он ушел от меня. Навсегда. Теперь уже навсегда.

— Все. Конец, — сказала я. И снова захохотала. До визга, до слез.

Я этого не ждала. Действительно, не ждала. Я стала безумной в моей безумной семейной жизни. Я хотела этого больше всего на свете, и я упустила единственный шанс. Раз — и нет! Нет! Все кончено. И со мной, и с моей безумной семейной жизнью. И это было смешно. Смешно! Смешно! Смешно! До слез. Горьких, отчаянных, безудержных слез.

Я не спала всю ночь. Я дождалась, когда он выйдет из своей комнаты, и взяла его за руку. Он тоже не спал всю ночь. Это легко можно прочесть по глазам. Проще простого. Мы смотрели друг другу в глаза. И я прочитала. Легко. Он меня не простит. На что я надеялась?

— Я смеялась над собой. У меня была истерика. Правда. Я не ждала… Не уходи. Прошу… — сказала я. Безнадежно. Заранее зная ответ.

Он осторожно убрал мою руку и прошел мимо.

— Прошу тебя! — Я зарыдала. Отчаянно. До судорог.

Он ушел, не простившись и не простив.

Все действительно было кончено. Я хорошо узнала моего мужа. Очень хорошо. Они с моим отцом были похожи. Во всем. Жестко обрубали концы.

Я не поняла, что выиграла эту терцию. Всухую. И проиграла всухую. Ничего я не поняла. В семейной корриде сначала убивают чувства, а затем убивают себя.

С тех пор мой муж говорил мне только «да» и «нет». Если бы я была на его месте, я поступила бы так же. Но и я его не простила. В моих глазах тоже легко можно было прочитать: «Люблю. Видишь? Люблю».

Нам не повезло, мы дорожили больше собой. Но любовь свою я не забыла. И он не забудет. Знаю.

Глава 15

Челищев преследовал меня своим навязчивым вниманием с тех пор, как я появилась на работе. Он сделал мне подарок авансом, перевел из кадров в информационную логистику. Там было больше шансов расти. Но я игнорировала мезозой, как игнорируют уличный туалет, если есть все удобства. Пока меня не пригласила к себе на день рождения Мокрицкая. Отметить его в русской бане. Круг приглашенных оказался очень узким, а среди приглашенных обозначился Челищев. Спустился с Олимпа смыть мезозойский нектар. Я сразу поняла, в чем дело, и обозлилась. В списках друзей Мокрицкой Челищев не значился. Она была таежной мошкой. Жизнь вне тайги не дает ее заметить. Даже под лупой. О ней просто не думаешь.

Мы сидели с Мокрицкой в бане, раскрашивая себя медом с солью. Дверь открылась, и вошел Челищев в римской тоге из простыни.

— Здрасте, — испуганно сказала Мокрицкая.

— Ты это… — Челищев наморщил лоб, вспоминая, как ее зовут. — Пойди прогуляйся. Остынь.

Она вышла из парилки на автомате в чем мать родила. Даже не взглянув на простыню. Я тоже была в чем мать родила. И в меде с солью. Челищев глядел на меня, багровея то ли от жары, то ли… От тестостеронового криза! Я глядела на него как зачарованная. С него упала простыня. Сама. И я увидела безволосые гениталии. Почти без единого волоса. Только огромный коричневый морщинистый мешок и маленький, детский, отросток посередине. Отросток распухал на глазах тяжко и трудно, покрываясь сетью натруженных вен. Он целился в меня пистолетом, а потом поднялся вверх, как шлагбаум. Не знаю, с чего я поплыла. От разницы между красивым мужским телом и его ущербным, извращенным подобием? От того, что для разнообразия хочешь иногда попробовать жареной саранчи или острого сыра с копошащимися в нем личинками?

Мы вышли из парилки, в бане не было никого. Их всех слизало кипящим паром. Челищев получил свое. Без посторонних.

Я вернулась домой, не смея поднять глаз. Для того чтобы в них никто ничего не прочитал. Хорошо, что мы не спали с мужем вместе. Это было бы труднее. Ужасно.

Зачем я это сделала? Чтобы заразиться чужой, вонючей мерзостью? Чтобы в меня вползли копошащиеся личинки острого вонючего сыра, запрещенного даже на его родине?

Утром я исподтишка смотрела на мужа. Он снова точил на кухне свой дурацкий нож. Его губы были крепко сжаты, а раньше они мне улыбались. Его глаза сузились до щелей, а раньше они меня любили. Когда мы все потеряли? Кто знает точное время таких потерь?

Может, лучше мелодрама? Мужчина убивает неверную женщину. Значит, она ему еще дорога? В мелодраме смерть для женщины — избавление, никаких мучений, никакого раскаяния. Для мужчины — чувство выполненного долга, чтобы легче потом жилось.

— Что тебе надо? — спросил он меня, не повернув головы.

— Ничего.

Я встала с места и вышла из кухни, а в дверях задержалась.

— Зачем ты все время точишь нож? Острые лезвия быстро тупятся.

— Какая разница? — безлично отозвался мой муж и поднял нож.

Лезвие ножа сверкнуло красным солнцем. Он провел пальцем по режущей кромке. Нож оставил царапину с цепочкой крови на подушечке пальца.

Я оставила мужа на кухне. Он не закончил с ножом. Действительно. Какая разница?

Нас всегда связывал только секс и ничего больше. Секс — это физиологические отправления. Не более. Мы не сумели встроиться друг в друга и стали друг другу не нужны. Любовь — единственный спецэффект, который мы помним всю жизнь, о биологической смерти и рождении мы не помним ничего в силу понятных причин. Но спецэффекты наскучивают рано или поздно. И тогда приходится искать эрзацы. Мы с мужем прошли свой путь от А до Я. Дальше пути не было. Остался лишь один вопрос. Шкурный. А я?

Виновата снова была я. Я проворонила, прозевала, растеряла по дороге любовь моего единственного мужчины. Я оставила единственную дочь без внимания. Училась на вечернем, днем работала. Так было быстрее. Мне хотелось других вершин. Высшее медицинское образование к ним не вело. Я была старушка из сказки. Моим разбитым корытом оказалась моя семейная жизнь.

Я поняла, у моего мужа уже появилась другая женщина. А у меня не было моего мужчины.

В понедельник после банного секса Челищев вызвал меня к себе. Я подписывала документы, склонившись над ним. Он просунул мне руку между ног. Не глядя. Одна рука подписывает бумаги Ручкой, другая — в чужих трусах. Я резко отодвинулась в сторону.

— Надо поработать, — усмехнулся Челищев. — В выходные.

— Нет, — сухо ответила я. — Мои выходные — семейный контракт. И будни тоже.

Челищев промолчал, но я поняла, продолжение следует.

* * *

Мы оставляли Маришку у Нины Федоровны, нашей соседки по лестничной площадке. Дочка только пошла в первый класс. Я не знала Нину Федоровну, ее знал мой муж. Она согласилась присматривать за Маришкой. Забирала девочку после школы. По старой памяти. Она нянчила Ванечку в детстве и была дружна с его матерью. «Ванечка» — ее сленг. Не мой. Мужа моего она тоже любила по старой памяти. До сих пор. Муж ей доверял, я, получалось, тоже. Хотя мне ничего не оставалось делать, днем я работала, вечерами училась. По-другому не выходило. Нине Федоровне я не нравилась, хотя она не показывала виду. Но я это чувствовала. Ничего удивительного. Я не нравилась своему мужу, значит, не нравилась и ей. Это было лояльно и честно. По отношению к моему мужу. Большего я не ждала.