Журнал «Вокруг Света» - Вокруг Света 1996 №02

• Название: Вокруг Света 1996 №02
• Автор: Журнал «Вокруг Света»
• Жанр: Периодические издания

---

В компании с такими «зубрами» я должен был работать не покладая рук. К примеру, на биваке добровольно брался выполнять обязанности «кухонного мужика» и справлялся с ними в несколько минут, так что у моих спутников не возникало повода в чем-либо меня упрекнуть.

С прозвищем «Поручик» майор Александр Щербинин прожил в горных путешествиях и альпинистских восхождениях лет пятнадцать и, как я полагаю, дорожил им больше, чем своим воинским званием. Подготовка нашей экспедиции удачно совпала с его выходом в запас, поэтому он с самого начала имел возможность посвятить себя организации Трансглобальной. Мы все были солидарны в том, что Поручику везло в жизни, если под везением понимать умение добиваться желаемого. Он долго мечтал о далеких путешествиях, и я думаю, что даже в самые тяжелые дни армейской службы у него не было сомнений в том, что когда-нибудь он сполна испытает чувство свободы, которое они дают человеку. Его мечта сбылась, когда он по-настоящему встал на нога. Его по-мальчишески звучащую фразу: «Я поручик Щербинин, и со мной вам повезло трижды» можно было провозгласить девизом Трансглобальной как серьезную гарантию ее благополучия.

В нашем походе к мысу Челюскин Поручик занимался радиосвязью, и то, что у нас все время была регулярная, надежная голосовая связь с Москвой, — заслуга Поручика, профессионала радиста, и его московских друзей радиолюбителей.

Нельзя сказать, что мы были супергруппой, хотя, наверное, мы были близки к идеалу. Чего нам не хватало, так это главного — самоотверженности, желания жертвовать собой во имя общего дела. Правда, у нас были парусный опыт, который мы смогли использовать в условиях движения по суше, и накопленные за 25 лет навыки зимнего туризма.

Наше карабканье по сугробам, загромоздившим лед Обской губы, рано или поздно должно было кончиться — и чем дольше длилось это столь не характерное для здешних мест затишье, тем неотвратимей должна была грянуть пурга. И вот однажды это случилось. Ветер, дувший утром с юго-востока, к обеду крутанул на север и остановил нас. А к вечеру мы не узнали нашей мирной Обской губы.

В первые сутки той пурги мы проспали часов пятнадцать, изредка возвращаясь к действительности, а затем вновь погружаясь в блаженный сон под грохот палаточного каркаса, свист ветра в вантах снегоката и монотонного стука карабина о мачту.

Вообще, шторм на суше всегда был для нас началом гарантированного отдыха и свободы от тяжелых экспедиционных работ. Это совсем не то, что шторм в море, когда трудно заставить себя заснуть — особенно, если рядом земля или ты знаешь все слабые места крепления киля к корпусу на своей яхте и толщину фанерной палубы, на которую обрушиваются тонны воды.

Время от времени, по нужде и из любопытства, мы все же выползали из палатки. Снаружи без экипировки можно было находиться не дольше, чем под водой, когда через минуту необходимо вынырнуть на поверхность и отдышаться. Впрочем, выходы «в мир» неизменно поднимали настроение. Народ после этой процедуры вползал в палатку окончательно очумевшим, но с массой свежих впечатлений, которыми делился с остальными, устраиваясь в спальнике. Все было прекрасно — даже несмотря на то, что иногда приходилось одеваться и идти откапывать нарты, поскольку бензин в примусах уже кончился...

Но вынужденное бездействие, такое сладостное вначале, быстро надоедает и к третьему дню становится совершенно невыносимым. Мы с Полковником постоянно выглядываем наружу, чтобы не прозевать начало ослабления ветра. Полковник уже давно бы отдал швартовы, но мы с Тимой еще не совсем созрели для этого. Полковник рвется вперед и все, что творится в его душе, уплотнил до двух слов: «Ритка ждет!» Мне тоже не сидится на месте. Еще бы, ведь на глазах гибнет экспедиция, а тут такой шанс — рвануть с этим ураганным ветром! Слишком уж много времени упущено. Вся надежда на несколько оставшихся мартовских и апрельских недель. Я знаю, что Тима мысленно прокручивает варианты движения под парусом, — но, судя по молчанию, пока ничего не придумал. Я и сам неплохо разбираюсь в парусном деле, а все же и мне невдомек, что сейчас ставить. На яхте проще: воткнул штормовой стаксель, вот и решена проблема. Мало — добавляй. А здесь надо попасть в точку — и чтоб тащило, и чтоб без переломов.

И вот, когда все «за» и «против» взвешены несчетное число раз, так что уже трудно упомнить все их плюсы и минусы, вдруг слышится возглас: «Ну что, идем?» И не было за все наши годы ни одного отрицательного ответа на этот вопрос, потому что каждый уже изнемог под бременем сомнений и велик соблазн вообще избавиться от них. «Конечно, идем!» — подхватываем мы, и от страха сладко замирает сердце, и радостно сознавать, что в прошлую минуту вернуться уже нельзя, она ушла, как уходит вдаль суша от плывущего корабля.

Народ зашторивается насмерть: бахилы, капюшоны, рукавицы... Собираемся быстро, но тщательно, с какой-то особой торжественностью — то ли на праздничный парад, то ли... Но об этом никто не думает. Тима с Поручиком полезли откапывать нарты, а мы с Полковником укладываем вещи и выкидываем наружу сумки с посудой, примусами, спальниками и ковриками. Потом изнутри разбираем каркас палатки, она падает на нас, и в этот момент первый раз приходит мысль: «Поторопились с выходом!» Но сила инерции толкает вперед, мы расправляемся со взбесившимся полотнищем и запихиваем палатку в мешок. Все. Слепящую белизну летящего мимо нас пространства нарушает лишь стоящий наготове снегокат.

Первые шаги, и — о Господи — фирн! Вот оно, долгожданное наше спасение! На твердой поверхности любой, даже самый слабый ветер, будет здорово помогать нам! Мы почти счастливы.

Мы с Тимой уже решили — будем ставить неполный грот и штормовой стаксель. Пока так, а дальше видно будет.

«Ну что, закрутим?» — подходим к переднему колесу, беремся за раму и разворачиваем снегокат против ветра. Только в таком положении можно поднять грот и стаксель. Все движения отработаны, каждый знает, что делать. Вот пошел вверх грот, а двое, поймав риф-шкерты, уже вяжут их к гику. «Добивай!» — остальные подскочили к мачте и продевают фал через утку — раз!.. Еще раз!.. Есть! Пока кончаем с гротом, Тима, как ребенка, тащит к бушприту свернутый кулем стаксель. Только дошел, а мы уже помогаем ему. Разбираем углы, цепляем все одновременно. Опять разбежались, кто на фал, кто со шкотом к корме. И вновь в нужный момент у фала стоят двое — раз! Еще раз! Передняя шкаторина стакселя натянута, как струна. Задний угол — не подходи, ударит, как палкой! Паруса грохочут на ветру. Оглядываемся. Вроде бы все в порядке. «Давай лыжи». Надеваем лыжи и собираемся позади снегоката, у «водила», расположенного на уровне груди, куда выведены шкоты, бакштаги и сама рулежка — все, что нужно для управления парусами и снегокатом. Резко перекладываем руль и толкаем снегокат. Он сопротивляется, разворачиваясь по большой дуге. Сзади на твердом насте визжат полозья нарт. В какой-то момент разворота паруса захватывают ветер, и — снегокат пошел! Пошел! Нас потянуло вперед, лыжи заскользили, громко стуча по жестким застругам фирна.

«На курсе!» — кричит Полковник, и мы с Тимой присматриваемся к парусам, на ходу пытаемся их настроить. Паруса натянуты туго, мы летим в белой мути ветра и еле различаем заструги впереди. Едва успеваем их увидеть, как в следующий момент уже подпрыгиваем вместе со снегокатом и летим, точно с трамплина. Целый год мы мечтали об этом! А теперь — шутки в сторону, сосредоточились на движении.

Так мы едем целый день, с короткими остановками на перекусы. Снегокат идет мощно, широкие резиновые колеса смягчают удары о выступы фирна, и меня все больше беспокоит состояние нашей мачты, которая на застругах воспринимает дикие динамические нагрузки. К вечеру пурга стихает, и последние километры этого перехода мы движемся со слабеющими порывами ветра. Тима расшифровывает показания одометра и сообщает, что мы прошли 78 километров. Столько мы еще никогда за день не проходили.

С середины марта что-то изменилось в самой природе. Грянули морозы, а вместе с ними налетели ураганные шквалы ветра. Они три дня гнули нашу мачту и упорно загоняли нас в Газовскую губу. Мы понимали, что скоро попадем в западню, но ничего не могли сделать. Мы и так «выгребали» под очень острым углом на встречный ветер, а при температуре минус 38 градусов не так-то просто идти в бейдевинд! Как ни странно, мы почти не поморозились. Но на следующий день, когда уже виднелись торосы, окружающие мыс Трехбугорный, ветер отклонился к востоку, и мы в самый последний момент проскочили в Обскую губу.

Шесть недель стрелка компаса показывала на «норд». Февральская погода не прибавила скорости снегокату, однако в марте, когда на губе образовался фирн, мы шли с любым, мало-мальски заметным ветром. Работая в такие слабоветренные дни по 14 часов, нам удавалось проходить по 60 километров. Причем, если ветер усиливался к ночи, мы не останавливались и шли в темноте, при свете звезд и северного сияния...