Журнал «Вокруг Света» - Вокруг Света 1996 №09

• Название: Вокруг Света 1996 №09
• Автор: Журнал «Вокруг Света»
• Жанр: Периодические издания

---

Мы не отступаем от традиции и, попав в ряд корейцев, смакуем, не торопясь, острые салаты из моркови, капусты и баклажанов, предложенные для пробы продавцами. По статистике, в Ташкенте каждый двадцатый житель — кореец. На Чорсу корейцев и того больше — каждый десятый продавец. Почти все трудятся на колхозных полях, беря за работу натурой, которую, превратив во вкуснейшие блюда, и везут на Чорсу.

— Корейская кухня давно вошла в узбекский быт, — говорит Рамазан. — И стала просто необходимой: у нас ведь пища жирная, а у корейцев — острая.

Здесь, на Чорсу, есть все, кроме, пожалуй, птичьего молока. Я ищу знаменитые восточные прянности. Моя жена, помешанная на таких диковинах, наказала привести ей все, что увижу. И вот я нахожу этот «колониальный» товар, из-за которого некогда воевали могучие морские державы. Тычу пальцем в мешочки с таинственным содержимым, вслушиваясь в музыку загадочных слов.

— Это китайский бадьян — для супов, запах и вкус дает очень приятный. Имбирь — для приправ и для лекарств: от воспаления кишечника, от печени, от желтухи...

Аир болотный — мочегонное. Красный перец. Черный перец. Черный и желтый меробанянц — от всех болезней, но главное, от полипов. Шафран и барбарис — для плова и шурпы. Шиповник. Желатин...

Продавца зовут Рахматулла. В прошлом шофер, ныне пенсионер-инвалид, — большинство этих экзотических растений он выращивает на своем ташкентском огороде.

— Это анис, — продолжает Рахматулла. — Используют, как приправу, для любых блюд. Кроме того, анис возвращает молоко роженицам. Заваривают десять граммов на стакан воды, пьют раз в день — неделю...

Следует еще два десятка звучных названий, и я покупаю все, что пришлось на слух. Беру и крашеное пшено, хотя это вовсе не пряность, а традиционное украшение кондитерских изделий: пшено красят к Новому году и на Курбан-Хайт — День поминовения.

Распрощавшись с продавцом пряностей, отправляемся в зал плова, в первую очередь — к рисоводам. По всему ряду вздымаются снежные и бурые горы.

— Это северный рис, из-под Хорезма, — объясняет мне продавец белой горы. — Красный у нас не растет, его привозят из Ферганской долины. Конечно, и наш белый хорош, но, честно говоря, настоящий свадебный плов делают только из красного.

Потомственный рисовод Кабир из Андижана рассказывает, что красный сорт очень капризен. Технологию его выращивания семья Кабира осваивает вот уже семь поколений, начиная с прошлого века. Красный рис требует самого тщательного ухода, особого питания. Естественно, он в два раза дороже белого. Зато варится зернышко к зернышку и при варке увеличивается в несколько раз.

— Большой у вас участок? — интересуюсь я.

— Раньше было всего 12 соток, — отвечает Кабир. — Но разве это рисовая плантация? Все вокруг было занято хлопком... Теперь у нас своих 20 соток да еще арендуем 4 гектара.

В соседнем, большом и круглом, как цирк, зале, увенчанном крышей, напоминающей купол юрты, торгуют садоводы: курагой, изюмом, миндалем, арахисом, грецкими орехами, горными фисташками, сухофруктами...

Я разговорился с Якубом, фермером-садоводом из Алтарыка.

— Каримов дехканам землю дал, — говорит Якуб. — В моей семье восемь человек — все от зари до зари на участке. Часть продукции сдаем государству, часть возим на Чорсу. У нас в Фергане климат лучше, а продавать в Ташкенте лучше.

— Ты еще молодой, мог бы в Россию товар возить.

— Пробовали, совсем не выгодно. По дороге милиция обирает, на базарах — рэкет. Нет, на Чорсу лучше. За место плачу 40 сомов, 12 за весы: всего 52 сома в день! Килограмм курага стоит в два раза больше. На Чорсу выгодно и спокойно — никто не пристает, не угрожает.

Под куполом летают горлинки. Бесстрашно слетают вниз и, радостно воркуя, клюют сушеные фрукты, арахис, фисташки.

— Здесь для них еды полно, — улыбается Якуб. — Орешки-марешки...

Лошадь — за перепела

Кренной ташкентец Володя Крайнев, атлет, бывший десантник, а ныне заместитель генерального директора торговой фирмы «Туркестан», знает узбекский язык, обычаи и традиции не хуже любого узбека. — Я вырос на ташкентских базарах, — говорит Крайнев. — Потому, наверное, такой шустрый. В Узбекистане базар — всему голова.

Он-то и предложил отвезти нас на воскресный скотный базар, где (побывав в Средней Азии минимум раз двадцать) я ни разу не был.

Рано утром выехали из Ташкента. Путь лежал на Коктерат — городок в предместье Ташкента, у границы с Казахстаном, где Крайнев пять лет искал счастья. Он уехал в Казахстан, когда многие были уверены, что в Узбекистане, обретшем независимость, местным русским жизни не будет. Год назад, разочаровавшись в жизни на чужбине, Володя вернулся обратно, как, впрочем, и тысячи других, убедившихся, что отношение к русским здесь самое благожелательное.

 

У одного из светофоров Володя резко тормозит, пропуская собаку. По узбекскому обычаю, собака, перебежавшая дорогу, — к удаче. Однако, мы все равно опоздали. Когда въехали в Коктерат, шура-базар был уже в самом разгаре. Десятки легковых машин и грузовиков парковались у входа, откуда то и дело выводили упирающихся животных. Крайнев спросил узбека, тащившего на одной веревке целую восьмерку баранов:

— Почем взял?

— Просили по 1500 сомов за каждого, взял по 1200, — ответил покупатель, явно довольный такой удачей.

— Кто же тебе так пособил?

— Иргиз. Ну я его тоже не обидел. Меня заинтересовало, кто такой этот Иргиз.

— Он имеет в виду своего посредника. Если хочешь, мы его найдем.

На базаре было страшно тесно. Между барьерами, отделявшими баранов от коров, коров от лошадей, толпились люди и животные; люди, торгуясь, азартно кричали, бараны блеяли, коровы мычали, быки ревели, лошади ржали — вавилонское столпотворение!

Всюду шли сделки. Возле мощных черных баранов, бодавших друг друга, торговались три человека. Двое крепко держались за руки, а третий, стоя между ними, со всего маху бил по рукам, пытаясь во что бы то ни стало разрубить это пожатие.

— Эти бараны из породы «качкор» самые дорогие, — объясняет Крайнев. — Весят до 100 кило! Эти двое, что держатся за руки, — продавец и покупатель. А тот, между ними, — посредник. Без него не обходится ни одна сделка: таков обычай, идущий из древности.

Все торги ведутся на узбекском, и Володя берет на себя роль толмача.

— Продавец просит по 2500 сомов за барана, — переводит он. — Покупатель согласен взять трех за 7000. Ну вот, кажется, договорились...  Сейчас  посредник получит свою долю.

Покупатель отдает хозяину его веревку и связывает баранов своей. Тоже обычай: продавец никогда не отдаст животных вместе с веревкой — плохая примета.

Знакомлюсь с покупателем. Его зовут Тахир, и он, оказывается, мясник. Унаследовал профессию от отца и деда. На скотном базаре Тахир закупает баранов, затем режет, свежует, рубит — и продает мясо на Чорсу.

— У нас, в России, скотину режут только в сезон. А у вас?

— Каждый день, — отвечает он. — Летом, зимой — все равно. Но 28 апреля на Курбан Хаит — режут все поголовно. В этот день на шура-базаре весь Ташкент. Каждый мусульманин должен купить живого барана, чтобы совершить жертвоприношение: кровь отдать Аллаху, мясо — людям. Тушу делят на три равных куска: один берут себе, два других отдают бедным соседям. Таков обычай.

Возвращается Крайнев, ходивший в глубь базара на разведку.

— Пойдем. Я нашел Иргиза. Хочешь с ним поговорить?

Он ведет меня в коровий загон, где посредник Иргиз сводит и «мирит» продавцов и покупателей. На этот раз попались несговорчивые: за корову просят 15 тысяч сомов, но купить готовы только за 14 тысяч. Иргиз осматривает животное, щупает вымя. Говорит, глядя в глаза хозяину:

— Отдай за 14. Дороже не продашь.

Затем вновь соединяет руки двух упрямцев и дает им еще пять минут на раздумье.

— Скажите, они вас знают? — спрашиваю Иргиза.

— Меня здесь все знают. Если что-то не так будет — за все я отвечу.

— А как вас найдут?

— Здесь и найдут. Я на этом базаре с самого детства, вот уже 50 лет. Патент имею.

— Значит, без посредника на скотном базаре никто ничего не купит?

— Ни за что. Посредник — это гарантия.

— А если обманет?

— Такого не бывает. Если даже просто ошибется — базар будет. А в результате — позор. Деньги должен вернуть. И уж больше ни один человек тебе не доверится.

Тут же казахи продают веревки, ремни, цепи для быков, упряжь для лошадей, сено, комбикорма... Молодой узбек, одетый под ковбоя, выбирает уздечку для только что купленной лошади. И мы спешим в конный ряд, который уже сильно опустел.

И здесь идет азартный торг. Меня привлекает стройная кобыла золотистого цвета, с белоснежной гривой, которую обступила толпа. Хозяин просит за нее 25 000 сомов, что равняется пятистам долларов.