Рудольф Ольшевский - Йося

• Название: Йося
• Автор: Рудольф Ольшевский
• Жанр: Русская классическая проза

---

А через несколько дней я начал замечать, что через мой зуб они решают не только международные дела, но занимаются и вопросами внутренней жизни страны. Стоит мне о ком-то нехорошо подумать, как он тут же исчезает. Ты понимаешь, Сева, куда он исчезает?

В пятницу подумал: сосед мой Дмитрий Дмитриевич живет не на одну зарплату. Откуда у его жены норковая шуба, если он всего лишь учитель пения? В пятницу подумал -- а в понедельник его забрали.

Ну учитель человек чужой. Бог с ним, с учителем. Но Костя, Костя, мой старый приятель, а я и его выдал. То есть выдал, конечно, не в прямом смысле, однако через меня его заграбастали. Заходим мы с Костиком в магазин, а там, как обычно, пустые полки. Одна печень трески в собственном жиру по восемьдесят копеек за банку. Константин и говорит: "Чтоб они сдохли". Я ведь прекрасно знал, кого он имел в виду, так нет же, спросил, идиот: "Кто, Костя, чтобы сдох?" Он и отвечает: "Кто, кто? Диктатура пролетариата". Ну конечно, на следующий день его, как корова языком слизнула.

После этого я решил перестать думать. Но легко сказать -- решил. Мысли сами в голову лезли. И все время критические. Тогда я попробовал думать не своими мыслями. Учил наизусть передовицы из газет "Правда" и "Известия". И думал предложениями из газет.

Один генерал стал врагом народа. Ух и досталась этому прохвосту от меня. Если бы через неделю его не расстреляли, он бы икал целый месяц от моих мыслей о нем. Как-то прочитал я, что опера одного композитора оказалась буржуазной пропагандой. Вот мерзавец, музыку писал контрреволюционную. Уж я ему такое высказал, что там, наверняка, остались довольны моими мыслями.

А врачи-отравители, я мысленно к ним на прием с пулеметом под плащом записывался. У меня, может быть, вся грудь в орденах и медалях должна быть за мысли о медперсанале, который наших вождей отравить надумал. Кстати, я потом в газетах читал многое, что напридумывал в эти дни. Видно записывали и потом за свое выдавали. Тоже, между прочим, некрасиво.

А лозунги, а цитаты из классиков марксизма-ленинизма? Все пришлось наизусть выучить. Здесь не дай бог переврать чего-нибудь.

Иду, бывало, по Дерибасовской и думаю: "Победа коммунизма, понимаешь ли, неизбежна!" А как же, никуда от нее не спрячешься. Или встречаю я тебя, Сева, в кинотеатре имени Фрунзе на улице Карла Маркса. Ты мне говоришь: "Здорово, Йося!" А я тебе мысленно отвечаю: "Милый мой друг, а знаешь ли ты, что кино есть величайшее средство массовой агитации." И тут же за тебя отвечаю: " Конечно. И к тому же, из всех искусств важнейшим для нас является кино."

-- А что, -- говорит дядя Сева, -- славно поговорили.

-- Со снами у меня были большие неприятности. Сны свои я контролировать не могу. А тут, как назло, представляешь -- стал мне сниться сам Иосиф Виссарионович. И надо же, во сне он не вождь всех времен и народов, а, как и его отец, простой сапожник. Сидит, понимаешь ли, в зеленой будке из фанеры на углу Розы Люксембург и Ленина в засаленном военном френчике без генералиссимусовских погон и починяет себе туфли трудящихся. А подручные у него Молотов, Микоян и Кагонович. Захожу я в будку и думаю -- значит здесь Великой Октябрьской Социалистической революции не было. Разогнали ее эссеры, раз товарищ Сталин остался простой сапожник.

А очередь меня спрашивает: "Вы, гражданин, к какому мастеру?" "А вон к тому, -- отвечаю я им, -- к сапожнику Джугашвили." "Ну так и становитесь за крайним -- мы все к нему."

А Сталин меня увидел и улыбается.

-- Йося пришел, -- толкает он плечом Молотова. -- Здравствуй тезка. Проходи без очереди.

Очередь уже начинает роптать. Ты же знаешь наших одесситов. "На каком это основании?"

-- А никаких оснований. -- Говорит товарищ Сталин. -- Какие могут быть основания, если это мой близкий родственник?

-- Ничего он вам не родственник. -- Возмущается очередь.

-- Какое может быть родство? Вы, судя по лицу, лицо кавказской национальности, а он -- явно еврейской.

-- Ну и что? -- спокойно говорит Сосо. -- А может быть он муж моей дочери Светланы. Знаете, как она евреев любит?

-- Вот и чините ему ботинки у себя дома. А то семинарию не окончили, а богадельню здесь развели. Это не частная лавочка, а социалистическое предприятие, сапожная мастерская.

Я уже понимаю все, что здесь происходит в моем сне и, самое главное, знаю, чем это должно кончиться. Наклоняясь к уху крайнего я шепчу:

-- Послушайте, вы что не узнаете, это ведь Сталин. А вон тот лысый в фартуке -- Молотов. А тот с гвоздями во рту -- Кагонович.

-- Вот испугал. -- Басом отвечает мне человек из очереди. -- А по мне, будь они все, хоть испанские королевы. Я их...

-- Тихо! -- кричу я. -- Это только в моем сне все так просто. Я сейчас проснусь, и вас всех опознают. Вы даже до дому дойти не успеете. Граждане, прошу вас...

И тут я просыпаюсь.

-- Товарищ Сталин! -- кричу я в своих мыслях. -- Я не виновен. Это мое подсознание. Сознательность у меня совсем другая. Товарищ Сталин, дорогой наш вождь и учитель! Вы совершенно правильно сказали о Котовском: "скромнейший среди храбрейших и храбрейший среди скромнейших". Ой, я что-то перепутал. А эта штука пролетарского писателя Горького, про Змею и Сокола, действительно, сильнее, чем штука немецкого писателя Гете. В ней любовь побеждает смерть. Ой, я опять что-то не так сказал. Товарищ Сталин, врага народа надо уничтожать, если он не сдается. И если сдается -- тоже. Сева, ты можешь себе представить, как я живу?

-- А ну-ка, покажи, что у тебя там за зуб? -- дядя Сева наклоняется над Йосей. -- Вот этот, что ли? Халтурщики твои гебисты. Пломба давно шатается. Сейчас мы ее выковырнем. Валерка, дай-ка сюда крючок на бычка.

Дядя Сева колдует над широко открытым ртом Йоси. Сумасшедший напоминает рыбу, которую выбросило на берег. Наконец дядя Сева говорит "Оп", и пломба у него на ладони.

-- Получай свой "Дзинтарас", -- протягивает он Йосе его зуб. Йося долго рассматривает кусочек металла, а потом спрашивает:

-- Можно я выброшу его в море?

-- Конечно. -- Разрешает Сева. -- Выбрасывай. Только сначала давай выпьем за то, чтобы пролетарии всех стран, -- он наклоняется к уху Йоси и шепчет, но мы слышим, -- соединялись с пролетарками этих же стран.

Они чокаются и выпивают, Йося снова морщится, но затем лицо его становится торжественным. Он выпрямляется в полный свой дон-кихотовский рост и картинно бросает пломбу за борт.

Мы наклоняемся над водой и видим, как глупая рыба бросается на блестящий комочек металла и заглатывает его.

Некоторое время все молчат. Затем Йося спрашивает:

-- Меня интересует знать, чисто из любопытства, рыбы тоже умеют думать?

-- А как же? -- уверенно отвечает дядя Сева.

-- И о чем же, если не секрет, хотя бы приблизительно, может думать сейчас эта рыба?

-- Почему же приблизительно? Эта рыба решает сейчас уравнение -- чему равна электрификация всей страны.

-- И чему же?

-- А говоришь, что все выучил наизусть. Социализм минус советская власть.

Поздно вечером мы возвращаемся на наш причал.

-- Йося, -- спрашиваю я, -- вы о чем-то думаете?

-- Да. -- Восторженно говорит он. Лицо его в сумерках становится древним. Я думаю. -- Отвечает мне древний еврей.

-- И о чем вы думаете, если это не секрет?

-- Секрет. Тайно. Ой, об этом даже опасно говорить. Свобода мыслей -это такое удовольствие.