Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №03 за 1992 год

• Название: Журнал «Вокруг Света» №03 за 1992 год
• Автор: Вокруг Света
• Жанр: Периодические издания

---

...Наверное, с генами закладываются в сознании человека идеалы мужской и Женской красоты. Очевидно, носителями ее для сына являются мать и сестра, для дочери — отец и брат. Прежде всего и чаще всего... Сердце парня-динарца обычно волнует девушка своего, как говорится, племени, динарского облика. Парень, как и девушка динарских территорий — Черной Горы, Далмации, Сербии, — «умирают по черным глазам», пользуясь песенной метафорой.

 

Девушка в песнях мечтает о том времени, когда она выйдет замуж и родит «черноглазого и черноволосого сына». Черноглазый сын, черноокая дочь — вот динарский (югославянский) идеал. «За двух голубоглазых гроша бы не дала, за молодого черноокого и тысячи дукатов не пожалела бы!» — поется в девичьей песне. А вот песенный портрет красавицы: «Красива — красивее быть не может, высока и стройна, брови — две пиявки, очи — две ягоды терновника, коса — крыло вороново».

Вспоминаю разговор с такой вот красавицей, дочерью моего белградского коллеги-журналиста и друга. Супруга его угощала нас кофе, когда она вернулась с Ташмайданского стадиона, где проходили международные состязания по плаванию. Один наш пловец установил новый рекорд. Девушка то ли не расслышала, то ли забыла его фамилию.

— А каков он из себя? — спросил я.

— Высокого роста, плечист, атлетического телосложения, лицо правильное, нос греческий, — скульптурно «лепила» она советского чемпиона.

— Значит, красивый?

— Нет, русый и голубоглазый, — простодушно опровергла сербиянка мое «предположение» само собой разумеющимся для нее каноном.

Издревле воплощавший в себе понятия мужской красоты, гайдук в народных песнях, сказах и притчах — «черноок и широколоб», «мрачного взгляда», «с темными усами от уха до уха».

Рост, стать — важные слагаемые идеала черногорцев. И не только в отношении мужчин. «Дробную и малую в жены не беру», — говорят горцы. «Зареклась и поклялась — не пойду за маленького!» — вторит им девичий хор... Черногорец, проводив взглядом высокую статную девушку или женщину, не преминет сказать с восхищением: «Такие родят героев!»

Да и народный костюм черногорцев скроен и сшит так, чтобы подчеркнуть мужскую, воинскую стать. Круглая низкая кепка без козырька, надеваемая чуть набекрень, не скрывает крупную голову юноши, жилетка и короткий кафтан в сочетании с широким поясом подчеркивают его стройность и рост. Огненные цвета костюма, золотое шитье, галуны, шнуры, инкрустированный пистолет за поясом — все это как бы служит фоном, на котором вырисовывается во всей красоте «мышца бранная».

Динарским Аполлоном называли балканские и европейские современники Петра Негоша. Ростом он был более двух метров и отличался пропорциональностью телосложения, а лицо его с выточенными чертами, проникнутое глубокой одухотворенностью, могло послужить идеалом для художников и времен Фидия, и итальянского Ренессанса, и для нынешних европейцев. Сам Негош знал свои достоинства. «Благодарю тебя, Господи, — писал он в «Завещании», — за то, что ты на Земле выделил меня из миллиона, украсив духом и телом».

...Несколько десятилетий на югославском эстрадном небосклоне сияла звезда Ольги Янчевецкой, ныне покойной русской певицы, оказавшейся по воле судьбы в эмиграции. Однажды я спросил ее, какой из исполнявшихся ею романсов пользовался наибольшей популярностью у публики.

— Конечно же, «Очи черные», — улыбнулась певица. — Он был шлягером трех поколений на моем веку. Думаю, таким и останется, пока на земле южных славян рождаются девочки с черными глазами.

Рождение юнака

Как-то я познакомился с двумя черногорцами и черногоркой — отцом, участником народно-освободительной войны, его сыном — крупным инженером и женой сына — молодой женщиной, археологом по специальности, преуспевавшей на научной ниве. Прошло какое-то время, и вдруг в белградском корпункте «Правды» раздается телефонный звонок. Звонит тот самый героический боец. Справляется, как дела, как со временем, и радостно сообщает:

— У меня родился внук! Ты представляешь, теперь нас четверо: я, сын и два внука!

— А твоя жена и невестка? — вырвалось у меня.

— Они не в счет! — выпалил черногорец. — Заезжаю за тобой, и едем на славле! (Славле — празднование, торжество, юбилей.)

Хорошо, что у меня не было срочных заданий: отказать я не мог.

Славле был на славу. На столе были мед, ягнята и поросята... И чего только не было!.. И точно так же, как сто лет назад, воздух разрывала ружейная пальба в честь новорожденного.

Русский профессор А.Александров, живший в прошлом веке среди черногорцев и глубоко изучивший их быт и нравы, в своем труде «Черногорка в общественной и личной жизни» писал: «Когда родится мальчик, в Черной Горе трескаются высокие горы от радостных восклицаний и ружейной стрельбы, от веселых и сердечных поздравлений родных и знакомых со всех сторон, которые приносят дары новорожденному. Все радуются появлению на свет нового человека, новой силы, способной, когда придет его время, защитить свое дорогое отечество. Эта радость — результат исторических условий, которые создала в Черной Горе сама жизнь. Защищая в течение пяти веков свою свободу от турок, врага неизмеримо более могущественного, этот народ-ратник, естественно, хотел иметь больше воинов».

Все, чем была богата семья, в которой родился мальчик, выставлялось на стол. И всяк, поднимавший заздравную чашу, желал:

— Пусть вырастет героем!

Только герои могли отстоять свободу этого народа. Такова была гранитная логика его бытия.

Первой и последней игрушкой мальчика был меч. Сызмала он готовился к битвам и невзгодам, закаляя тело, тренируя «руку возмездия».

Рождение дочери салютом не сопровождалось. Вся семья испытывала какой-то ложный стыд. Отец ходил грустным и на вопросы о ребенке и его здоровье обычно отвечал:

— Простите, у меня родилась дочь.

Если же ему с расспросами досаждали, то он мог ответить:

— Родилась та, которая рождает героев.

И этот ответ более соответствовал истинному положению вещей. Девочка и девушка росла в семье, окруженная заботой и любовью, как и ее брат. В детстве она засыпала под колыбельную, которая по своему складу и напеву походила на эпические речитативы:

«Расти, дочка, пока не вырастешь,

А вырастешь — станешь красавицей,

Выйдешь замуж за парня-юнака!»

Юнак-отец, юнак-брат, юнак-муж, юнак-сын — таковыми были идеалы, внушаемые ей с детства у родного очага матерью и отцом. Они растили дочь в спартанских условиях по закону дедов, верной опорой своему будущему мужу, в котором она заранее видела храброго защитника своей семьи, своей родины. Родители, желая выразить своей любимице нежность и любовь, обращались к ней со словами: «сын мой» или «сынок». Обычай этот был распространен не только в Черной Горе, но и в Сербии, в Македонии...

Авторитет «мужской головы», будь то мальчик или подросток, был выше авторитета любой женщины, даже пожилой. Черногорец, отвечая на поставленный ему вопрос, сколько у него детей, не брал в счет дочерей. Девять сыновей — девять детей. Десять дочерей, но ни одного мальчика — значит, ни одного ребенка.

Исторически сложившуюся униженность женщины, писал А.Александров, можно было наблюдать в ее и семейной, и общественной жизни — всюду и всегда мужчины имеют преимущество, и женщины им уступают, мужчина везде впереди, а женщина сзади.

Пустяковой причины было достаточно мужу, чтобы отказаться от жены, расторгнуть брачные узы. До недавнего прошлого развод совершался с соблюдением весьма простого обряда: муж брался за один конец пояса, жена — за другой, пояс рассекали посредине, и они расходились всяк по себе. В некоторых местностях муж отрезал кусок материи от своего кафтана, жена — от своего, бросали эти куски друг другу и расставались. Однако муж был обязан вернуть жене все приданое, все ее личные вещи и заплатить пo одному цехину (Цехин — золотая венецианская монета.) за каждый год совместной жизни.

Исключительной редкостью в Черногории был внебрачный ребенок. Если такое случалось, не было большего бесчестья и позора. Племенное право признавало только одно искупление — смерть. Убить дочь должны были родители.

Такими суровыми были законы лютых скал. Нынешним поколениям черногорцев они, как и нам, представляются дикими. Но в сознании их дедов и прадедов эти законы и обычаи крепили семью — воинскую, по своему существу, единицу братства, племени, Черной Горы.

Однако при всем своем неравноправном положении женщина в Черногории никогда не низводилась до существа низшего разряда, как это было на Востоке.

Сербский литератор Любомир Ненадович в своих письмах из Черной Горы прошлого века дивился духовной красоте и моральной силе ее женщин. О ней слагали стихи поэты, пели песни гусляры.