Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №12 за 1992 год

• Название: Журнал «Вокруг Света» №12 за 1992 год
• Автор: Вокруг Света
• Жанр: Периодические издания

---

Мы под охраной десятка полицейских ехали по направлению к Сьюдад-Боливару, крупному городу, являющемуся столицей штата Боливар. Грунтовая, совершенно отвратительная дорога, где нас с полицейскими отчаянно подбрасывало и трясло, словно мешки с картошкой, причем длилась эта мука ровно пять дней. Ночевали мы в грузовике, а наутро снова пускались в путь по этой выматывающей тело и душу дороге, ведущей Бог ведает куда.

Наконец, удалившись от побережья километров на тысячу, не меньше, мы достигли цели. Грузовик прибыл в Эль-Дорадо. Кругом простирались девственные тропические леса. И охрана и арестанты были вконец измотаны.

Несколько слов об этом самом Эль-Дорадо. Некогда на эти места возлагали большие надежды испанские конкистадоры, прознавшие, что проживающие в округе индейцы имеют золото. Им тут же пригрезилось, что здесь должны быть груды золота, ну, если не вся земля под ногами сплошь из золота, то хотя бы часть ее. Теперь же Эль-Дорадо — всего лишь навсего деревня на берегу реки, кишащей пираньями. Эти кровожадные рыбки способны сожрать человека и любое крупное животное за каких-нибудь несколько минут. Водились здесь и электрические угри, молниеносно поражающие жертву током, а затем объедающие гниющий труп до скелета. Посреди этой милой реки находился остров, а на острове — самый настоящий концентрационный лагерь.

Эта каторга-колония была самой чудовищной из всех, которые я видел в жизни. По форме территория представляла собой квадрат сто пятьдесят на сто пятьдесят метров, обнесенный проволокой под током. Человек четыреста заключенных жили здесь практически под открытым небом, от дождя их защищали несколько навесов из оцинкованного железа, где места все равно всем не хватало.

Нас ни о чем не спрашивали и в объяснения тоже не вдавались, просто втолкнули в эту клетку прямо с грузовика, шатающихся от усталости и в кандалах. Они даже не потрудились записать наши имена. Примерно через полчаса нас вызвали и дали двоим лопаты, а троим — кирки. Нас окружили пятеро солдат, вооруженных ружьями и бичами из бычьей кожи. Командовал ими капрал.

Под угрозой быть исхлестанными бичами мы поплелись к тому месту, где шли работы. Мы тут же сообразили, что тюремная охрана только и ждет, чтобы продемонстрировать силу, и что проявлять неповиновение здесь крайне опасно.

Нас заставили копать канаву вдоль дороги, идущей сквозь джунгли. Мы без лишних слов принялись за дело и стали копать, не прерываясь ни на минуту. Вокруг слышались брань и звуки жестоких ударов, которыми охранники осыпали заключенных. Уже сам факт, что нас выгнали на работу через полчаса после прибытия, показывал, какие тут царят порядки.

Была суббота. Грязные и потные, мы приплелись после работы в лагерь.

— Эй, французы! Пятеро! Подойти сюда! — крикнул капрал, высоченный полукровка с бичом в руке.

Это чудовище отвечало за дисциплину на территории лагеря. Нам показали, где повесить гамаки — прямо под открытым небом, у ворот. Над ними, правда, оказался узенький железный навес, значит, от дождя и солнца мы будем кое-как укрыты.

Большинство заключенных были колумбийцами, остальные — венесуэльцы. Ни один из каторжных лагерей Французской Гвианы не мог сравниться с этой колонией по степени жестокости обращения. Тут бы и лошадь сдохла от побоев. Но как ни странно, почти все сидящие здесь были вполне крепки и здоровы на вид. Дело в том, что еды тут давали вдоволь, причем хорошего качества.

Мы провели небольшой военный совет. И решили: если кого из наших ударит солдат, надо лечь на землю и не вставать, чего бы там они над ним ни вытворяли. Тогда этот факт обязательно дойдет до ушей офицера, и мы спросим его, на каком основании содержатся в колонии люди, не совершившие никакого преступления. Двое из наших, уже отбывшие срок, Гитту и Барриер, попросят, чтобы их вернули во Францию. Затем мы решили вызвать капрала. Говорить с ним должен был я. Прозвали здесь этого монстра Негро Бланке (Белый Негр). Гитту сходил за ним. Монстр появился, со своим бичом он, похоже, никогда не расставался. Мы окружили его.

— Чего надо?

— Хотим сообщить вам одну вещь, — начал я. — Мы не нарушили ни одно из здешних правил, поэтому нет причин бить нас. Но мы успели заметить, что вы лупите своим бичом всех подряд без разбора, просто любого, кто попадется под руку. И решили предупредить вас вот о чем: в тот день, когда вы ударите одного из нас, вы покойник. Понятно?

— Да, — ответил Негро Бланке.

— И еще один момент.

— Что еще? — спросил он ровным, безжизненным тоном.

— Если все, что я только что сказал, придется повторять, то я повторю это офицеру, а не солдату.

— Ладно. — И он повернулся и ушел.

Все это произошло в воскресенье, когда заключенных на работу не выгоняли. Появился офицер.

— Ваше имя?

— Папийон.

— Вы вожак французов?

— Нас пятеро, и мы все вожаки.

— Тогда почему именно вы говорили с капралом?

— Потому что я лучше других знаю испанский.

Со мной говорил офицер в чине капитана национальной гвардии. Он объяснил, что не является здесь самым высоким начальством, над ним стоят еще двое, просто в данный момент их нет. Они приедут во вторник.

— Говоря от своего имени и имени своих товарищей, вы, насколько я понял, обещали убить любого охранника, ударившего хоть одного из вас. Я вас верно понял?

— Да, и обещание свое мы сдержим. Но, с другой стороны, я также обещал, что мы не будем делать ничего, заслуживающего телесных наказаний. Возможно, вам известно, капитан, что никакой суд нас к этому заключению не приговаривал, так как на территории Венесуэлы мы преступлений не совершали.

— Нет, я этого не знаю. Вы поступили в лагерь без всяких сопроводительных бумаг, если не считать записки от начальника полиции в Гуирия, где сказано: «Этих вывести на работы сразу по прибытии».

— Ладно, капитан. Вы человек военный и, надеюсь, порядочный. Постарайтесь убедить ваших надсмотрщиков, что с нами нельзя обращаться, как с остальными заключенными, хотя бы до прибытия начальства. Еще раз повторяю: мы не совершали никакого преступления и приговаривать нас к лагерным работам совершенно не за что.

— Хорошо. Я дам соответствующие указания. Надеюсь, вы меня не обманываете.

В воскресенье у меня было достаточно времени, чтобы понаблюдать за жизнью заключенных. Первое, что меня удивило, — это прекрасная физическая форма, в которой они все находились. Второе: побои стали здесь столь заурядным явлением, что все они, казалось, привыкли к ним и словно не замечали. Даже в воскресный день, день отдыха, когда их вполне можно было бы избежать, держа себя, что называется, в рамках, они, видимо, испытывали некое мазохистское удовольствие, играя с огнем, то есть не переставая делать запрещенные вещи — играли в кости, трахали какого-то мальчишку в сортире, воровали друг у друга, выкрикивали непристойности при виде женщин, пришедших из деревни торговать сладостями и сигаретами. Они и сами торговали — обменивали какую-нибудь плетеную корзиночку или резную поделку из дерева на пачку сигарет или несколько монет. Находились и такие, что отнимали у женщин их товар — прямо через колючую проволоку, а потом отбегали и прятались среди остальных.

Воскресенье мы провели в своей компании за питьем кофе, курением сигарет и болтовней. Несколько колумбийцев пытались к нам подойти, но мы вежливо, но твердо отваживали их. Надо было держать марку, показывая, что мы — люди совсем иного сорта, иначе конец.

В понедельник в шесть утра, после плотного завтрака нас снова вывели на работу. Работы начинались со следующей церемонии: две колонны выстраивались друг против друга. В одной пятьдесят заключенных, в другой — столько же солдат, по одному на каждого. Между этими двумя рядами лежали на земле инструменты — кирки, лопаты, топоры, тоже ровно пятьдесят штук.

Сержант выкрикивал:

— Такой-то и такой-то, поднять!

Бедняга бросался вперед и хватал инструмент. Не успевал он вскинуть его на плечи и отойти к рабочему месту, как снова звучала команда:

— Следующий! — и так далее.

Вслед за несчастным кидался солдат и хлестал его бичом. Эта безобразная сцена повторялась дважды в день. Мы ожидали своей очереди, застыв в напряжении. К счастью, для нас был избран иной вариант.

— Эй, французы! Пятеро! Подойти сюда! Кто помоложе берут кирки и топоры, постарше — лопаты!

И к своему рабочему месту мы отправились не бегом, а просто быстрым шагом в сопровождении четырех солдат и капрала. Этот день показался мне куда длиннее и утомительней первого. Несколько заключенных были объектом наиболее частых и жестоких истязаний, в полном изнеможении эти несчастные валились на колени, умоляя больше не бить их, и завывали при этом, как безумные. К полудню полагалось сложить из сучьев вырубленных деревьев и кустарников одну большую поленницу и поджечь. Остальные должны были подчищать за ними вырубку, а затем из полуобгоревших поленьев устроить огромный костер в центре лагеря. Каждый должен был подобрать полено и, подгоняемый бичом, бежать в лагерь. Во время этой безумной гонки все абсолютно сходили с ума и в спешке иногда хватали сучья за горящий конец. Длилось это часа три; босые люди бегали по углям, сжигая руки и ноги и осыпаемые градом ударов. Ни одного из нас, однако, на расчистку вырубки не послали. И слава Богу. Ведь мы сговорились работать, опустив головы и не произнося лишних слов, готовые в случае оскорбления выхватить у солдата ружье и начать стрелять в толпу этих подонков.