Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №08 за 1990 год

• Название: Журнал «Вокруг Света» №08 за 1990 год
• Автор: Вокруг Света
• Жанр: Периодические издания

---

Как рассказал своим читателям американский журнал «Смитсониан», любимец писателя Кента Бритта — поросенок Фидо — медленно зачах, когда хозяин уехал навсегда в город и оставил его на сельской ферме родителей. По словам ветеринара, Фидо умер от распространенной свинской болезни — от стресса! У самого Бритта свое понимание происшедшего: «Бедняга Фидо вдруг понял, что он не пес, не человек, а свинья между прочими свиньями и должен бороться за место под солнцем... в хлеву! Фидо не вынес разжалованья и ссылки на скотный двор».

Свинья Сюзи, которая любила плескаться вместе с форелью, выбегала на звук грузовика своего хозяина, когда тот возвращался из города. Она продолжала делать это и после его смерти. Пока не умерла — так же, как он,— от инфаркта.

Свиньи живут 12—15 лет. Но пристрастие людей к свинье укорачивает их жизнь до считанных месяцев. По американским стандартам поросенок превращается в свинью, перейдя сорокачетырехкилограммовый рубеж. Недаром астрологи утверждают, что люди, родившиеся под знаком свиньи, не любят заглядывать в завтрашний день!

Да и вообще, свинье не позавидуешь. В начале жизни хозяева вырывают ей острые клыки, думая о собственной безопасности, обрубают хвост, ведь у поросят дурная привычка отгрызать друг другу хвостики. Позже дырявят ухо, клеймят и, наконец, делают хряков боровами, напрочь лишая интереса к самкам. Даром что загон теперь отменно оборудован.

У людей и свиней много общего в анатомии: похожие кишечник, кровеносная и пищеварительная системы, сердце, легкие. И заболевания соответственно схожи. Например, ожирение. Так что свиньи — отличные подопытные животные. Свиная кожа использовалась для восстановления человеческой — после тяжелых ожогов, а тысячам сердечников пересажены новые сердечные клапаны от осмеиваемого людьми животного.

Подопытным свиньям случается попадать в разные передряги. Нетрудно доказать, что выражение «напился как свинья» явно оскорбительно для свиней. Ученые попробовали подмешивать в пищу животных алкоголь. Свиньи на своем примере давно доказали, что у матерей-алкоголичек рождаются дефективные дети. При наличии неограниченного количества алкоголя свиньи быстро привыкают к нему и слоняются по загону «пьяные, как люди».

Можно найти и примеры из истории. Одетые в штаны и обученные танцевать под звуки волынки придворные свиньи развлекали Людовика XI. В прошлом веке английский лорд выдрессировал свинью, и она на охоте не хуже собаки приносила ему убитых птиц и кроликов — только стойки по-собачьи делать не умела. Свинья, у которой вместо имени был номер —311— жила в Национальном зоопарке в Вашингтоне, получая государственную пенсию. Это уникальный экспонат: она была обречена на смерть подобно трем тысячам других животных на атолле Бикини, где в 1946 году проводились испытания ядерной бомбы. Но чудом спаслась с затонувшего корабля и каким-то образом справилась с невероятной дозой облучения. Еще одна загадка природы.

Свиньи, как и люди, совершают добрые поступки и грешат, на них можно сердиться, но можно и любить. И, конечно же, не обращать внимания на то дурное, что сказано об этом мирном и непривередливом животном на многих языках мира.

В. Задорожный

Луи Буссенар. За десятью миллионами к Рыжему Опоссуму

Через пять минут снова слышатся звуки рожка, доносится улюлюканье охотников. Сириль теперь сзади нас, не более чем в километре. И вновь раздаются выстрелы, на этот раз впереди. Рожок по-прежнему звучит, и кажется, что его звуки приближаются к лагерю. Опять тишина... Снова — рожок... Мы совершенно сбиты с толку.

...Примерно через час слышатся радостные возгласы «ура», перемежающиеся со ржанием лошадей. Двенадцать человек, посланные на поиски лошадей, возвращаются верхом медленной рысью, и каждый ведет за собой вторую лошадь. Герр Шэффер, Фрэнсис, Сириль скачут впереди. Это возвращение похоже на чудо.

— Вот вам двадцать пять лошадей,— кричит мой лихой наездник, как только приблизился к лагерю.

— Но как вы их поймали? — спрашивает сияющий Робартс.

— Очень просто. Однако без Фрэнсиса ничего бы не получилось, поверьте.

— Вы мне льстите,— возражает гигант-канадец.— Идея-то ваша.

— О какой идее вы говорите? — поинтересовался я.

— Вот о какой. Я подумал, что наши верховые лошади привыкли к охоте, а потому должны узнать звуки рожка и прискакать, как полковые кони на звук трубы. Так и получилось. Как только они услышали звуки рожка, сразу же явились — сначала лошадь Робартса, потом Ричарда, затем три или четыре других...

— Умные лошади! — говорит Том, улыбаясь и растягивая рот до ушей.

Сириль опускает свою мощную руку на плечо старого аборигена в знак дружбы.

— Одно меня беспокоило,— продолжает Сириль.— Я не знал, куда вести лошадей, и потому находился в растерянности. И вдруг — паф, паф, паф! — три выстрела отвечают на призыв моего рожка. Я направляюсь в сторону, откуда прозвучали выстрелы, и что вижу? Наш друг Фрэнсис с Беном и Диком, у всех троих в руках лассо. «Ясненько»,— говорю себе.

Замедляю бег своей лошади, и три лассо летят и падают на шеи трех лошадей, а наши молодцы в мгновение ока вскакивают им на спины, показывая высокий класс вольтижировки. С тех пор как нас стало четверо верховых, другие лошади следовали за нами. Вот и все.

— А как же остальные? — спрашивает МакКроули, поглаживая свою лошадь.

— Остальные,— отвечает Фрэнсис,— были пойманы таким же манером.

Герр Шэффер, который понял наш сигнал, тоже начал стрелять, и мы направились к нему. Так мы собрали все четыре группы, в то время как Сириль продолжал дудеть в свой рожок, создавая видимость охоты.

— Дети мои,— говорит сэр Рид,— прекрасно, что вы привели двадцать пять лошадей, но как вы намереваетесь поймать тех, что еще не вернулись?

— Не беспокойтесь, метр, они сами вернутся сегодня ночью, раз их товарищи находятся в лагере.

Канадец не ошибся. Прошло всего два часа после захода солнца, как из леса раздалось ржание в ответ на призывы вернувшихся лошадей. И когда на следующее утро караван выступил в путь, все до единого животного были на месте.

Прибытие в страну нга-ко-тко — это уже вопрос дней, и если, как мы надеемся не без основания, наше предприятие увенчается успехом, каждый

из нас сможет похвалиться, что он действительно решил сложную задачу.

Пока же в ожидании этого торжественного момента мы испытываем смутную тревогу, которая возникает бессознательно и которую не удается подавить.

Мы нервничаем, горим нетерпением, и хотя никто еще не пресытился все новыми чудесами, с которыми сталкиваемся ежедневно, надежды и опасения, сжимающие сердца, мешают нам наслаждаться, как в начале путешествия, теми странными и разнообразными феноменами, которые мы не перестаем открывать.

Преодолев необитаемые луга, каменистую пустыню, леса, полные цветов и необычайных деревьев, в полдень мы вступаем на огромную равнину, голую, как ладонь, и выжженную беспощадным солнцем.

Зрелище этой пустынной местности никак нас не радовало. Веселые возгласы, которыми раньше встречался каждый привал, сменились угрюмым молчанием, а тоскливый лай собак и печальное ржание лошадей отнюдь не вызывают радости у людей.

Осматривая в подзорные трубы расстилающееся перед нами пространство, мы видим только песок... И если на горизонте возникают какие-то холмики, то и они такие же безжизненные, как эта бесконечная пыльная равнина.

Но наши поселенцы не дети, они не нуждаются в банальных словах ободрения, чтобы исполнить свой долг. Это сильные и преданные люди.

— Дети мои,— говорит сэр Рид,— наши бедствия скоро кончатся. Вы храбро выполнили свой долг как лояльные англичане и верные слуги. Еще несколько дней самоотверженных усилий, и наши мучения окупятся с лихвой. Так же, как и вы, я не знаю, как далеко простирается эта пустыня, которую мы должны пересечь. Мне неведомо, какие опасности могут нам угрожать, но вера в вас дает мне твердую надежду на победу. Вперед, во славу нашей страны!

— Хип-хип-хип, у-р-р-а-а! Англия во веки веков! — кричат взволнованные колонисты.

Все идет хорошо, дурное настроение развеялось. Вторая половина дня используется для пополнения запасов воды. Смазываем колеса повозок, на водим порядок в одежде, готовясь к предстоящему переходу, который, по всей вероятности, будет коротким, но трудным.

Наступает ночь, но мы по-прежнему как в жерле печи, и ни малейшего дуновения ветерка, который освежил бы перегретый, душный воздух. Почва рыхлая, ноги погружаются в раскаленный песок. Лошади тянут повозки с огромным напряжением. Наш молчаливый караван движется при свете звезд. Поднятая нами неосязаемая пыль проникает в глаза, нос и легкие и делает передвижение мучительным; потребность в воздухе все больше и больше усиливается, но каждый вздох становится настоящей пыткой. До самого восхода солнца от головы каравана до его хвоста слышится непрерывное чиханье и покашливание.