Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №06 за 1988 год

• Название: Журнал «Вокруг Света» №06 за 1988 год
• Автор: Вокруг Света
• Жанр: Периодические издания

---

Итак, шесть представителей разных стран собираются не только дойти до Южного полюса, но и пересечь весь ледовый континент.

Цель экспедиции, помимо научных исследований,— показать силу международного сотрудничества; поход будет посвящен 30-летию Антарктического договора, превратившего этот континент в научный полигон, открытый для всех наций.

Определены сроки старта и финиша. Трансантарктический поход начнется 15 августа 1989 года. Три упряжки, в каждой из них по четырнадцать собак, уйдут с мыса Хопбэй — северо-западная оконечность Антарктического полуострова—к Южному полюсу. Здесь для обеспечения быстрого продвижения одна упряжка и два члена экспедиции (только не Стигер, Этьен и Боярский) возвратятся в базовый лагерь к горам Элсуэрт. Две другие, отобрав лучших собак, продолжат путь через Полюс недоступности дальше по направлению к станции «Восток» и 1 марта 1990 года, преодолев расстояние более чем 6 тысяч километров, завершат поход на советской обсерватории «Мирный».

Но прежде чем экспедиция снимется с якоря, ее участникам предстоит еще не раз собираться вместе. Сначала в штате Миннесота, на ранчо Стигера для знакомства экипажей с собаками. Потом, после небольшого перерыва, весной — летом 1988 года в Гренландии — здесь должны будут смоделировать все условия антарктического перехода. Две тысячи километров с севера на юг на собачьих упряжках по ледоразделу, находящемуся в трех тысячах метров над уровнем моря, будут хорошей проверкой и для собак, и для людей во всех отношениях. Следующая тренировка на севере Канады — зимой. И наконец, в мае 1989 года в штате Миннесота, на берегу озера рядом с домом Уилла Стигера экспедиция погрузится на специально построенное парусное судно и начнет свой путь по системе озер и рек; в районе Нью-Йорка выйдет в Атлантический океан; а там вдоль побережья двух Америк на юг, к проливу Дрейка.

Москва Н. Сафиев

Живая Вода-Жеведа

В бескрайнем море июньских трав не видно ни лозинки, чтобы за ней угадать неприметный речной извив. Где же ты затерялась, речка-невеличка Жеведа? Никак не отыщешь твои берега. А, может, тебя вовсе нет на земле, речка Жеведа? Может, просто выдумали тебя люди?

Жил-был когда-то в этом краю, как говорит легенда, старик охотник. Было у него три сына: Юрко, Сенька и Веселии. Все трое — красавцы, все трое — богатыри. Однажды отправились сыновья на охоту. А когда вернулись, увидели: хата сожжена, отец убит. И хозяйничает на их родной земле враг. Порушили добрые молодцы всех врагов, но в жестокой сече сами получили раны кровавые. Пришли братья к речке без названия, чтобы омыть свои раны, и диву дались, когда от той воды раны сразу зажили. За это братья-богатыри и дали речке имя Жеведа — живая вода, значит, а сами решили навсегда остаться жить на ее берегах. И поставили себе дома по соседству, чтобы в час опасности кликнуть на помощь другого.

С тех времен и «пошли есть» на земле, как гласит та же легенда, три деревеньки: от Юрко — русские Юрковичи, от Сеньки — украинская Сеньковка, от Веселина — белорусская Веселовка. И ныне соседствуют здесь, у речки Жеведы, Россия, Украина, Белоруссия.

Жива и сегодня эта легенда. Есть у нее продолжение. В годы гражданской войны в рядах Богунского и Таращанского полков сражались за власть Советов 70 бойцов из села Новые Юрковичи, 35 — из Сеньковки, 12 — из Веселовки. И так же в годы

Великой Отечественной собирались в партизанские отряды русские, украинцы, белорусы. Вся наша округа — и Брянщина, откуда я родом, и Черниговщина, и Гомельщина — была тогда единым партизанским краем в глубоком тылу врага.

Зимой 1942-го крестьяне украинского села Елина, что лежит в нашей округе, отдали партизанам, базировавшимся тогда в елинских лесах, все, что имели,— скот, запасы картофеля, одежду. Немцам же даже силой оружия не удалось добыть в Елине ни одного килограмма зерна, не удалось заставить ни одного жителя пойти служить в полицию.

В отместку фашисты разбомбили село. Единственная невзорвавшаяся из 60 сброшенных на Едино бомб сейчас выставлена в сельском музее партизанской славы. И в том же музее стоит самовар, который подарила той зимой партизанам елинская крестьянка Екатерина Сергеевна Дрозд, сама потом ставшая партизанкой. Каждый год 9 мая младший научный сотрудник музея Галина Голубцова с утра разжигает партизанский самовар, и кипит он день-деньской, собирая гостей. Кто бы ни пришел в этот день в музей — свои ли, елинцы, или жители соседних русских и белорусских деревень,— всем находится место за столом. Сидят и долго, под воспоминания о былом, пьют чай и непременно вприкуску, как в войну. Я тоже пил обжигающий чай из этого партизанского самовара и слушал были военной поры.

...После жестокой расправы над Елином фашисты собрали спрятавшихся по погребам 73 человека и угнали в концлагерь. Ни один из этих елинцев домой больше не вернулся. Оккупанты сровняли село с землей и расклеили на обугленных деревьях объявления: всякий, кто посмеет появиться здесь, будет расстрелян на месте. Те елинцы, что успели скрыться в окрестных лесах, потом частью ушли воевать в партизанское соединение А. Ф. Федорова, а остальные — человек триста женщин, детей, стариков — подались искать приют в село Хоромное на Брянщине. Всех украинцев приютили той зимой русские.

— По семь семей, по тридцать душ в одной хате набиралось,— вспоминает председатель Хороменского сельсовета М. Ф. Терещенко.— Я тогда еще был мальцом, а это помню хорошо. Тесно жили, но дружно. Во всем был свой порядок: какая семья когда встает, когда варит в печи, когда кормит детей.

— Чем же кормились?

— Только тем, чем хозяева могли поделиться. За всю войну никто никого не попрекнул куском хлеба. А в сорок третьем немцы в страхе перед партизанами выжгли дотла ту половину Хоромного, что была ближе к лесу.

— Как же вы выжили?

— Расселились по погребам да по землянкам. Так вот и дождались прихода Красной Армии. А как прогнали врага, поклонились украинцы освободителям в пояс и подались за реку Снов на родные пепелища, чтобы начать все сначала.

— Ну а дальше?

— Государство выделило пострадавшим лес. Когда начали рубить дома, на помощь елинцам пришли хороменские старики плотники. А как подоспело время сева, хороменцы поделились своими семенными припасами.

Мы были вместе в беде, вместе и в радости.

Три дороги ведут к Жёведе: одна — из России, вторая — с Украины, третья — из Белоруссии. И все они сходятся у монумента Дружбы народов.

Когда люди со всей округи съезжаются сюда на традиционный праздник «Узоры дружбы», я легко читаю в этом людском море по рушникам, кто кому преподносит в знак дружбы свой каравай. Рушник с растительным орнаментом — это исконно украинский, Белорусский украшен орнаментом геометрическим. Русский же не похож ни на тот, ни на другой — у него свой рисунок. Одно только общее у рушников: два главных цвета — красный и черный. Общими радостями и печалями выткано полотно судьбы наших народов...

Округа наша совсем недалеко от Чернобыля — всего каких-нибудь сто километров. А сейчас, мне кажется, еще ближе стала к нему, потому что всем сердцем приняла его боль. В те трудные дни мы жили одной мыслью: как помочь пострадавшим. Работали на субботниках в фонд помощи Чернобылю. Строили дома для переселенцев. И вот уже иду я новой улицей белорусского села Ленине, обсаженной молодыми березками, липами, каштанами. Живут сейчас здесь 75 семей, переселившихся из села Острогляды Брагинского района Гомельской области. Добротные, кирпичной кладки дома смотрятся весело. В палисадниках — буйство цветов, на участках уже успели прижиться саженцы яблонь и груш.

Вспоминаю давнишний разговор с директором сельского музея дружбы народов в украинской Сеньковке Владимиром Журавлевым. Я тогда спросил его, какой он национальности. И в ответ услышал:

— В Завидовке меня считают белорусом — по отцовской линии. В Сеньковке же полагают, что я украинец — по матери. Ну а в Новых Юрковичах говорят: раз точно не знаешь, кто ты — украинец или белорус, значит, русский. Выходит, что везде я свой человек.

Что правда, то правда: все мы тут свои — по корню, по духу, по крови.

Всякий раз, когда я вслушиваюсь в людской гомон праздника «Узоры дружбы», меня не покидает ощущение, что люди вокруг говорят не на русском, не на украинском, не на белорусском языках, а на каком-то общем, понятном для всех. В редком по красоте звучания этом говоре сливаются воедино певучесть украинского, мягкость белорусского, степенность русского. Как полесский пейзаж, течет плавно и широко, все «акая» да «якая», людская речь, завораживая рисунком словесной вязи. В этом говоре можно уловить немало слов и оборотов, идущих от языка, на каком творил, «аще кому хотяше», великий поэт славянской древности Боян вещий, перед которым преклонялся даже сам автор «Слова о полку Игореве». Кстати, единственный в стране памятник Бояну воздвигнут в нашем краю — в старинном городе Трубчевске на Брянщине, где княжил во времена Игоревы его брат «буй-тур Всеволод». А оба они — Игорь и Всеволод — были, как известно, одного гнезда — Святославова.