Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №06 за 2007 год

• Название: Журнал «Вокруг Света» №06 за 2007 год
• Автор: Вокруг Света
• Жанр: Периодические издания

---

Хотя, конечно, в глазах мировой общественности наша школа по-прежнему остается «осененной» — идеей Художественного театра, Станиславским… Многие верят, что в России владеют особым секретом обучения артистов, прививки, как они говорят, «метода» Станиславского. Поэтому с 1980-х годов, как только открылась страна, у нас начались активные контакты со всем миром. А в 1990-х возникли устойчивые международные программы. 15 лет назад мы запустили обмен с Национальным театральным институтом Юджина О’Нила (штат Коннектикут), 10 лет назад — аспирантскую актерскую программу совместно с Институтом высшего театрального образования при Гарвардском университете».

Изменились ли за последние годы сами студенты?

«Надо сказать, что сейчас абитуриенты в целом хуже подготовлены, малограмотные, поскольку общий уровень образования резко снизился. Нам даже придется ввести со следующего года в программу обучения русский язык. Но не думаю, что это катастрофа для нас. Здесь ведь другой принцип отбора. Мы смотрим, насколько человек эмоционален, может ли он претворить эту эмоцию в действие, подвижно ли его воображение, как он поет, насколько ритмичен. Это связано не с образованием, а совсем с другими вещами. А добрать знания можно и здесь, у нас же много гуманитарных дисциплин.

Вообще, знаете, я с каждым новым студентом обязательно знакомлюсь вот здесь, в этом самом кабинете. Так вот один паренек из маленького провинциального городка на вопрос о том, чем он занимался до поступления, ответил: «Не знаю…так, слонялся… да шпаной был». Такая характеристика подойдет миллионам ребят — хороший парень или девчонка, но лоботряс и бездельник, без ясных ориентиров в жизни. Попав сюда, уже через год они становятся совсем другими людьми: понимают, что это не тусовка, что тут нужно вкалывать с 9 утра до середины ночи. Поэтому, кстати, удобно, что общежитие рядом, на Тверской. Иначе бы они просто не успевали на метро! Мы и иностранцам не делаем никаких поблажек. Мне тут англичане заявили: «Какие в субботу занятия? У нас запрещено парламентом!» Нет уж, дорогие мои, мы работаем 7 дней в неделю».

Кстати, по статистике, из группы в 30 человек за первые два года отчисляют троих, а то и четверых. И даже на третьем курсе расставания тоже случаются: ребята попросту не выдерживают нагрузки. В том, насколько она велика, я смогла убедиться, что называется, на себе.

Школьные истории-2

В том же 1943 году в Москве , а затем и в других городах Союза появились объявления о приеме на первый курс. В них говорилось: «Школа-студия готовит: а) артистов для пополнения труппы МХТ, б) организаторов постановочной части (завпостов, руководителей сценических цехов, художников-светооформителей, техников сцены). Срок обучения на обоих отделениях — 3 года». Возрастной ценз на актерский факультет определялся от 17 до 25 лет, а на постановочный — от 17 до 30. Едва ли мхатовские корифеи могли предположить, какой ажиотаж вызовут скромные анонсы. Только на актерский было подано более 1 500 заявлений. И это при том, что основная часть молодежи в тот год была на фронте! В результате строжайшего отбора до «решающих конкурсных испытаний» допустили всего 280 абитуриентов. Из них 31 человек в итоге стали студентами актерского факультета, а 20 были приняты на постановочный. Наконец 20 октября состоялось официальное открытие нового училища. Уроки актерского мастерства в расписании стояли ежедневно, утром и вечером. Выходные? Едва ли кто-то из живших — иначе и не скажешь — в школе-студии замечал их отсутствие. «Василий Иванович Качалов не вылезал из школы, — вспоминал впоследствии один из первых выпускников, Иван Тарханов. — Помню: горит свечечка, и он читает монолог Ивана Карамазова, а потом нас заставляет что-нибудь читать». Достоевский в те годы был запрещен как «антисоветский писатель», однако кто-то уговорил Качалова сыграть для студентов знаменитую сцену двойного монолога Ивана Карамазова и Черта. Пришлось баррикадировать двери и наглухо зашторивать окна. О том, какое доверие существовало между мастерами и их воспитанниками, свидетельствуют и полулегальные встречи с Ахматовой, Пастернаком, Рихтером, нередко проходившие в этих стенах. Хотя, конечно, существуя в рамках системы, школа выполняла и некоторые ее «предписания». Так, наряду с занятиями сценической речью, пластикой, этюдами, изучением литературы, истории искусства и театра, уроками манер, которые вела Елизавета Григорьевна Никулина, урожденная княжна Волконская, в обязательном порядке изучалась история СССР, с характерным для того времени упором на историю партии. Рассказывают, что на экзамене по этой дисциплине строгий преподаватель спросил не слишком разбиравшегося в предмете Михаила Пуговкина: «Какая была обстановка перед 1905 годом»? Тот, не растерявшись, глядя прямо в глаза педагогу, ответил, стукнув кулаком по столу: «А вы как думаете? Россия стонала!» За это ему поставили тройку и отпустили с миром. Увы, доучиться Михаилу Ивановичу так и не удалось. До третьего курса он успешно скрывал, что поступил всего с пятью классами образования, но обман все-таки открылся, и тут же последовало отчисление. Что, правда, не помешало Пуговкину стать прославленным артистом. Впрочем, в первые годы существования нового театрального училища таких случаев, когда приходили студенты, не окончившие среднюю школу, было много. Одни умудрялись параллельно заниматься на рабфаке, чтобы получить аттестат зрелости, а другие, поизобретательнее, находили и более оригинальные выходы из положения. Сосед Пуговкина по общежитию Игорь Дмитриев тоже был «недоучкой» — с 9 классами. Когда Сахновский объявил ему, что придется идти в школу рабочей молодежи, будущий народный артист России пришел в ужас. «Опять эти поезда, которые ходят туда-сюда, не знают, где они встретятся, да и встретятся ли когда-нибудь… А я даже сдачу никогда не мог посчитать!» — описывал позже Игорь Борисович свой ужас перед необходимостью заняться математикой. Но не было бы счастья, да несчастье помогло. Узнав, что в авиационном институте недавно случился пожар, в котором сгорели документы абитуриентов, Дмитриев отправился туда. Там он настолько убедительно доказывал, будто его аттестат находился именно здесь, что в качестве подтверждения сошла почтовая квитанция, по которой документ якобы был отослан. В результате импровизированного спектакля исполнитель получил-таки желанную справку об утрате аттестата. Принеся ее в канцелярию, он честно поведал всю историю своему наставнику Николаю Павловичу Хмелеву. «Ну что же, я думаю, что вы сдали второй экзамен по актерскому мастерству. Идите, учитесь», — сказал тот. Подобных историй — тысячи. Одни из них можно найти уже только в архивных документах, другие до сих пор передаются из уст в уста. Каждая из них — живой портрет не только ее героев, но, по большому счету, своей эпохи, а вместе они создают тот легендарный ореол, который, пожалуй, и составляет главное очарование школы-студии.

Один день из жизни…

Дождавшись конца экзаменационной поры, отправляюсь в школу-студию на целый день, с тем чтобы с головой окунуться в ее жизнь.

На часах еще нет десяти, однако коридоры школы уже напоминают муравейник, где каждый занят делом. Вот на небольшой площадке перед аудиторией, в которой распевается приятный баритон, три девушки отрабатывают какой-то танец, отсчитывая ритм: «Раз, два, и раз два три!» Чуть дальше по коридору одни мальчишки таскают стулья, другие неподалеку разбирают костюмы… Несмотря на всеобщее оживление и творческий настрой, все это напоминает не столько богемную жизнь, сколько хорошо организованный рабочий лагерь, где царят самодисциплина и порядок, который ребята, между прочим, тоже поддерживают сами: «Кто бросил пластиковый стаканчик? Братцы, убирайте за собой!» — слышу я из соседней аудитории.

 — Это в твоих же интересах! — смеется в ответ на мое восхищение всеобщей сознательностью студент четвертого актерского курса Роман Маякин. — У нас вот тут недавно один парень рубашку свою бросил в общую кучу, а когда хватился — ее уже разодрали на костюм бомжа для этюда.

Сперва отправляюсь на лекцию по истории зарубежной литературы у второго курса. Выслушав длинный список произведений испанской драматургии, который диктовал студентам преподаватель, даже я, выпускница филфака, была несколько озадачена. И, признаться, ничуть не удивилась возгласу с последней парты: «А мы это все успеем за семестр?» — «Вы не думайте, это они сейчас кажутся такими несобранными, — с улыбкой обернулся ко мне профессор, услышав жалобную реплику. — К экзаменам станут гораздо серьезней». Видно, выбора нет — придется успеть…

А мне надо спешить на занятия по вокалу у четвертого курса. «Поговори хоть ты со мной, гитара семиструнная…» — вдохновенно выводит рыжая красавица. Я уже вновь готова громко выразить свое восхищение, но преподаватель Марина Владиславовна Смирнова спешит меня остановить: «Только не вздумайте их хвалить! У нас сейчас очень напряженный период — подготовка к экзамену, так что расслабляться никак нельзя. Курс очень загружен, поэтому мы припозднились и сдаем номера, как видите, после сессии. Вообще на пение отводится четыре семестра. За это время, конечно, оперные партии освоить невозможно, да такой задачи перед нами и не стоит. Ребята должны научиться владеть собственным голосом. Ведь часто в спектакле нужно пропеть какую-то музыкальную фразу, а сделать это грамотно и органично без подготовки невозможно».