Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №02 за 1967 год

• Название: Журнал «Вокруг Света» №02 за 1967 год
• Автор: Вокруг Света
• Жанр: Периодические издания

---

Когда я вернулся в Ло Мантанг, мне сообщили, что местные доктора еще накануне были вызваны к больному. В их «медицинских сумках» должны были содержаться высушенные лягушки и другие столь же эффективные снадобья.

Целых три недели перед воротами дворца тлел костер из ячьего навоза: три недели княжеский сын находился между жизнью и смертью. Мне ничего не оставалось, как размышлять, что будет со мной, если он умрет.

В ожидании сообщений о состоянии высокочтимого больного я отправился обследовать близлежащие монастыри. Стены этих святилищ внутри покрыты фресками, каждый уголок — произведение искусства. С потолков свешиваются расписанные на священные темы полотнища, на алтаре стоят позолоченные медные статуи — знаменитые ламы и божества. Наиболее поразительной из всех была гигантская фигура Майтрейи — «Будды, который должен прийти», — статуя, высотой с трехэтажный дом, в одном из главных храмов Ло Мантанга.

Поджав под себя ноги, Таши и я сидели на полу в тускло освещенных залах монастырей, погрузившись в бесчисленные книги, хранящиеся на полках, разделенных вертикальными перегородками. Монахи, которым мы показали королевское рекомендательное письмо, грудой сваливали перед нами большие тома в шелковых переплетах, некоторые из которых весили не меньше 20 килограммов. Огромные книги с глухим стуком падали на пол.

Некоторые книги были очень древними, в простых переплетах. На других были переплеты из серебра, инкрустированные толстыми золотыми буквами. Однажды нам повезло: мы натолкнулись на рукопись, описывающую историю Мустанга от 1380 года до наших дней. Из этого уникального документа я узнал, что в прошлом Мустанг, несомненно, был довольно богатым княжеством. Я узнал, что основан он был в 1380 году Ама Палом, жестоким военачальником, захватившим 20 больших крепостей, впечатляющие развалины которых смотрят со склонов гор на нынешние деревни.

Через четыре недели Таши принес, наконец, хорошую весть: «Костер потушили. Сыну раджи стало лучше». На следующий день, на сей раз пешком, я отправился во дворец. Мои опасения оказались напрасными, меня приняли очень любезно. Князь охотно отвечал на все вопросы.

Пока мы сидели, слуга вновь и вновь наполнял мою чашку тибетским чаем. Его варят из жестких листьев, заправляя маслом и солью. Мой высокий хозяин, дабы угодить гостю, даже приказал разбить мне в чай сырое яйцо. Пытаясь одобрительно улыбаться, я с усилием глотал странную жидкость из моей бездонной чаши.

Мое имя — «прозрачная хрустальная гора»

На каждой семье в Мустанге лежит обязанность, которую она должна выполнять. Некоторые крестьяне служат княжескими посыльными. Другие обязаны обеспечивать своего князя топливом, третьи — вести его домашнее хозяйство. В Мустанге имеются крепостные крестьяне, люди, обрабатывающие княжеские земли; у них нет личной собственности, и они не имеют права уйти от своего хозяина.

Детей обучают дома или в монастырях. Если в семье два сына, один из них принимает духовный сан, когда ему исполняется восемь-девять лет.

Именно так случилось с младшим сыном князя, который сейчас живет, удалившись от людей, в большом монастыре в городе Царанг. Хотя он монах, он нарушил обет безбрачия и женился. За год до моего приезда его жена умерла. Чтобы искупить грех молодости и вновь заслужить уважение соотечественников, он добровольно заточил себя на три года в келье.

Однако молодой лама принял меня и даже пригласил разделить с ним его уединение. Мы провели много часов, сидя перед роскошным алтарем в его келье.

Сотни масляных ламп мерцали перед задумчивыми лицами позолоченных святых. Лама весь день читал молитвы, затем, проведя ночь в размышлении, вручил мне сложенный листок бумаги. На нем было написано мое новое имя.

Эти новые имена держат в секрете. Я мог бы спрятать этот листок в маленький мешочек и носить на шее. Если бы я умер, монах, совершающий похоронный обряд, открыл бы секретный мешочек, посмотрел на меня, шепотом произнес имя в своих молитвах, а затем сжег бы бумажку. Ни один демон тогда не узнал бы, как меня звали при жизни.

Моим новым именем стало Шекагари, или «Прозрачная Хрустальная Гора», что звучало несколько более поэтично, чем Мигсер Снарингпо — «Желтоглазый Длинный Нос», как некоторые ребятишки неуважительно называли меня...

Незадолго до отъезда возле одной деревни я увидел странное зрелище: все мужчины сидели на поле. Некоторые пили чанг — ячменное пиво из серебряных чашек, другие сбивали шерсть яков, остальные вращали молитвенные колеса.

Я спросил, что происходит. К моему удивлению, я узнал, что это местный суд. Члены суда совещались. Преступления и проступки в Мустанге разбираются либо деревенским судом, возглавляемым выборным «мудрецом», либо самим князем. С печальным юмором население называет княжеский суд «золотым ярмом», поскольку дело обычно кончается тем, что и та и другая сторона платят большие штрафы князю.

В Царанге я спросил о том, что делают с ворами. Меня отвели в большой замок раджи, возвышавшийся над городом, и показали маленькую темную комнату. Там я увидел огромные древние мечи, луки и стрелы, старинные мушкеты и кольчуги. Человек, сопровождавший меня, поднял какой-то предмет и протянул его мне. К своему ужасу, я увидел, что это была сморщенная человеческая рука.

— Вот, — сказал он, — что мы делаем с ворами... Во время прощального визита к ламе Царанга, младшему сыну князя, выяснилось, что я, несомненно, обладаю многими «отвратительными привычками».

— Неужели вы действительно едите кур и рыбу? — спросил лама недоверчиво.

Когда я признался, что это так, он рассмеялся, считая, что я шучу.

— Я уверен, — сказал он, — что нельзя есть такую мерзость!

И я так и не посмел сказать ему, что во Франции мы едим даже улиток, лягушек, а иногда и конину.

Ло-ба избегают убивать живые существа. Они спасают мух, когда те попадают в чашку с чаем, а блох осторожно собирают и выбрасывают живыми...

В день, когда я уезжал, лама Царанга подарил мне маленького мохнатого тибетского терьера.

— Пожалуйста, прими этот подарок. Возьми собаку в свою страну, — сказал он. И затем добавил с грустью: — Не странно ли, что эта собака полетит в воздушной лодке и увидит так много далеких стран, а я останусь здесь, в Ло?

Мишель Пессель Сокращенный перевод Ю. Николаева

Десять тысяч моих земляков

Бурый уголь — темный, а вода, что выделяется из него в процессе сушки, поднимается из труб брикетного завода белоснежным паром. Хлопья ваты плывут по светло-голубому небу поздней осени. Я замираю пораженный. Ощущения, накопленные еще в первые годы жизни, не сохранили в памяти столь волшебного калейдоскопа красок.

Только трех труб не хватает до круглого числа «сто» над корпусами коксогазового завода Лауххаммер. Когда добрый десяток лет назад над установками комбината поднялись первые стальные трубы, мне в голову пришло сравнение: «Корабль, поднимающий якорь, чтобы плыть в будущее...»

А в те времена, когда я бегал в коротких штанишках, здесь было захолустье. Но для нас название Эльстерверда сливалось с романтическими мечтами, хотя времена были далеки от романтики. Мы ездили на велосипедах в поля искать таинственный голубой цветок. Вечерами сидели на сеновале, играли на губной гармошке и подсвистывали перелетным птицам. И вдруг замолкали, прислушиваясь к глухим ударам и ощущая дрожание земли. Холодный ветер обдувал наши голые ноги. Хозяйка дома, старая крестьянка, ворчала себе под нос: «Они нас еще всех угробят», и нам становилось не по себе...

Дорога к городу моего детства ведет через деревни Плесса, Кала, Краупа, Била, Все названия здесь кончаются на «а» — это отзвук далекого прошлого, а для моего учителя-латиниста — палочка-выручалочка, которая помогла вдолбить в наши головы латинское склонение.

«Процветание города заключается не в том, чтобы собирать большие сокровища, а строить прочные стены, красивые дома, делать множество ружей и лат...»

Знал ли Лютер о существовании моего Эльстерверда, который сейчас лежит всего в часе езды на автомобиле от его родного Виттенберга? Во всяком случае, он сказал это в утешение всем жителям таких же захолустных поселков. И вот сегодняшний Эльстерверда. Ни ворот, ни достопримечательностей, ни памятников. Так тесно, что дома в центре города пришлось надстроить на пороге века на один этаж. Ратуша скромно стала вровень с домами.

Только рыночная площадь выглядит солидно. Во времена моего детства она была вполовину меньше. Пожар последней войны поглотил целый квартал. Но жители оказались настолько мудрыми, что обратили несчастье во благо. Они убрали развалины, посеяли траву и посадили кусты роз. И вот возник настоящий центр с красивым цветовым «пятном». Сделав несколько шагов, попадаешь в переулки, названия которых говорят об их сельском происхождении: здесь и Полевая дорога и Луговая улица. В свое время в центре города был даже Свиной переулок, который магистрат, подумав о престиже, в конце концов переименовал в Бондарную улицу.