Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №11 за 1976 год

• Название: Журнал «Вокруг Света» №11 за 1976 год
• Автор: Вокруг Света
• Жанр: Периодические издания

---

Вадька, выслушав меня, молча поплелся вперед. Я надеялся, что, может, удастся увидеть где-нибудь птиц. Услышать их, наконец. Но, кроме журчания воды, ничего не было слышно.

— Нет ее, избы, нет! — вдруг закричал Вадька. — Вранье все.

Он бросил палки, снял ружье с плеч и швырнул его на мокрую землю. Уселся на лыжи, обхватив колени руками.

Я растерялся, понимая, что дело принимает серьезный оборот. Конечно, передохнуть необходимо, но сидеть долго нельзя. Замерзнешь. Вадька, как я догадывался, решил составить мне компанию не только ради того, чтобы помириться, но и беспокоясь, чтобы со мной чего-либо в одиночестве не произошло, и вот теперь сам «сломался»: слишком тяжелой оказалась дорога. «Вставай, вставай, — поднимал я его как можно спокойней. — Есть изба, никуда она не денется».

Солнечное ослепление, повлекшее меня в странствие, давно прошло, теперь я способен был рассуждать трезво, но придумать в этой ситуации что-либо дельное не мог.

Идти на берег, попытаться разыскать плавник посуше, разжечь костерок, обогреться, дождаться, когда начнет пригревать солнце? Криво усмехнувшись, Вадька выбросил на снег промокший спичечный коробок. Он был у него в кармане брюк, когда мы провалились в ручей. Под глазами у Вадьки появилась синева, лицо было бледное, усталое. Стало чертовски холодно, мы замерзали, а он продолжал сидеть и мычал уже что-то невнятное.

...Скорее интуитивно, чем осознанно, я вскинул голову. Мозг, очевидно, сам отыскивал варианты спасения. В небе высоко-высоко летели две белые чайки. Они летели деловито, строго выдерживая направление, как самолет по трассе, в сторону Северной Земли.

Вдали было видно еще несколько птиц, летевших в том же направлении, потом еще. «Кормиться летят», — осенило меня. Я слышал, что птицы летают кормиться к полыньям, которые находятся порой за десятки километров от гнездовья. Значит, место, откуда они летели, и было птичьим базаром, и мы еще не прошли его. От радости я так заорал, что Вадька с опаской поглядел в мою сторону. Когда я растолковал ему, в чем дело, он встал. Откуда только силы взялись!

Почти бегом мы прошли километра два, но потом сбавили шаг. Сомнения опять начали закрадываться в душу. Ведь птицы могли лететь не с Малого, а с Большого базара, до которого было еще не меньше двадцати километров. Вадька шагал как сомнамбула, с полнейшим безразличием, два раза падал, словно спал на ходу. Лицо его было вымазано в грязи. И ему и мне каждый шаг давался с трудом, но вид приятеля заставлял меня держаться, словно чувство ответственности прибавляло сил.

Вдруг мы увидели светлую, как песчаные дюны, гору. Казалось, что около нее можно будет обогреться: место было неожиданно сухое. Мы медленно приближались к ней, не в силах ускорить шаги. На каменистом мысочке увидели реперный знак из тонких жердей, а затем что-то похожее на жилище. Подумалось, что это опять бочка, но чем ближе мы подходили, тем больше появлялось уверенности, что это действительно изба. Небольшая, с двускатной крышей, похожая на баньку, какие рубят где-нибудь на Северной Двине. Дверь была заботливо прикрыта палкой. Мы отворили ее и поняли, что спасены. В углу у входа стояла печь. Сухие дрова лежали в ней, приготовленные для растопки.

В избе было сухо, прибрано, будто хозяева покинули ее совсем недавно. Умело поставленная на каменистом бугре, за эти солнечные дни она, видимо, успела просохнуть. Маняще блестели нары из струганых досок, их укрывала оленья шкура. У окна был приделан стол, обитый фанерой.

Вадька нашел мешок с лапшой, соль, пачку чая. Сковорода, чайник и кастрюля — все было в избе. Нашлись и спички. Каждая находка вызывала немой восторг. Мы, по правде говоря, не ожидали такого приема, а когда отыскали банку свиной тушенки, даже растерялись от неожиданности.

Глотая слюнки, принялись разглядывать ее. Банка была обернута промасленной бумагой. Приглядевшись, увидели на банке много росписей. Побывавшие в избе люди расписались на ней, как на реликвии. Как ни голодны мы были, как ни устали, тушенку трогать постеснялись.

Пришлось отправиться на базар, поискать яиц, но их там не оказалось. Чайки утаптывали мох в гнездах, нестись еще не начинали. Мы вернулись в избу, затопили печку, подумали-подумали и... открыли банку. Трудно сказать, сколько лет было этой тушенке. Может, она пролежала здесь годков тридцать, но могу заверить, что ничего вкуснее я в жизни не пробовал.

Когда мы ее прикончили и сидели, блаженствуя, перед жарко пылавшей печкой, за окном, совсем близко от избы, опустились две белые куропатки. Это было так неожиданно, что мы застыли, будто увидели ожившую на наших глазах картину, и сидели, боясь пошевелиться.

В этом году я впервые видел птиц так близко. У курочки уже появились зеркальца на крыльях, она готовилась садиться на гнездо, а петушок был все еще белым. Он, подпрыгивая, пританцовывал вокруг подруги. Я засмотрелся на них и не заметил, что Вадька тихо вышел. Куропатка упала как подкошенная одновременно с грохотом выстрела, а куропач, окровавленный, взлетел, но, опустившись неподалеку, побежал обратно к лежащей подруге. Второй выстрел уложил и его. Сгоряча я было набросился на Вадьку, стал корить его, но, подумав, согласился — без такого подарка судьбы возвращаться нам было бы тяжело. Жаль стало, что прилетели куропатки поздновато. Явись они пораньше, не пришлось бы трогать реликвию. Было неспокойно на душе и оттого, что теперь мы оставались без единого патрона. Приди медведь, нечем будет и пугануть его.

Ощипав птиц, развесив сушиться сапоги и портянки, сморенные теплом, мы уснули на нарах. Шкура оленя досталась Вадьке, а мне то и дело приходилось вставать, подбрасывать дрова в печку — изба быстро выстывала. Просыпаясь, с сожалением вспомнил то время, когда, по рассказам Гены Лебедева, изба была вся обита оленьими шкурами. Куда они подевались? Затем я приноровился закрывать печную трубу, как только дрова прогорят, и хорошенько под конец вздремнул.

Утром меня разбудило солнце. В камнях щебетали пуночки, неподалеку журчал ручей. На берегу валялось много плавника — серебристых бревен, вымытых морем. Чайки-моевки бегали по зеленому мху, выдирали его и уносили в клювах к гнездовью. На льду, неподалеку от берега, устроились несколько нерп. Тюлени лоснились на солнце, переворачивались с боку на бок и, подняв голову, настороженно озирались.

Птичий базар оказался небольшим, сотни полторы птиц. Разместился он на отвесном, невысоком обрыве, находящемся с восточной стороны небольшого мыска, — не мудрено, что мы не увидели его издали. Да и птицы, очевидно, в полночь вели себя потише. Сейчас же они сновали вдоль скалы, взмывали вверх, кружили. Отовсюду раздавались их пронзительные голоса. Чайки то кудахтали, как куры, то кричали визгливо и истошно, ссорились, мирились, целовались, работали и бесцельно фланировали по базару. Картины менялись мгновенно. Увлекшись съемкою, я позабыл о времени и, лишь когда на скале появилась человеческая фигура, вспомнил, что пора бы и позавтракать.

Как по заказу, чайки начали нестись, но веревки, лежавшие на скале, почти все оказались сгнившими, они рассыпались, стоило прикоснуться к ним. Рискуя сорваться, Вадька все же спустился к гнездам. Яйца были теплые, серовато-зеленые, размером чуть меньше куриных. Обед у нас вышел шикарный. Лапша с куропатками — на первое, глазунья — на второе, ледяная вода из ручья — на десерт.

Идти обратно Вадька наотрез отказался. «Ты же договорился, что за тебя подежурят, — доказывал он. — Давай поживем! Стоило ли тащиться в такую даль, чтобы тут же уходить». В общем — убедил. Насвистывая, Вадька перемыл посуду, заготовил дров. «Хорошо-то как! — приговаривал он время от времени. — Знал же Папанин, где избу поставить!»

На досуге мы перечитали журнал, который, вероятно, оставила Донара. Это была толстая тетрадь в картонной обложке, настоящий судовой журнал. Края его были замусолены кожаными рукавами шуб. Как выяснилось, избу навещали полярники и моряки с проходящих судов. Зимой заходили гидрографы, работавшие у берегов на санно-тракторных поездах. Какой-то поэт оставил в журнале стихи о тоскливо кричащих чайках. Из записей мы узнали, что, если идти по льду, когда сойдет вода, можно добраться до избы часа за четыре. Один из полярников сетовал, что какие-то крохоборы во время сбора яиц обчистили весь базар и летом он увидел здесь лишь одного птенца.

Мы тоже оставили запись в журнале, сознались, что съели тушенку...

Обратная дорога всегда плохо запоминается. Нас опять потащило на лед. Мы прошли по воде несколько километров, пока не поняли, что от нее никуда не денешься, и тогда направились пешком через мыс Щербина, по зеленому мшистому ковру тундры. От влажной земли поднимался пар, и неожиданно мы наткнулись на стаю пасущихся серых гусей. Птицы удивленно уставились на нас, словно видели людей впервые, без гогота поднялись и улетели.