Рут Ренделл - Птичка тари

• Название: Птичка тари
• Автор: Рут Ренделл
• Издательство: Иностранка
• Жанр: Детектив
• Год: 2003
• ISBN: 5-94145-114-8

«Птичка тари» — это напряженный, замечательно написанный психологический триллер, юная героиня которого рассказывает о своем детстве, проведенном в уединенной сторожке старинного имения Шроув вдвоем с нелюдимой матерью. В свои семнадцать лет Лиза ни разу не ездила ни в автобусе, ни в поезде, никогда не играла с ровесниками. Она почти не знает мира, который ее мать Ив называет погибельным. Однако Лизе приходится покинуть сторожку, потому что Ив убила человека. И он не первая ее жертва.

---

Шон наметанным глазом быстро оценил ситуацию.

— Кафе закрыты: слишком поздно. Пабы должны быть открыты допоздна, но, кажется, они не работают. Попробую раздобыть для нас пирог и чипсы или что-то другое.

Ее голод был сильнее разочарования.

— Все, что хочешь. Тебе нужны деньги?

Лиза сказала это весело, пытаясь найти правильный тон, так как раньше ей не приходилось делать подобных предложений. Но Шон почему-то оскорбился.

— Надеюсь не дожить до того дня, когда придется брать деньги у подружки.

Как только он ушел, Лиза выбралась из машины. Она потянулась, вкушая свободу. Этого не стоило делать, так как почему-то ее пробрала дрожь, и виной тому была не погода, такая теплая, как в разгар лета. Ощущение было необычное — головокружение и даже дурнота, так что она чуть не упала.

Лиза открыла дверцу прицепа и забралась внутрь. Посидев пять минут и несколько раз глубоко вздохнув, она почувствовала себя лучше. Кровать убрана в стену, простыни и одеяла свернуты, а стол опущен, все готово, чтобы приняться за еду, как только вернется Шон. Пакеты, которые он принес, сочились жиром, и от них шел резкий запах жареного.

Лиза была так голодна, а запах чипсов и корнуэльских пирогов, которые Шон достал из пакета, был так соблазнителен, что ее вдруг прорвало. Неожиданно для себя и для него она разразилась потоком слез. Шон прижал ее к себе, гладил по волосам, пока она рыдала. Она дрожала, а сердце ее колотилось как бешеное.

— Все хорошо, все хорошо, любимая. Ты пережила шок, это разрядка, все будет хорошо. Я позабочусь о тебе.

Он успокаивал ее. Он гладил ее по волосам, и когда она уже не рыдала в голос, а просто плакала, вытер ей пальцами глаза, нежно, как женщина, так же неясно, как Ив, когда та проявляла нежность. Как только Лиза успокоилась, Шон сделал то, что она так любила: начал расчесывать ей волосы своим гребнем с толстыми тупыми зубьями. Гребень легко скользил по ее длинным темно-каштановым волосам, от корней к концам, и как только он замер, Лиза почувствовала прикосновение его пальцев — как они дотронулись и приникли к ее шее и мочке уха. Она задрожала, на этот раз не от шока или непривычного ощущения.

— Поцелуй меня, — сказал Шон.

Поцелуй оказался гораздо более страстным, чем он ожидал, продолжительный чувственный поцелуй, полный сдержанного огня, вырвавшегося теперь на свободу. Он засмеялся:

— Давай поедим. Я думал, что ты голодная.

— О да. Я проголодалась.

— А не скажешь.

Она впервые попробовала корнуэльский пирог. Ей не с чем было сравнивать, и Лиза не знала, хороший это пирог, обычный или плохой, но он ей понравился. В прошлом ей никогда не позволяли есть руками. Вся ее жизнь подчинялась мягко навязанным, но жестким правилам.

— Когда мы доберемся до места, — заявила Лиза, — я расскажу тебе историю моей жизни.

— Хорошо.

— Конечно, не знаю, но мне кажется, что история эта очень необычна.

— Тебе предстоит еще долгий путь, лет эдак на семьдесят.

— Можно взять последний чипс? Я расскажу тебе все с самого начала, с того момента, как помню себя. Мне тогда было четыре года, и тогда она убила первого.

Лиза оторвала кусок от рулона туалетной бумаги, который Шон держал рядом с кроватью вместо салфеток, и вытерла рот. Когда Лиза обернулась к нему, чтобы сказать, что готова, они могут отправляться, когда он захочет, то увидела, что Шон пристально смотрит на нее и на его лице застыло выражение ужаса.

3

Одним из первых ее воспоминаний был поезд. Стояло лето, и они с матерью вышли погулять в поле, когда услышали свисток паровоза. Одноколейная дорога проходила по долине между рекой и пологими отрогами высоких холмов. Это была небольшая ветка, и позднее, когда Лиза подросла, мать сказала ей, что более живописного маршрута нет на Британских островах. Ее глаза сияли, когда она говорила об этом.

Но в тот запомнившийся Лизе полдень пассажиров было немного, и те не выглядывали из окон, оценивая красоту пейзажа, разве что все любовались высокими холмами с другой стороны, и когда мать помахала им и Лиза присоединилась к ней, никто не помахал в ответ. Поезд прошел мимо не очень быстро и исчез в круглом черном жерле туннеля, который пробуравил склон холма.

Лиза подозревала, что они с матерью приехали туда незадолго до того дня, когда она впервые увидела поезд. Если бы они жили там давно, она видела бы поезд раньше. Возможно, они поселились в сторожке всего за несколько дней до этого. Откуда они приехали, Лиза не имела представления ни тогда, ни много лет спустя. В ее памяти не сохранилось никаких образов из предшествовавшего тому дню прошлого: ни лиц, ни картин, ни голоса, ни прикосновения.

Существовала только мать. Существовала только сторожка, где они жили, и ворота, увенчанные аркой, с маленьким домиком в одну комнату за ними, и в отдалении Шроув-хаус. Дом был наполовину скрыт высокими красивыми деревьями, его стены таинственно и заманчиво поблескивали между их стволов. Когда мать читала Лизе сказки, а в них часто упоминался дворец, она обычно говорила: «Как Шроув, вот что такое дворец, дом как Шроув». Но все, что Лиза могла разглядеть в этом Шроуве, пока ей не исполнилось почти пять лет и пожелтевшие листья не облетели с деревьев, были призрачная серость, сияние окон, блеск шифера под лучами солнца.

Позднее Лиза увидела Шроув во всем его великолепии, увенчанный каменной балюстрадой, расколотой надвое треугольником фронтона, со множеством окон, с разлетом лестниц и статуями в нишах. Она сознавала даже тогда, что дом, казалось, нежится в солнечных лучах, самодовольно ухмыляясь в усы.

Почти каждый день мать уходила в дом, который напоминал дворец из волшебной сказки, иногда на несколько часов, иногда всего минут на десять, и когда она уходила, то запирала Лизу наверху в ее спальне.

Домик у ворот был сторожкой при Шроув-хаусе. Позднее, когда Лиза подросла, мать рассказала ей, что она построена в готическом стиле и не такая старая, как сам дом. Ее строили так, чтобы сторожка напоминала средневековый замок, поэтому ее снабдили башенкой с бойницами на самой верхушке и высоким остроконечным фронтоном. От фронтона была перекинута через ворота арка, опиравшаяся другим концом на маленький домик, который, благодаря узким окнам и кованой двери, напоминал миниатюрный замок.

Ворота были железные, всегда настежь распахнуты и украшены затейливой надписью: Шроув-хаус. Сторожка, и арка ворот, и маленький замок были сложены из небольших кирпичей, коричневато-красных, как плоды шиповника. У Лизы и матери наверху были две спальни, гостиная и кухня внизу и уборная на улице. И все. У Лизы была спальня в башенке, откуда открывался вид на весь сад, лес, парк Шроува и все, что находилось за ним. Лиза не любила, когда ее запирали в спальне, но страшно ей там не было, и она ни разу не протестовала.

Мать оставляла ее с каким-нибудь заданием. Она начала учить Лизу читать, поэтому покупала ей моющиеся детские книжки с буквами, напечатанными на коленкоровых страницах. Она также давала ей бумагу, два карандаша и книгу, чтобы срисовывать картинки. У Лизы была детская бутылочка с апельсиновым соком, потому что если бы ей дали стакан или чашку, она могла бы расплескать сок на пол. Иногда ей оставляли два бисквита, не больше двух, или яблоко.

Лиза тогда не знала, что делает мать в Шроув-хаусе, но позднее она выяснила это, потому что мать начала брать ее с собой, и Лизу больше не запирали в спальне — за исключением тех случаев, когда мать уезжала за покупками. Но это началось позднее, больше чем через полгода после того, как все случилось, когда настала зима, и снег покрыл склоны холмов, и все деревья стояли голые, кроме громадных голубых кедров и высоких черных елей.

До этого, летом, привезли собак. Лиза видела собак, кошек или лошадей, а также других животных, не считая диких, только на картинках. Ей казалось, что этих двух собак привезли на другой день, после того как они с матерью гуляли в полях и видели первый поезд, но это могло случиться и позднее, через неделю или даже через месяц. Нелегко было вспомнить, сколько прошло времени, через столько лет.

Собаки принадлежали мистеру Тобайасу. Их привез не он, а другой мужчина. Лиза ни разу не видела мистера Тобайаса, только слышала о нем, и ей не представлялось случая увидеть его долго, очень долго. Мужчина, который привез собак, приехал в машине, напоминавшей крытый фургон, внутри которого была перегородка из белой проволоки, отделявшая заднюю часть кузова, где находились собаки, от передних сидений. Мужчину звали Мэтт. Он был невысокий, крепко сбитый, с широкими плечами, очень сильный, судя по всему, и его волосы от широкого красного лба росли вверх, как щетинки на щетке.

— Это доберман-пинчеры, — сказала мать. Она всегда все объясняла, медленно и старательно. — В Германии, это другая страна, очень далеко отсюда, их обычно тренируют как полицейских собак. Но эти собаки — домашние. — Она обратилась к Мэтту, который как-то странно смотрел на нее: — Как их звать?