Марина Друбецкая - Мадам танцует босая

• Название: Мадам танцует босая
• Автор: Марина Друбецкая
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-699-58326-3

«Мадам танцует босая» — первый из серии проникновенных и захватывающих ретророманов Ольги Шумяцкой и Марины Друбецкой. Авторы пишут о России, в которой длится Серебряный век, кинематограф и фотоискусство достигают расцвета, в небе над столицей плывут дирижабли, складываются чьи-то судьбы и разбиваются чьи-то жизни.

В основе сюжета — любовный треугольник: гениальный кинорежиссер Сергей Эйсбар, в котором угадываются черты Сергея Эйзенштейна; юная раскованная фотоавангардистка Ленни Оффеншталь и кинопромышленник Александр Ожогин. На фоне эпохи они любят и творят, а эпоха рвется из рук как лента кинопленки…

---

— Я приготовила ванну со льдом — может быть… — подала голос Лизхен, удивляясь, что же «оч-ч-чень хорошего» и даже «прекрасненького» в температуре за сорок и ангине.

— Милая моя Елизавета Юрьевна, — ответствовал доктор Бритов, — племянница ваша скорее на стрекозу похожа, чем на креветку, а вы — в лед. Я же сказал — эльф да и только. Не будем подвергать ее подобным экзекуциям. Эльфы ласку любят и тепло. Правда, барышня? Видите, молчит, значит — правда.

Ленни между тем умоляюще смотрела на тетку и шевелила губами. Лизхен догадалась, что она хочет сказать.

— Аркадий Николаевич, у нас тут еще квадраты по комнате ходят.

— Квадраты? Замечательно! Надо же, квадраты! — развеселился доктор Бритов. — А треугольники не ходят? — Ленни кивнула. — И треугольники тоже? Чудесно! Тогда мы еще успокоительных порошочков добавим в липовый отвар. На выставки футуристов, конечно, ходит.

— Ходит, — подтвердила Лизхен его предположение.

— Н-да, деточка. Так в наши галлюцинации вторгается новое искусство. А может быть, новое искусство питается нашими галлюцинациями? Не исключаю и такой постановки вопроса. Помню, когда я только начинал практику, кошмары носили, так сказать, фигуративный характер. Преобладали рогатые животные, птицы — не поверите, до семи голов доходило, когти величиной с дом. Тот, кто путешествовал по Европе, грезил интересными архитектурными сооружениями. Скажем, Эйфелева башня — украшение Парижа. Так вот, у одного приятного господина, моего пациента, одним из симптомов делириума стало то, что эта башня виделась ему громадной вилкой. Эдакими вилами, которыми он собирался нечто зацепить на небесах. Кстати, вечерами я наблюдал одного наследника славной театральной семьи — так вот, ему все видится человек, сшитый из кусков других людей…

Болтая, Бритов влил в Ленни несколько кружек отвара с успокоительным порошком. Потом, навертев на стеклянную палочку клок ваты и обмакнув ее во флакон с черной жидкостью, который, как по команде, выскочил из докторского саквояжа, умудрился смазать горло беззащитной Ленни. Лизхен крикнула горничную и велела ставить чай и приготовить доктору закусить.

Ночь Ленни проспала крепко, почти спокойно. Квадраты и треугольники приходили к ней во сне, но сны эти не были мучительными. Лизхен всю ночь сидела рядом в кресле, дремала и время от времени приподнималась посмотреть, как там больная, не раскрылась ли, не нуждается ли в уксусном компрессе или теплом питье, не надо ли положить на лоб прохладную ладонь — успокоить, утишить, усыпить? Но ночь проходила тихо, и Лизхен, опустившись в кресло, снова погружалась в сон.

Утром Ленни проснулась потная и слабая. Температура спала, однако Лизхен считала, что болезнь и не думала отступать. Просто снадобья доктора Бритова временно оказали благотворное действие. Она была права. Горничная вышла за новым компрессом и свежим чаем. На сегодняшний вечер были назначены гости, отменить которых в ажиотаже забыли, и Лизхен с мученическим выражением лица ушла принимать их, как была, — в домашнем, впрочем, весьма изящном, как все ее туалеты, платье.

Ленни в очередной раз скинула одеяло, спустила ноги с кровати. Долго сидела, соображая, что следует делать дальше. Наконец сползла на пол, пошатнулась, сделала шаг и пошла. Ноги были ватные. Сердце стучало у горла. Цепляясь за стены, углы шкафов и комодов, столешницы, каминные доски, дверные косяки, Ленни упорно двигалась к прихожей. Теперь она знала, куда идет. Ей непременно надо было понять, откуда появляются треугольники и квадраты и что за улица отражалась в луже на полу ее спальни. На пороге гостиной она на мгновение остановилась. Там царил полумрак. За круглым столом, в тени абажура сидели гости, вытянув вперед руки. Ленни заметила застывшее отрешенное лицо Лизхен.

— Вызываю дух императора Наполео-о-она! — произнес заунывный голос.

— Я-а-а дух фарао-она Эхнато-она! Иду-у-у к ва-а-ам! — отвечал другой голос, замогильный.

— Бросьте паясничать, Василий Васильич! Как не стыдно! Дело серьезное! Спугнете! — раздались возмущенные крики.

Шел спиритический сеанс. Ленни вздрогнула, тенью метнулась в прихожую, схватила накидку Лизхен, которая валялась в кресле, закуталась с головой и выскользнула за дверь.

Кузнецкий вздыбился, превратившись неожиданно в Эверест. Встал перед Ленни намертво, преградив дорогу. Ленни начала изматывающее восхождение. Ноги из ватных стали чугунными. Как идти вперед? Ленни старалась, передвигала ноги одну за другой — левая, правая, левая, правая. Свернула на Рождественку, пересекла Пушечную. У гостиницы «Савой» почувствовала такую слабость, что привалилась к холодной шершавой стене, не в силах сделать больше ни шага. Колени подогнулись. Земля ушла из-под ног. В глазах потемнело. Ленни сползла на землю и впала в полуобморочное состояние. Кто-то теребил ее за рукав. Потом легонько похлопал по щеке.

— Барышня! Вы можете говорить? Барышня! — раздался мягкий низкий голос, и чья-то теплая рука дотронулась до ее лба. — Ого! Да у вас жар, и какой!

Ленни с трудом разлепила веки. Над ней склонилась страшная морда с огромными круглыми стеклянными линзами вместо глаз. Ленни вскрикнула.

— Вот я дурак! Простите! — мужская рука сорвала стеклянные линзы. Ленни облегченно вздохнула: очки. Теперь на нее смотрели глубоко запрятанные под густыми бровями встревоженные глаза. — Вы можете говорить? Куда вас отвезти?

Она пробормотала что-то невнятное.

— Неглинка? — переспросил он, подхватил ее на руки и куда-то понес. — Да вы прямо пушинка!

От резкого движения она потеряла сознание, а придя в себя, обнаружила, что лежит на пухлых кожаных подушках в авто василькового цвета. Где она видела автомобиль василькового цвета? Ведь она точно помнит, что недавно где-то видела его! Она хотела спросить у хозяина авто, кто он такой и где они могли встречаться, но тут же забыла вопрос. Лишь посмотрела бездумно на широкую спину своего нежданного спасителя.

Через две минуты они подъехали к ее дому. Незнакомец выскочил из машины и распахнул заднюю дверцу.

— Я сама, — попыталась выговорить Ленни, приподнялась и сделала слабое движение, чтобы выйти из авто. Голова закружилась. К горлу подступила тошнота.

— Ну-ну! — произнес владелец авто таким тоном, будто Ленни — ребенок, осторожно извлек ее из машины и, крепко прижав к себе, понес к ней домой. Ей приятно было лежать в его сильных руках, качаться в них, словно в люльке. Он медленно, стараясь не потревожить ее, поднялся в бельэтаж, локтем вдавил кнопку звонка. Испуганная горничная открыла дверь. За ней в переднюю выбежала рыдающая Лизхен с флаконом нашатыря в руках.

— Да ладно вам. Вот она я, — прошептала Ленни.

Горничная и Лизхен засуетились вокруг нее, но Ленни уже ничего не видела и не слышала.

Хлопнула входная дверь: незнакомец исчез. Лизхен бросилась было за ним, чтобы поблагодарить, но — уже не догнать!

На следующий день Ленни пошла на поправку. Доктор Бритов наведывался еще пару раз, светил фонариком ей в горло, одобрительно хмыкал, один раз пил чай с домашними бисквитами и крошечными бутербродиками «канапе», другой — кушал нежнейшего вкуса телячьи котлетки в розмариновом соусе, целовал Лизхен ручки и уехал, абсолютно довольный состоянием пациентки.

Ленни лежала в постели и чему-то улыбалась.

Глава 6 Пожар на кинофабрике

— Вы понимаете, Александр Федорович, свет, он же может не только освещать предметы, да и не должен. Он должен привлекать зрителя, высекать эмоцию, он… он… Вот, например, яркий свет или неяркий. Что вам больше нравится? Это такое дело — можно ввести зрителя в нервическое состояние, подавленность, а можно — в исключительную эйфорию. Или — как свет направить. На лицо или на фигуру, или вообще — на посторонний предмет с целью отвлечь внимание, — Эйсбар говорил быстро, страстно, сглатывая окончания слов и размахивая руками, — плоский предмет или объемный. Он сам по себе вроде бы плоский, а подсвети его с нужной стороны…

Ожогин слушал, чуть набычившись, упершись взглядом в пол и засунув руки в карманы. С лица его не сходило сонное выражение.

— Вы почему мокрый? — Неожиданно спросил он.

Эйсбар прервался на полуслове, удивленно оглядел свои руки-ноги, провел рукой по груди, не вполне еще придя в себя и не понимая, чего от него хочет Ожогин. Рубаха, штаны, ботинки действительно были мокрыми. Да и буйная шевелюра не просохла.

— На съемках был, — наконец произнес он.

— На каких?

— В Малом театре потоп. В подвалы хлынуло из трубы. Говорят, Неглинка прорвалась. Первый этаж целиком затопило. Так вот, с помощью света можно создавать образы предметов. И не только предметов — целых сцен. Если построить декорацию вглубь, сделать несколько уровней и в каждом — свое освещение. А еще я пробовал отражать свет от поверхности предметов. Вы не поверите, наблюдал удивительный эффект, полное преображение пространства.