Марина Друбецкая - Мадам танцует босая

• Название: Мадам танцует босая
• Автор: Марина Друбецкая
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-699-58326-3

«Мадам танцует босая» — первый из серии проникновенных и захватывающих ретророманов Ольги Шумяцкой и Марины Друбецкой. Авторы пишут о России, в которой длится Серебряный век, кинематограф и фотоискусство достигают расцвета, в небе над столицей плывут дирижабли, складываются чьи-то судьбы и разбиваются чьи-то жизни.

В основе сюжета — любовный треугольник: гениальный кинорежиссер Сергей Эйсбар, в котором угадываются черты Сергея Эйзенштейна; юная раскованная фотоавангардистка Ленни Оффеншталь и кинопромышленник Александр Ожогин. На фоне эпохи они любят и творят, а эпоха рвется из рук как лента кинопленки…

---

Жоринька склонил голову. Раздался взрыв. В небо взлетели петарды, рассыпались на тысячи светлячков, огненными гроздьями повисли над ослепленным и оглушенным садом и гасли, оставляя после себя дымные белые хвосты. И снова шарахнул взрыв, и снова вспыхнуло небо. Публика ахнула. Замерла в восхищении. Раздались робкие хлопки, потом еще, еще, и вот уже весь сад восторженно аплодировал. Вспышка фейерверка мгновенно высветила лицо Жориньки, и Ленни увидела его, будто на экране. Крупный план: золотые кудри, синие глаза под темными ровными бровями, прямой, чуть-чуть крупноватый нос, еще совсем детские пухловатые губы.

— Ого! — подтолкнула она Лизхен в бок. — А вот и первый натурщик! Такого в любую фильму возьмут.

Лизхен с ленивым интересом посмотрела на Жориньку.

— Н-да-а! — протянула она. — Хоро-ош! Послушайте, Жоринька, — обратилась она к нему, — вам кто-нибудь говорил, что вы очень красивы?

Жоринька захлопал синими своими глазами, но ни слова не сказал в ответ.

— Вам надо в синема сниматься, Жоринька, — продолжила Лизхен.

— Да я вот ходил… господин Ожогин… даже не заметил… я ждал, ждал… потом уснул… — забормотал вконец растерявшийся Жоринька.

— Ни к кому ходить не надо, — весомо произнесла Лизхен. — Солидные люди сами никуда не ходят. Это за них делают агенты. Моя племянница с удовольствием будет представлять ваши интересы. У нее свое натурбюро.

Ленни хихикнула и в знак согласия махнула алым пером.

— Как жена юриста, пусть и бывшая, скажу тебе, что знакомиться с человеком просто так, без контракта — только память зря насиловать, — шепнула Лизхен, наклонившись к Ленни. — Подпишем бумаженцию сейчас же. Эй, любезный, — она подозвала официанта. — Принесите бумагу, чернила и шампанское. Сразу это дело и отпразднуем. Вы готовы, Жоринька?

Жоринька промямлил что-то невразумительное.

— Он готов, — сказала Ленни. — Не бойтесь нас, Жоринька. Мы пороть вас не будем. А вот звезду из вас сделаем.

И залпом осушила бокал ледяного шампанского.

Глава 5 Ленни видит кошмары

Наутро после «электрического» вечера Ленни проснулась с ощущением, будто ей в горло засунули пушистый помпон, а днем, выходя из танцевальной студии, почувствовала, что в горле застряла кость. Даже не кость, а буква «Ш» со всеми своими палками-костяшками. Во рту появился противный металлический привкус. Небо стало шершавым, раздраженным. «Ш-ш-ш», — прошипела Ленни и тут же решила попробовать горло. «А-а-а!» — прозвучало хрипло и как-то безнадежно. «При чем тут „ш“? При чем тут „а“?» — обреченно подумала Ленни и приложила ладошку ко лбу. Горячий. Вот если бы у нее было авто, как то, что несколько дней назад она видела возле парадного Ермолаевского особняка, пусть не василькового цвета, пусть поменьше, тогда — фью-ють! — и через мгновение ока она оказалась бы дома, в постели. «Какого цвета авто ты хочешь?» — строго спросила себя Ленни, словно сама у себя принимала экзамен по неизвестному предмету. «Оранжевое!» — сама себе ответила Ленни и тут же увидела, как катит по Пречистенке в оранжевом авто, и сама она такая оранжевая, и улица, и дома, и люди, и лошади, и небо, и все-все-все… все-все… и круги перед глазами… и рулем крутит вправо, налево… вправо… влево… впра… Ее сильно качало, но нужно было во что бы то ни стало взять себя в руки, добраться до остановки трамвая, влезть в вагон. В любой — необязательно в ее, расписной. Может быть, даже лучше, если вагон будет обычным. Она представила себе экзотические цветы ядовитой расцветки, украшающие стены ее «красавца», и ее слегка затошнило. Ноги стали ватными. Голова кружилась.

Она добрела до бульвара, присела на лавочку, и силы вмиг покинули ее. Справа, возле тумбы с театральными афишами, сидела черная кошка и довольно мрачно наблюдала за Ленни. «А-а, киса!» — прошептала Ленни, но кошка не ответила. Смотрела пристально, холодно. «Неужели именно я у нее под прицелом? Но за что? Не может быть!» — удивилась Ленни и, слабо ворочая головой, оглянулась. Действительно, кошка смотрела чуть правее, туда, где в сопровождении полной дамы и ее одутловатого кавалера прогуливался как ни в чем не бывало белый пудель на серебряном поводке. Черную кошку белый пудель, видимо, знал не понаслышке: размотав все три метра поводка, дал кругаля и ринулся прочь, увлекая за собой хозяйку и ее кавалера. Кошка продолжала следить за ним тем же бесстрастным взглядом, затем, повернувшись к Ленни, кивнула ей. Ленни кивнула в ответ. И тут появился трамвай.

Входя в дом, Ленни чувствовала себя одной из тех прозрачных фигур, про которые она недавно говорила подружке в танцевальной студии Мадам. Лизхен лежала на диване в гостиной, держа в руках новый сборник Тэффи.

— Лизхен! — прохрипела Ленни, цепляясь за дверной косяк. И осела на пол.

Мгновенно растеряв свою томность, Лизхен соскочила с дивана.

— Говорила я тебе, не пей холодного шампанского! И уж точно не все бокалы с подноса — это все равно, что выпить маленькое швейцарское озеро! — крикнула она и, подхватив Ленни на руки, потащила в постель. — Градусник!

Испуганная горничная примчалась с градусником. Лизхен сунула его в рот Ленни и по золотым карманным часикам стала отсчитывать минуты.

— Сорок.

В обычной жизни вроде и не дама даже, а распустившийся цветок магнолии — ножка-лепесток туда, ручка-лепесток сюда — теперь она была сама собранность и скорость. Кухарку вытолкали за врачом. Горничную — в гастрономию за колотым льдом. Сама Лизхен сидела возле постели Ленни, держа у той на лбу полотенце, смоченное в холодной воде с уксусом. Ленни лежала, запрокинув голову, приоткрыв рот и время от времени проводя языком по сухим горячим губам.

— Квадраты… — шептала она. — Квадраты.

— Что, милая, что? — Лизхен склонилась над ней.

— Спаси меня — их целая колонна.

И Ленни закрыла глаза. Лизхен в растерянности посмотрела на дверь, на раскрытое окно, поспешно встала, задернула шторы и вернулась к кровати. А из распахнутой двери на Ленни двигались существа, состоящие из оживших линий. Вот Алексис Крутицкий с Жоринькой на хвосте. Нет, это два длинных параллелепипеда. И в то же время — Алексис и Жоринька. Вот Мадам, превратившаяся вдруг в черный квадрат. Вот молодой человек с буйной шевелюрой, пахнущий вишневым вареньем. Или треугольник, прочно стоящий на широкой основе? Овалы, круги, трапеции… Острые и тупые углы… Знакомые и незнакомые… Никакой в них не было агрессии, да и флиртовать с Ленни они не собирались, но отчего-то были ей неприятны. Зачем они тут? Откуда явились? Надо ли с ними здороваться, когда подойдут ближе? А если пожимать руки, то где у них руки-то? Иногда от сквозняка фигуры изгибались — как трава на ветру. Гнулись, извивались, переламывались пополам, клонились к ее постели.

Ленни выдвинула вперед кулачки, как боксер, которого она недавно видела в киножурнале «Пате». Вдруг фигуры исчезли. На полу разлилась огромная лужа. Ленни перегнулась через край кровати и, заглянув в нее, обнаружила мир вверх ногами. Улица, дома, авто, пешеходы, и все движется, едет, бежит вниз головой, как будто два мира столкнулись на поверхности воды — обычный и наизнанку — и существуют одновременно. Ленни не успела удивиться тому, откуда в ее спальне лужа, авто, пешеходы и почему в этой луже она видит не отражение комнаты, а нечто несуразное, а улица уже развалилась на части. Дома вскарабкались один на другой, линии тротуара и мостовой легли наискось, толпы одинаковых людей побежали в разные стороны и неожиданно столкнулись в центре лужи. Ленни застонала. Словно в ответ на ее стон зазвонил дверной колокольчик.

— Доктор! — радостно воскликнула Лизхен и ринулась открывать.

Доктор Бритов как раз опускал в кастрюльку с кипящей водой нежный стебель спаржи, когда за ним прислали. Доктор Бритов чертыхнулся, в сердцах бросил спаржу на кухонный стол и вытер руки о фартук. Он был поэт в душе и гастроном на досуге. Два пучка нежной весенней спаржи ему прислала вдова профессора Мехова, старшего товарища и учителя Бритова. Вдова знала, что Бритов кухарит сам. Не из соображений экономии, а художественных переживаний ради. Уже кипела вода, уже почищены были островерхие зеленые стебли — а тут посыльный от Лизхен. Пожалуйте на свежий воздух с тревожным чемоданчиком.

— Что тут у нас? — вытирая руки горячим полотенцем, Бритов уселся в кресло рядом с укутанной в два одеяла Ленни. — Так, озноб. Оч-ч-чень хорошо. Температурка? Ага, вижу. Прекрасненько. А барышня в своих одеяльцах похожа у нас на кокон бабочки, что, как мы знаем, обещает прекрасные превращения. Ну, прекрасный эльф, открывайте рот — говорите «а-а-а»! Конечно, как я и думал, ангинка, жар реактивный и от молочка с липовым отварчиком спадет. Хрипов, слава богу, нет. Отварчик велите приготовить, уважаемая Елизавета Юрьевна, сейчас же и вольем в нашу бабочку.